Эш прокашлялся. Сейчас наступил его черед.
– Ваш покойный дед был весьма озабочен тем, что вы сможете попасть в руки бессовестного охотника за приданым.
Патриция напряглась.
– Доктор Киган не является охотником за приданым, мистер Эш.
– Боб! – Коулмен мрачно посмотрел на Эша. – Не надо меня перебивать. – Затем он обратился к Патриции. – Я весьма сожалею, моя дорогая. Нам противна сама мысль о том, чтобы вторгаться в вашу личную жизнь, но нам оставлены предписания, которым мы должны следовать. Параграф восьмой, подпункт «е», завещания, оставленного Дж. Л., требует от нас анализа и оценки личных качеств и намерений вашего потенциального жениха.
– Вы хотите сказать, что у вас есть возражения против Тома?
Миссис Спербер одарила Патрицию милостивой улыбкой.
– Лично я нахожу доктора Кигана рыцарем без страха и упрека. – Она раскрыла досье. – Выпускник медицинского факультета в Гарварде, человек, удостоенный Американской медали свободы в самом раннем возрасте из всех медалистов…
– И получивший самые крупные пожертвования из благотворительного фонда Стоунхэма, – перебил ее Коулмен.
– Дядя Хорейс! Больница – это весьма достойный объект для благотворительной деятельности.
– Ну, разумеется, разумеется… успокойтесь, Патриция. – Коулмен понял, что перестарался. – Мы только призываем вас проявить величайшую осторожность и не совершить какую-нибудь глупость.
Патриция поднялась с места, трепеща от возмущения.
– Я не дура! И я не хуже вас выучила завещание Дж. Л. Советую вам обратить внимание на параграф восьмой, подпункт «ж».
После ухода Патриции в конференц-зале воцарилась тягостная тишина.
– Что она имела в виду, говоря о параграфе восьмом, подпункте «ж»? – поинтересовался наконец Эш.
– Там написано, разумеется, другими словами, что, выйдя замуж, она имеет право послать нас всех подальше, – побагровев от гнева, пояснил Коулмен.
– Что ж. – Миссис Спербер захлопнула досье и поднялась с места. Голос ее звучал далеко не уныло. – По крайней мере, мы тогда избавимся от этой чудовищной ответственности. Я, со своей стороны, должна сказать, что налагать какие бы то ни было ограничения на такую милую и благонамеренную молодую особу для меня нелегко. Все хорошо, что хорошо кончается. Конец – делу венец.
– Цитированием Шекспира делу не поможешь, – рявкнул Коулмен.
– Но что же нам делать?
Эш тренировал кисть руки, разминая мяч для игры в гольф.
Коулмен крутанулся в кресле и хлопнул пухлой рукой по столу.
– Я помог воздвигнуть эту империю! А она посмела швырнуть мне в лицо параграф восемь, подпункт «ж»? Такова награда за многолетнюю преданность?
– Нельзя не признать, что за наши хлопоты мы получали и получаем вполне достойное вознаграждение, – напомнила миссис Спербер. – После того, как Патриция выйдет замуж, мы уже не сможем ничего сделать. – Она одернула юбку на коленях и взяла в руку портфель. – Всего хорошего, джентельмены!
Коулмен мрачно уставился на захлопнувшуюся за ней дверь.
– Что ж, Хорейс, она права. При ликвидации совета директоров каждый из нас получит по пять миллионов.
– Это семечки! – заорал Коулмен прямо в лицо Эшу. Пустив по столу большой конверт с бумагами, он продолжил. – Погляди-ка на это! Помнишь, как мне пришлось бороться за то, чтобы открыть отдел инсектицидов в Мексике? Как трудно мне это далось? Давай, смотри!
Эш оставил свой мяч и послушно открыл конверт. Коулмен меж тем продолжал оглушительно орать:
– Я увеличил доходность операции на семьдесят процентов. – Его грузное тело нависло над столом. – Эта компания, Боб, стоит больше десяти миллиардов. Десять миллиардов – вот это деньги. А ведь всего этого добился я!
– Но что же мы можем поделать?
– Много чего. Во всяком случае, превратить себя в посмешище я не дам.
Когда Сирио, владелец «Ле Сирк» препроводил Патрицию к столику, она все еще не отошла после стычки с членами совета директоров, она буквально дрожала от ярости, – и поэтому обрадовалась, увидев, что Мигель еще не пришел. Она заказала себе двойную водку с апельсиновым соком. У Сирио глаза на лоб полезли, хотя он, разумеется, деликатно промолчал.
К тому времени, когда появился Мигель, крепкий напиток уже возымел свое действие и Патриция пребывала в едва ли не праздничном настроении.
– Мадемуазель. – Он почтительно поклонился ей. – Прошу прощения за опоздание.
– Вы не опоздали… Мигель!
В первый раз она посмела назвать его по имени. Он в изумлении посмотрел на нее.
