– А почему тебе не удается вырываться почаще?

– Этому еще не время. Я тревожусь за Пауло. Изредка он появляется в учебном центре, но тренировать-то уже все равно никого не может. Я подробно пересказываю ему вечерами все, что произошло в школе, – и ему кажется, будто он сам там преподает.

– Какая прискорбная ситуация – для Пауло… для тебя… для Ультимато… Этот конь заслуживает того, чтобы его показали публике. Жаль, что Патриция не смогла приехать, чтобы посмотреть, каков он хотя бы в шуточном деле.

– Патриция не любит боя быков. Ей противна сама мысль о том, что животным причиняют боль.

– Придется ей с этим смириться.

– Не уверен.

– Но у вас с нею по-прежнему все в порядке? Мигель поднял борт фургона, закрыл его на засов, отошел на шаг, окидывая взглядом свою работу.

– Мне кажется, я ее люблю.

– Святая заступница! – Эмилио постучал себя по лбу, а затем в насмешливой мольбе воздел руки к небесам. – Любовь – это смертельный недуг.

Мигель рассмеялся.

– А что, разве ты никогда не влюблялся?

– Ну, а как же! В одиннадцатом классе – в рыжую с передней парты. Я даже подарил ей серебряную пряжку со своего ремня.

– Мне кажется, эта любовь не затянулась надолго, ведь пряжка-то по-прежнему у тебя.

– Она отдала ее парню с передней парты, и мне пришлось поколотить его, чтобы заполучить пряжку обратно.

– Настанет день, Эмилио, и ты тоже влюбишься.

– Кто угодно, только не я. Мне нравятся романы острые и быстротечные. Потанцевать в дискотеке, угостить вином, провести пару часов в постели, а наутро – проснуться в одиночестве.

– Да ведь и я придерживался тех же правил – но нашел ту, которая мне нужна, и это все изменило.

Эмилио хмыкнул, заводя «феррари» и медленно отбуксировал грузовик на главную дорогу.

Лаура с бокалом в руке следила за тем, как наемные работники, покидая ферму, торопливо взбираются на борт грузовика с прицепом. Был пятничный вечер, и Эдгар решил угостить их всех пивком в местном кабачке.

Ослепительное солнце клонилось к закату. Кое-как выбравшись через кухонную дверь, Лаура нашла тачку, приставленную к стене сарая, и покатила ее по направлению к инсекторию. Войдя под навес, она оцепенела, заранее приготовившись к самому худшему. Но рои жужжащих насекомых не набросились на нее. Все было тихо. На кирпичном полу прямо перед ней стояли длинными рядами цветочные горшки с люцерной. Этим, вспомнила она слова Патриции, надо кормить плохих жучков. И вот она увидела их – целые гроздья черных жучков, налипших на стебли растений. Не медля, она начала брать один горшок за другим и отряхивать, ссыпая отваливающихся жучков в тачку. При этом она бормотала себе под нос ругательства, утешаясь лишь одной мыслью: «Они мне за это еще заплатят».

Кряхтя и охая, она докатила тачку до розария, где уже начали распускаться белые розы, образуя в закатных лучах солнца искрящийся блестками белый ковер.

– Мы с Эмилио приготовили для тебя на нынешний вечер нечто особенное, – объявил Мигель Патриции, когда они после занятий вдвоем чистили лошадей в стойлах.

– О Господи! Ну, и что же это такое?

– Он заедет за нами в восемь вечера.

– И мы будем опять втроем?

– Да, разумеется.

– А что, у него нет подружки?

Мигель оглушительно расхохотался.

– Прежде чем вечер закончится, он успеет обзавестись подружкой, а то и двумя.

Патриция с отсутствующим видом погладила Ультимато по голове.

– И ты был таким же?

– Каким?

– Как Эмилио.

Он повесил на стену уздечку и подошел к ней. Обнял ее и хотел было поцеловать, но она отстранилась.

– Или тебе важнее всего была веревка?

Но он уже зажал ей рот поцелуем.