занимаются все южане.
– И эти солдаты утром, – заметил Ранд. – Они – тоже часть игры Калдеввина в эту самую Великую Игру? Ни во что такое нам нельзя оказаться втянутыми.
О Роге никто не упоминал. О нем, о том, что Рог рядом, в комнате, помнили все трое.
Лойал покачал головой:
– Не знаю. Ранд. Он – человек, поэтому значить это может что угодно.
– Хурин?
– Я тоже не знаю. – Голос у Хурина был такой же обеспокоенный, как и вид у Лойала. – Он, может, и делает лишь то, что говорит, или же… Такая она. Игра Домов. Никогда не знаешь. Большую часть времени в Кайриэне, Лорд Ранд, я провел в Слободе и мало что знаю о кайриэнской знати, но… ну, Дей'мар опасна повсюду, но особенно – в Кайриэне, как я слышал. – Вдруг Хурина осенило. – Леди Селин, Лорд Ранд! Она-то лучше знает, чем я или Строитель. Утром спросите у нее.
Но утром Селин пропала. Когда Ранд спустился в общую залу, миссис Мадвен вручила ему запечатанный пергамент.
– Уж простите меня, милорд, но вам бы послушаться меня. Зря вы не постучались в дверь к вашей леди.
Ранд обождал, пока она отойдет, и только тогда сломал белую восковую печать. На воске были выдавлены полумесяц и звезды.
Я должна на время Вас оставить. Здесь слишком много людей, и мне не нравится Калдеввин. Я буду ждать Вас в Кайриэне. Помните: я всегда буду рядом с Вами. Я всегда буду думать о Вас, а Вы, как я уверена, – обо мне.
Подпись отсутствовала, но в этом элегантном, плавном почерке без труда угадывалась рука Селин.
Ранд тщательно сложил пергамент, спрятал в карман и вышел из гостиницы. Хурин уже держал лошадей наготове.
У коновязи стоял Капитан Калдеввин с другим офицером помоложе и с пятьюдесятью конными солдатами, запрудившими улицу. Головы двух офицеров были не покрыты, но на руках – латные перчатки, а поверх голубых кафтанов надеты стянутые ремнями кирасы с золотой насечкой. К амуниции за спиной офицеров были прикреплены короткие древки с маленькими жесткими голубыми знаменами над головой. На знамени Калдеввина белела одинокая звезда, а у молодого офицера поле было пересечено двумя косыми белыми полосами. Оба офицера выделялись среди солдат в простых доспехах и шлемах. Солдатские шлемы смахивали на колокола, у которых вырезана часть спереди, чтобы открыть лица. Каддеввин поклонился вышедшему из гостиницы Ранду:
– Доброго вам утра, милорд Ранд. Это – Элрикейн Таволин, командир вашего эскорта, если можно так его назвать. – Второй офицер без слов поклонился; голова его была выбрита так же, как у Калдеввина.
– Рад вашему эскорту, капитан, – сказал Ранд, сумев произнести это непринужденно. Против пятидесяти солдат Фейн вряд ли рискнет что-либо предпринимать, но Ранд хотел бы быть уверен, что это всего лишь эскорт, а не конвой.
Капитан взглянул на шагавшего к своей лошади Лойала, который нес скрытый одеялом ларец:
– Тяжелая ноша, огир. Лойал сбился с шага.
– Не люблю расставаться со своими книгами. Капитан. – В застенчивой ухмылке широкого рта сверкнули крупные зубы, и огир принялся торопливо приторачивать к седлу ларец.
Калдеввин, хмурясь, оглянулся вокруг:
– Ваша леди еще не спустилась. И ее превосходного животного тут нет.
– Она уже уехала, – сказал ему Ранд. – Ей понадобилось срочно отправиться в Кайриэн, еще ночью. Калдеввин приподнял брови:
– Ночью? Но мои люди… Простите меня, милорд Ранд. – Он оттащил молодого офицера в сторону, что-то взбешенно шепча.
– Он выставил часовых у гостиницы, Лорд Ранд, – прошептал Хурин. – Леди Селин, должно быть, сумела как-то уйти незамеченной.
Морщась, Ранд влез в седло Рыжего. Если и был какой-то шанс, что Калдеввин их ни в чем не подозревает, то, похоже, Селин его окончательно похоронила.
– Слишком много людей, она говорит, – пробормотал он. – В Кайриэне народу будет гораздо больше.
– Вы что-то сказали, милорд? Ранд поднял взор на Таволина, который подъехал к нему на высоком саврасом мерине. Хурин сидел в седле, и Лойал стоял возле головы своей большой лошади. Солдаты выстроились в колонну. Калдеввина нигде не было видно.
– Все случается не так, как я ожидаю, – сказал Ранд.
Таволин коротко улыбнулся – улыбка едва заметно искривила губы.
– Едем, милорд?
И необычная кавалькада направилась к плотно убитой дороге, которая вела в город Кайриэн.
ГЛАВА 22. Наблюдающие
– Ничто не случается так, как я предполагаю, – проговорила Морейн, нисколько не ожидая от Лана ответа.
Длинный полированный стол перед нею был завален книгами и бумагами, свитками и манускриптами, многие от долгого лежания припорошены пылью, а края пообтрепались от возраста, и кое-какие из всего этого многообразия были лишь обрывками. Эта комната была будто создана для книг и манускриптов: повсюду вдоль стен полки, уступившие место лишь дверным проемам, окнам и камину. Стулья – с высокими спинками и хорошо набитыми сиденьями, но половина из них и еще больше маленьких столиков заставлены книгами, под некоторые из них книги и манускрипты попросту засунуты. Правда, ответственность Морейн несла лишь за беспорядок, учиненный ею на столе. Она встала и подошла к окну, уставилась в ночь, разреженную огоньками деревни, что лежала неподалеку. Никакой угрозы погони. Никто и не подумает, что она появится здесь. Пусть прояснится в голове, и начну заново, решила она. Вот и все, что нужно сделать. В деревне никто и не подозревал, что две пожилые сестры, живущие в этом уютном укромном домике, – Айз Седай. Об этом не подозревал ни один из жителей маленькой деревушки Тифанов Родник, земледельческой общины в глуши травянистых равнин Арафела. Селяне приходили к сестрам за советом в своих делах и за снадобьями от хвороб и с почтением относились к ним как к женщинам, благословенным Светом, но не более того. Аделис и Ван-дене удалились в добровольное уединение столь давно, что в Белой Башне не многие помнили, живы ли они вообще.
С одним Стражем, тоже в возрасте, который оставался с ними, они вели тихую жизнь, по-прежнему намереваясь написать историю мира после Разлома и включить в нее все сведения, которые удастся найти, о том, что было ранее. Когда-нибудь. А тем временем так много сведений требовалось собрать, так много загадок надо разрешить. В этом доме Морейн обязательно отыщет нужную ей информацию. Если не допускать того, что этих сведений тут просто нет.
Ее глаз уловил движение, и Морейн повернулась. Опираясь на камин из желтого кирпича, стоял Лан, невозмутимый, как валун.
– Лан, ты помнишь, как мы впервые встретились? Она внимательно наблюдала, стараясь не упустить ничего, – иначе не увидела бы, как быстро дернулась у него бровь. Нечасто ей удавалось застать его врасплох. Этой темы ни один из них не касался; как она помнила, почти двадцать лет назад она заявила ему – со всей непреклонной гордыней той, кто останется всегда молодой, чтобы называться молодой, – что никогда не заговорит больше об этом, и ожидала того же молчания от него.
– Я помню, – все, что он сказал.
– И по-прежнему никаких извинений? Ты же бросил меня в пруд. – Она не улыбнулась, хотя сейчас и могла почувствовать юмор той ситуации. – Я промокла до нитки, а ту погоду вы, Порубежники, называете весной. Тогда я замерзла почти до костей.