запретила себя спасать. Это конечно хорошо, но это означает, что она все еще думает о себе как об Амерлин. Отлично. Сильвиана выбьет дурь из ее головы быстрее, чем она пройдет с Сестрами пропущенные уроки. – «Сколько в нее нужно влить этого пойла, чтобы держать ее подальше от Тел’аран’риода?»

Тарна слегка поморщилась – это мерзкое варево никому не нравилось, даже Коричневым, которые опробовали его на себе, чтобы проверить его действие – и покачала головой: «Мы можем заставить ее проспать всю ночь, но на следующий день она не сможет ничего делать, и никто не знает, как это скажется на этих ее способностях».

«Мне налить для вас, мать?» – Беонин удерживала хрупкую белую чашечку кончиками пальцев. – «Тарна? А теперь более важные известия…»

«Не нужно мне никакого чая», – сказала Элайда резко. – «Что ты принесла чтобы спасти свою шкуру после своего провала? Ты знаешь плетение Перемещения, или Скольжения, или…» – Их было так много. Похоже они открыли все древние Таланты и знания, которые были забыты и считались потерянными, для многих из которых даже забыли название.

Серая спокойно уставилась на нее поверх чашки. – «Да». – произнесла она наконец. – «Я не могу сделать квейндияр, но знаю как работает новое плетение Исцеления, как и большинство Сестер, и я знаю остальные». В ее голосе проявилось волнение. – «Но самое изумительное это – Перемещение». – Не спрашивая разрешения, она открылась Источнику и сплела поток Духа. Напротив одной из стен появилась вертикальная серебристая линия, которая раздвинувшись, открыла вид на заснеженную дубовую рощу. В комнату подул холодный ветер, и в камине забился огонь. – «Это называют Вратами. Их можно использовать только если хорошо знаешь место, в которое хочешь попасть. Но можно открыть врата даже в таком месте, которое не знаешь, если использовать Скольжение». – она изменила плетение и проем снова сложился в вертикальную серебристую линию и распахнулся вновь. Дубы исчезли, сменившись тьмой, в которой висела серая платформа с перилами по краям, висевшая в пустоте прямо перед открытым проемом.

«Отпусти плетение», – сказала Элайда. У нее было такое ощущение, что если бы она ступила на платформу, то обнаружила бы, что пустота простирается вокруг на бесконечное расстояние во всех направлениях. От этой мысли ее начало подташнивать. Проем – врата исчезли. Но осталось воспоминание.

Заняв свое место за столом, она открыла другую шкатулку, украшенную розами и золотым орнаментом. Из верхнего отделения она достала небольшую костяную фигурку ласточки с острым вилкой раздвоенным хвостом, которая пожелтела от старости, и погладила большим пальцем ее изогнутые крылья. – «Ты не будешь учить этим плетениям кого бы то ни было без моего разрешения».

«Но… почему бы нет, мать?»

«Некоторые Айя бунтуют против Матери не хуже тех Сестер, что сидят за речкой», – ответила Тарна.

Элайда направила свой тяжелый взгляд на Хранительницу Летописей, но эта льдышка спокойно проглотила его не изменившись ни на волос в лице. – «Я лично решу, кто… достаточно благонадежен… чтобы знать, Беонин. Я хочу, чтобы ты дала обещание. Нет. Я хочу, чтобы ты поклялась».

«По пути я видела Сестер из разных Айя, косившихся друг на друга. Косившихся. Что происходит в Башне, мать?»

«Клятва, Беонин».

Женщина довольно долго простояла, уставившись в чашку, поэтому Элайда начала думать, что она откажется. Но амбиции взяли свое. Она уже привязала себя к юбке Элайды в надежде получить привелегии, и теперь не свернет с пути. – «Перед лицом Света моей надеждой на спасение и перерождение клянусь, что никого не буду учить плетениям, которые узнала от мятежниц, без разрешения Престол Амерлин». – Она сделала паузу, отпив из чашки. – «Некоторые Сестры в Башне еще менее надежны, чем вы думаете. Я пыталась это остановить, но совет отправил десяток Сестер вернуться в Башню чтобы распространять историю про Логайна и Красную Айя». – Элайда узнала некоторые из упомянутых имен помимо последнего. Это последнее заставило ее выпрямиться.

«Мне арестовать их, мать?» – спросила Тарна, по-прежнему холодная как лед.

«Нет. Следи за ними. И смотри, с кем они общаются». – Значит между Айя в Башне и мятежницами существует связь. Как глубоко проникла гниль? Но как бы глубоко она не распространилась, она ее вычистит!

«В данных условиях это может быть трудно, мать».

Элайда хлопнула по столу свободной рукой с громким стуком. – «Я не спрашивала, будет ли это трудно. Я сказала – сделай! И сообщи Мейдани, что я приглашаю ее на ужин сегодня вечером». – Женщина была настойчива в своих попытках восстановить былую дружбу, которая поросла быльем. Теперь она знала причину такой настойчивости. – «Ступай и займись этим сейчас же», – на лице Тарны, которая делала реверанс, промелькнула тень. – «Не волнуйся» – добавила Элайда. – «Беонин может без стеснения обучить тебя всем плетениям, которые знает». – В конце концов, она действительно доверяет Тарне, отчего ее последние слова прозвучали мягче, если не теплее.

Едва за Хранительницей Летописей закрылась дверь, Элайда сдвинула папку на край стола и склонилась навстречу Беонин, опершись локтями о стол.

«А теперь, покажи мне все!»

Аран’гар прибыла на встречу по призыву Моридина, провозглашенному в одном из ее неистовых снов, но обнаружила, что того еще нет. Неудивительно, он всегда любил обставить свое появление во всех красках. Одиннадцать высоких резных позолоченных кресел были составлены в круг посредине комнаты с полосатым паркетом, но все они пустовали. Семираг, как обычно вся в черном, обернулась посмотреть, кто вошел, а затем вернулась к своей беседе с Демандредом и Месаной. На лице Демандреда с ястребиным носом отражалась ярость, отчего оно стало еще выразительнее. Но по-прежнему не слишком привлекательным. Для этого он был слишком опасен. Тем не менее, его прекрасно скроенный кафтан из шелка бронзового оттенка с белоснежными кружевами на шее и запястьях очень ему шел. Месана тоже носила платье этой эпохи, но более темное расшитое узором цвета бронзы. Почему-то она была бледной и казалась подавленной, словно заболела. Впрочем, это было очень возможно. В этой Эпохе было множество препротивной заразы, и кажется маловероятным, что она бы доверила свое Исцеление Семираг. Грендаль была последним настоящим человеческим существом в комнате. Она стояла в противоположном углу, покачивая хрупкий хрустальный бокал, наполненный темным вином, но вместо того чтобы из него пить, наблюдала за заговорщиками. Только полные идиоты могли наплевать на то, что за ними наблюдает Грендаль, но троица продолжала свое оживленное шушуканье.

Кресла очень дисгармонировали с общей обстановкой. Казалось, в комнате вместо стен используются экраны, хотя каменная арка дверного проема убивала эту иллюзию. Здесь, в Тел’аран’риод, можно было создать любые кресла, почему бы не такие, которые подходили бы к обстановке? И почему их одиннадцать? Это вдвое больше нужного количества. Асмодиан и Саммаэль должны быть мертвы не хуже, чем Бе’лал и Равин. Почему в комнате не обычная раздвижная дверь, которую применяли в «просмотровых залах»? Из-за экранов на стенах, казалось, что комната окружена Садами Ансалейна, с громадными скульптурами Кормалинды Мазун, изображавшими людей и животных, которые возвышались над низкими зданиями, словно изысканные картинки из калейдоскопа. В Садах подавали только самые прекрасные вина к самым изысканным блюдам, и почти всегда можно было произвести впечатление на хорошенькую женщину крупным выигрышем в колеса чинжи, хотя сжульничать так, чтобы выигрывать постоянно было трудно. Трудно, но необходимо для ученого, который испытывал недостаток средств. Все это исчезло в руинах на третий год войны.