Она кивнула, и Джек, задержав дыхание, наблюдал, как ее тонкая ручка поправляет рыжеватые локоны, обрамляющие красивое лицо с тонкими чертами. Джек знал, что Саманте тридцать шесть, но ей трудно было дать больше двадцати девяти. Чистая гладкая кожа наводила на мысль о молодости и здоровье. Саманта даже не пользовалась косметикой; только чуть-чуть светлой помады на губах, ну и, может, тушь. Скользнув взглядом по ее точеной фигурке, Джек задержался на бледно-голубой шерстяной кофточке, которая застегивалась на множество пуговичек, обтянутых шелковой тканью. Ему вдруг пришло в голову, что понадобилась бы куча времени, чтобы расстегнуть их все.

– Тут вы немного опоздали, – сказала Сэм. – Моя лучшая подруга в курсе. Ее зовут Монти Маккуин, и она работает вместе со мной. Она была у меня в тот вечер, когда Кара приехала, чтобы сделать это предложение. Также в курсе ее сын Саймон. И мой адвокат Денни Уинстон, вы ее сегодня видели.

– Да, имел удовольствие.

– А как насчет вашей стороны? Там не может быть утечки информации?

– В курсе только Стюарт и Кара. Но нам рано или поздно придется поставить в известность мою мать.

– Ах да, ваша мама. – Саманта как-то раньше не подумала об этой несомненно важной фигуре. – Я о ней что-то читала. Она играет большую роль в обществе, да? И когда вы собираетесь ей сказать?

Джек опять почувствовал, что ему не хватает воздуха, и схватился за галстук. Маргарет Дикинсон- Толливер вряд ли придет в восторг, когда узнает об их плане, это уж точно. Она не скрывала своего глубокого разочарования собственным отпрыском и не раз давала Джеку понять, что его долг перед обществом – выбрать себе достойную жену и продолжить славный и благородный род Дикинсон- Толливеров, прижив с ней нескольких потомков.

В течение последних двух десятилетий Джек успешно свел контакты с матерью к минимуму, но он не обманывал себя и понимал, что она по-прежнему в курсе всех подробностей его жизни. А потому очень скоро до нее дойдет информация о том, что ее единственный сын, отпрыск Гордона Толливера, появляется на людях в обществе разведенной парикмахерши. И тогда ему неизбежно предстоит встреча с матерью, потому что она захочет лично высказать свое мнение по поводу происходящего.

Джек откашлялся и, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, произнес:

– Думаю, мы не будем с этим спешить. И уж точно надо подождать до того момента, пока сделка не станет свершившимся фактом. Моя мать обычно проводит зимы во Флориде, так что сейчас ее нет в городе. Мы можем подождать с новостями.

– Толливер? Привет! Как жизнь?

Тяжелая ладонь с размаху опустилась на плечо Джека как раз в тот момент, когда он очередной раз откусывал свой супербургер. Джек поднял глаза и увидел перед собой красное и блестящее от пота лицо Брендона Милевски, известного в городе лоббиста. На данный момент Милевски пытался протащить в законодательном собрании штата какой-то закон в пользу азартных игр. Когда Джек был заместителем губернатора, ему не раз приходилось сталкиваться с этим человеком как по работе, так и вне ее.

– Я слышал, ты собираешься поучаствовать в крысиных бегах и попробовать занять пост Дитто? Неужто это правда? – с преувеличенной веселостью прогудел Милевски. – А кто твоя очаровательная спутница? Ты меня представишь?

Милевски уже пожимал руку Саманте, и Джеку ничего не оставалось, как соблюсти формальности:

– Это мой друг Саманта Монро, – сказал он.

– Очень рад знакомству. – Брендон просто лучился счастьем. Потом его взгляд переместился обратно на Джека, и он настойчиво спросил: – Ну так что по поводу выборов, Джек? Это правда, что ты участвуешь?

Толливер вздохнул. Милевски стоял над ними, расставив ноги и позвякивая мелочью в карманах. Было ясно, что он никуда не двинется, пока не получит ответ. А когда получит, немедленно разнесет информацию по всему городу.

– До меня тоже дошли слухи о моем предполагаемом участии в выборах, – сказал Джек. – Должен признать, Брендон, что это весьма заманчивая перспектива.

Тот расхохотался:

– Заманчивая перспектива? Да ладно тебе притворяться, Джек! С тех пор как старик Дитто бросил бомбу в наше болото, заявив, что не станет принимать участие в следующих выборах, все только и гадают, будешь ты бороться за его место или нет! У тебя будут все шансы победить, если только избиратели смогут простить тебе… э-э… – Милевски осекся, бросив взгляд на Саманту, которая занималась своей картошкой фри, но слушала его с огромным вниманием. Милевски откашлялся и торопливо сказал: – Что ж, приятно было повидаться. Дай мне знать, когда придет время устраивать вечеринку. – И он отошел от столика посмеиваясь.

– Я далеко не все поняла в вашем разговоре, – задумчиво произнесла Саманта, промокая губы салфеткой. – Каюсь, я никогда не следила за политическими событиями особенно внимательно.

– Это позволит вам прожить долгую и счастливую жизнь, – горько улыбаясь, отозвался Джек.

– Вы говорите так, словно вам совсем не нравится заниматься политикой, – сказала Саманта. – Но если это действительно так, зачем вообще вся эта суета по поводу выборов в сенат?

Толливер задумчиво смотрел на Саманту. Она ждала его ответа, а он не знал, что сказать. Сколько раз он сам задавал себе этот вопрос и ни разу не набрался смелости до конца разобраться в себе и ответить на него честно. Пожалуй, он не сможет сделать этого и сейчас. Да и место здесь не особенно подходящее, вон Милевски все еще торчит у прилавка, поджидая свой заказ. Джек выдал обычную версию:

– Видите ли, я Толливер. Исторически сложилось так, что мужчины из нашего рода преуспевали в двух областях: в футболе и в политике. Я повредил колено и не смог достичь высот на футбольном поле, поэтому перешел сразу к политической карьере.

Саманта молчала, рассматривая Джека и обдумывая услышанное. Она откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Джек тоже не торопился прерывать паузу. Он разглядывал миссис Монро с отчаянным желанием найти какой-нибудь недостаток, зацепившись за который можно было бы почувствовать неприязнь к ней, но не находил ничего. Саманта Монро оказалась на диво хороша.