рука и рука Амерлин, которые подталкивали его на выбранный ими путь, на путь, которого он не хотел.

По шайнарцу было видно, что и сам он, сколько ни силился, понять ничего не мог, но он был солдатом, привыкшим в бесконечной войне с Запустением к самым странным приказам.

– До меня доходили с женской половины слухи, что ты, мол, на самом деле… – Ингтар развел руками в боевых рукавицах. – Ладно, не важно. Знаю, ты все отрицаешь. Но тогда ты отрицаешь и свой собственный облик, свое лицо. Морейн Седай говорит, что ты пастух, но я никогда не встречал пастуха, носящего меч со знаком цапли. Не стану утверждать, что сам бы тебя выбрал, но считаю: в тебе есть то, что необходимо. Когда настанет время, ты свой долг исполнишь.

Ранду захотелось сказать, что ни о каком долге и речи нет, но вместо этого произнес:

– Уно знает об этом. Кто еще, Ингтар?

– Все воины. Когда шайнарцы выступают в поход, каждый солдат знает, кто следующим сменит командира, если тот погибнет. Неразрывная цепь до самого последнего человека, пусть даже он подручный конюха. Тогда, если он и в самом деле останется один, он не просто одиночка без подразделения, старающийся выжить и спастись. У него есть приказ, и долг обязывает исполнить то, что должно быть сделано. Если я отправлюсь в последние объятия матери, то долг ляжет на тебя. Ты отыщешь Рог и доставишь куда надо. Ты это исполнишь.

Последние слова Ингтар произнес с особенным нажимом. Узелок в руках Ранда мигом потянул к земле камнем весом в десяток стоунов. Свет, она будет в сотне лиг, но она все равно достанет и дернет за повод. Сюда, Ранд. Туда. Ты – Дракон Возрожденный, Ранд.

– Не нужен мне этот долг, Ингтар. Я его не приму. О Свет, я всего-навсего пастух! Почему никто не верит?

– Ты исполнишь свой долг. Ранд. Когда человек на вершине цепи сдается, все под ним разваливается. Слишком многое разваливается. Уже и без того слишком многое. Да будет благосклонен мир к твоему мечу, Ранд ал'Тор.

– Ингтар, я… – Но Ингтар уже шагал прочь, окликая Уно и проверяя, выслал ли тот разведку.

Ранд уставился на узел у себя в руках и облизнул губы. Ему было страшно, ему казалось, что он знает, что в узле. Ему хотелось взглянуть на содержимое, но ему хотелось в то же время, не открывая, выбросить его в огонь; он бы швырнул, если бы был уверен, что сверток сгорит и никто не увидит, что там внутри, если бы был уверен, что содержимое вообще сгорит. Но нельзя разворачивать узел там, где могут увидеть другие глаза, а не только его.

Ранд окинул взглядом лагерь. Шайнарцы развьючивали лошадей с припасами, кое– кто уже раздавал холодный ужин – вяленое мясо и лепешки. Мэт и Перрин чистили лошадей, Лойал сидел на камне и читал книгу, зажав в зубах трубку с длинным чубуком, и над головой огир вился хвостик дыма. Крепко прижимая к себе сверток, словно страшась его выронить, Ранд крадучись забрался в заросли погуще и подальше.

На маленькой полянке под прикрытием ветвей с густой листвой он встал на колени и положил сверток на землю. Какое-то время он просто смотрел на сверток. Она не должна была. Она не могла. А голосок в голове отвечал; э, нет, она могла. Могла и сделала. В конце концов Ранд решился развязать узелки на бечевках, стягивающих сверток. Аккуратные узелки, завязанные с тщательностью, во всеуслышание заявляющей о руке Морейн; она собственноручно затянула их. Она ни за что не решилась бы пойти на риск, что содержимое хоть краем глаза увидит слуга.

Когда Ранд распустил последнюю бечевку, он онемевшими вмиг руками развернул узел, затем уставился на это, во рту – выжженная пустыня. Всего одно – ни сотканное, ни окрашенное, ни разрисованное. Стяг, белоснежный, большой, чтобы видели с любого места поля битвы. А поперек него шагала волнообразная фигура, смахивающая на змея в золотых и багряных чешуйках, но змей с четырьмя чешуйчатыми лапами, на каждой – пять золотых когтей, змей с глазами ярче солнца и с золотой львиной гривой. Однажды Ранд уже видел это знамя, тогда Морейн и сказала, что это такое. В Войну Тени это был стяг Льюса Тэрина Теламона, Льюса Тэрина Убийцы Родичей. Стяг Дракона.

– Глянь на это? Гляди-ка, что тут у него! – На поляну ворвался Мэт, следом, куда медленнее, появился Перрин. – Сначала – чудные наряды, куртки там, – язвил Мэт, – а теперь – знамя! Теперь у нас уши завянут от разговоров о его лордстве, важничанью конца-края не будет, раз… – Мэт подошел ближе, ясно разглядел теперь знамя, и челюсть у него отвисла.

– О Свет! – Он отступил на шаг. – Чтоб мне сгореть! – Он тоже был при том, когда Морейн говорила про знамя. Как и Перрин.

Гнев вскипел в душе Ранда, гнев на Морейн и Престол Амерлин – подталкивающих его, подтягивающих. Он подхватил знамя руками и потряс им перед Мэтом, а слова неудержимо и яростно рвались с губ:

– Да, все верно! Знамя Дракона! – Мэт отшатнулся еще на шаг. – Морейн хочет, чтоб я стал куклой на веревочках Тар Валона, Лжедраконом для Айз Седай. Какая ей разница, чего хочу я, она все равно затолкнет мне это в глотку. Но – меня – не – используют!

Мэт привалился спиной к стволу дерева.

– Лжедракон? – Он тяжело сглотнул. – Ты? Это… это безумие.

Перрин не отступил от Ранда. Он присел на корточки, положил сильные руки на колени и рассматривал Ранда ярко-золотистыми глазами. В вечерних тенях они будто горели.

– Айз Седай хотят сделать из тебя Лжедракона… – Он помолчал, хмурясь, обдумывая тщательно все про себя. Потом тихо спросил: – Ранд, ты можешь направлять?

Мэт издал сдавленный стон.

Ранд выпустил знамя, оно упало на землю; перед тем как кивнуть, он колебался лишь мгновение.

– Я этого не просил. И не хочу. Но… Но, по-моему, я не знаю, как с этим покончить. – Перед мысленным взором непрошено возникла та комната, полная мух. – И, по моему, они меня не оставят и не дадут мне с этим покончить.

– Чтоб я сгорел! – выдохнул Мэт. – Кровь и проклятый пепел! Они нас убьют, вы же знаете. Всех нас. Перрина и меня заодно с тобой. Если прознают Ингтар и остальные, они перережут нам наши проклятые глотки как Друзьям Темного. Свет, они же наверняка решат, что мы каким-то боком причастны к краже Рога и к убийству тех людей в Фал Дара.

– Заткнись, Мэт, – спокойно сказал Перрин.

– Не затыкай мне рот! Если нас не убьет Ингтар, то Ранд сойдет с ума и сделает это вместо него. Чтоб мне сгореть! Чтоб мне сгореть! – Мэт скользнул спиной по дереву, сел на землю. – Почему они тебя не укротили? Если Айз Седай знают, почему они не укротили тебя? Никогда не слыхал, чтоб они отпускали на все четыре стороны мужчину, который способен обладать Силой.

– Они не все знают, – вздохнул Ранд. – Амерлин…

– Престол Амерлин! Она знает? О Свет, а я-то удивлялся, чего она так странно на меня смотрела.

– … и Морейн Седай сказала мне, будто я – Дракон Возрожденный, а потом они заявили, что я могу идти куда хочу. Неужто не понятно, Мэт? Они пытаются меня использовать.

– Ну и что, все равно ты способен направлять, – бурчал Мэт. – Да на твоем месте я бы сейчас был уже на полпути к океану Арит. И не остановился, не отыскав местечка, где в помине нет никаких Айз Седай и где их никогда не будет. И где людей нет. Ну… то есть…

– Заткнись, Мэт, – сказал Перрин. – Ранд, но почему ты тут? Чем дольше ты остаешься среди людей, тем больше шансов, что кто-нибудь прознает о тебе и пошлет за Айз Седай. За Айз Седай, которые не отпустят тебя куда тебе заблагорассудится. – Он помолчал, почесывая пятерней голову. – И Мэт прав про Ингтара. Не сомневаюсь, он причислит тебя к Друзьям Темного и убьет. Убьет нас всех, может быть. Похоже, ты ему нравишься, но, считаю, он так и сделает. Лжедракон? Другие тоже так поступят. Масиме, например, хватит и не столь веского основания. Ну так почему же ты не ушел?

Ранд пожал плечами:

– Я совсем уже собрался, но сначала приехала Амерлин, потом Рог похитили и кинжал, и Морейн сказала, что Мэт умирает, и… Свет, я думал остаться с вами, пока мы не отыщем хотя бы кинжал; я думал, что смогу помочь с этим. Может, я ошибался.

– Ты пошел из-за кинжала? – тихо-тихо произнес Мэт. Потер нос и скривился. – Никогда бы не подумал. Никогда не думал, что тебе захочется… А-а! Ты себя нормально чувствуешь? То есть с ума еще не