^{l:href='#h15'>15}.

Этот далеко не радикальный способ разрешения аграрного вопроса, полностью соответствовавший программе кадетской партии, многими ее членами был встречен теперь в штыки. Так, Ф. И. Родичев на заседании Национального центра заявил: «Землю нельзя кроить по произволу, брать у одних и отдавать другим — человека связывают с ней такие узы, которые разрывать насильно невозможно. Только прогрессивный земельный налог может привести к разрешению аграрной проблемы»¹⁶. Его поддерживали Новгородцев, Степанов, Тыркова и др.

Подобная же ситуация наблюдалась при обсуждении документа, официально формулировавшего политическую платформу Национального центра¹⁷. Пункт о принудительном отчуждении земли вызвал горячие возражения. Противники этого пункта соглашались голосовать за него только в том случае, если будет признано, что его содержание носит декларативный характер. Такое заверение было дано. В протоколе заседания зафиксировано, что «этот пункт является декларативным и имеет цель дать и для русского общества, и для Запада характеристику демократических настроений Национального центра»¹⁸.

Итак, внутри самого Национального центра шли те же споры, что и в Особом совещании. Однако в своей среде кадетам легче удавалось достичь соглашения, поскольку сторонники реставраторских тенденций из их числа в отличие от «правых» из Особого совещания признавали необходимость маскировки этих тенденций.

В большинстве своем кадетское руководство считало необходимым при разработке аграрного законодательства прежде всего отстаивать интересы помещичьего класса. Как подчеркивал Астров в письмах в Москву, екатеринодарские кадеты видели «центр тяжести» решения земельного вопроса не в «общей» аграрной реформе, а в «установлении взаимных отношений между ограбленными собственниками (выделено нами. — Н. Д.) и теми, кто фактически обрабатывает сейчас землю»¹⁹.

Некоторые члены Национального центра (Волков, Червен-Водали) опасались, что при такой позиции можно вскоре оказаться «перед новой революцией» и во избежание этого предлагали принять определенные меры для привлечения крестьянства на свою сторону. Кадеты сознавали трудность этой задачи. «После Ленина (т.е. большевистского Декрета о земле. — Н. Д.), — говорил Астров, — деревню уже не соблазнишь никакими посулами». Все, что мы могли сказать крестьянину, вторил ему Новгородцев, «он уже слышал и во всем разочаровался»²⁰. В своей аграрной политике кадеты рассчитывали опереться на кулака, надеясь, что он станет опорой преодоления последствий революции в деревне.

Созданная Особым совещанием комиссия во главе с перебравшимся из Москвы на Юг В. Н. Челищевым и монархистом А. Д. Билимовичем разработала аграрный проект, согласно которому практические меры решения земельного вопроса откладывались до конца гражданской войны. Срок проведения проекта в жизнь определялся в семь лет. Но и тогда в руки крестьян должно было переходить ежегодно только 30% общего количества помещичьей земли, т.е. столько, сколько обычно до сих пор переходило путем обычной купли-продажи²¹. Пока же все лучшие земли в «деникии» были захвачены помещиками, кулаками, казачьей верхушкой. Крестьянство на собственном горьком опыте убеждалось, что деникинская армия несет с собой полную реставрацию дореволюционных земельных порядков.

«Закону» Челищева — Билимовича полностью соответствовал «проект положений по аграрному вопросу», принятый на Харьковской конференции партии «народной свободы» 3–6 ноября 1919 г. (о ней будет рассказано ниже). Проект не признавал фактического перехода земли к крестьянам во время революции и определял возможность такого перехода лишь путем «добровольных сделок между сторонами с помощью государственного кредита». А уже только в дальнейшем, если бы добровольное соглашение не состоялось, предвиделось «принудительное отчуждение потребной площади земли из частновладельческих имений» (конечно, за выкуп) для создания кулацких «крепких трудовых хозяйств»²². Таким образом, возвращение к традиционной кадетской формуле «принудительного отчуждения» мыслилось лишь с характерной «столыпинской» поправкой. Проект решительно требовал «положить конец всем беззакониям и беспорядкам в деревне»²³ (читай: всем революционным преобразованиям). В целом харьковский вариант аграрной программы отражал лишь слегка завуалированную кадетской демагогией политику латифундистов.

Как видим, в годы гражданской войны позиция кадетов в аграрном вопросе сместилась резко вправо по сравнению с их партийной программой. Частичное, субъективное, объяснение этому можно найти в том, что многие члены руководства партии «народной свободы» (Панина, Долгоруков, Трубецкой, Гронский, Родичев и др.) сами являлись крупными землевладельцами и их реакция на аграрный переворот в России была такой же, как у других представителей помещичьего сословия. Подобное объяснение дает, например, А. В. Тыркова в книге «То, чего больше не будет», вышедшей через много лет после описываемых событий.

Дочь многоземельного помещика, она до начала революции «как-то не связывала» кадетской программы с родительским имением. «Я не задумывалась над тем, — пишет Тыркова, — что ведь и до нас может дойти очередь и нас могут лишить деревенского простора, к которому мы так привыкли, лишить гнезда»²⁴.

Говоря об отношении кадетских лидеров к аграрной проблеме, Винавер писал Милюкову: «Нельзя же забывать, что Панина — крупная помещица», и ей принять серьезные изменения в системе землевладения, «конечно, труднее, чем нам с Вами». Соглашаясь с этим, Милюков констатировал в ответном письме, что даже в левом кадете Оболенском (происходившем хотя из княжеской, но сильно обедневшей семьи и не владевшем никакой земельной собственностью) «сказался помещик, как это ни неожиданно и невероятно»²⁵. Эти признания свидетельствуют о том, что многие положения партийной программы кадеты воспринимали чисто теоретически, в отрыве от реальной действительности. Когда дело не в теории, а на практике коснулось владений кадетских деятелей, их собственнический инстинкт взбунтовался, что и нашло выражение в прениях по аграрному вопросу на заседаниях Национального центра.

Однако главная, объективная, причина изменения позиции кадетов в вопросе о земле заключается, несомненно, в их общей эволюции вправо в годы гражданской войны, в их единении с помещичьей реакцией. Трансформация аграрной программы партии «народной свободы» закономерна и исторически обусловлена. Этого нельзя не учитывать при характеристике кадетских аграрных теорий предреволюционного периода, которые изображаются в новейшей буржуазной историографии как сугубо радикальные и наиболее соответствовавшие чаяниям крестьянства²⁶. В годы гражданской войны раскрылась истинная позиция главной партии буржуазии по коренному вопросу российской революции — вопросу о земле.

Что касается отношения екатеринодарских кадетов к рабочему вопросу, то оно обычно характеризуется ставшей почти хрестоматийной цитатой из «Свободной речи»: «Если рабочие не сумеют найти в себе нравственных сил для самообуздания, придется создать новые рабочие кадры, быть может, даже ввозить рабочих из-за границы»²⁷. Однако кадетский подход к решению рабочего вопроса был не столь однозначен. Думается, что руководство Национального центра склонялось на уступки рабочему классу скорее, чем крестьянству. Видимо, это объяснялось пониманием огромного значения пролетариата в борьбе против сил контрреволюции. Ведь именно поэтому московские кадеты в письмах на Юг настаивали на необходимости гибкого отношения к рабочему вопросу.

Голоса в поддержку этой точки зрения раздавались и на заседаниях Национального центра в Екатеринодаре. «Нельзя рассчитывать на успех борьбы с большевизмом при помощи одних штыков, — уверял своих коллег Червен-Водали. — Необходимы также меры, способные убедить рабочее население в том, что возрождаемый порядок лучше большевистского… Нужно дать ему уверенность в том, что его настроения получат известное удовлетворение». С этим соглашался и Новгородцев, призывавший «дать понять рабочему населению, что будет проявлено внимание к его действительным нуждам и интересам»²⁸.

В выпущенной кадетскими пропагандистами листовке «Наши цели, за что мы боремся» возвещалось,