Глава двенадцатая
Мы закончили «Большие надежды» десятого февраля. Мой расчет не совпал на четыре дня из-за Рождества и тех трех дней, когда мистер Уоттс лежал дома с простудой.
Меня смутило окончание книги. Я не понимала, почему Пипу так нужна была Эстелла. Особенно, когда я поняла, какую роль она сыграла в событиях книги. Мисс Хэвишем подменила ее сердце камнем. И этим камнем Эстелла разбивала сердца мужчин. Так мисс Хэвишем мстила за то, что с ней случилось в день свадьбы. Я поняла эту часть — мы все знали о мести. А Мэгвич, беглый каторжник — в то время как мне нравилось и восхищало его желание отблагодарить Пипа, я не понимала, почему, после того как он поехал в Австралию и разбогател там, чтобы отплатить парню, который в свое время помог ему убежать с болот, он вернулся в Англию. Он возвращается, зная, что его могут схватить и снова бросить в тюрьму, только для того, чтобы посмотреть, как продвигается его план по превращению Пипа в джентльмена; а забота Пипа и его нового друга, Герберта Покета, помочь Мэгвичу избежать тюрьмы второй раз. Мне это понравилось. Я хорошо представляла картинку.
— От любопытства кошка сдохла, — так объяснил мистер Уоттс. — Если бы все что мы делаем, было логичным, мир был бы другим. Жизнь была бы менее интересной, не правда ли?
Значит, мистер Уоттс тоже не знал. Когда мистер Уоттс читал эти последние главы, кажется, я не очень внимательно слушала. Если я услышала правильно, то все это меня расстраивало. Оказалось, что Мэгвич — отец Эстелы. Почему понадобилось так много времени, чтобы это выяснить? Наш класс высидел пятьдесят девять дней чтения, а в результате перед нами паутина. Кусочки, где истории раскрываются и переплетаются одна с другой. Но что, если я все поняла неверно?
Мне нужно было подождать до правильного момента, чтобы задать все эти вопросы. Мне не хотелось выглядеть глупо. Ни для кого не было секретом, какое магическое впечатление произвела на меня книга, и мистер Уоттс часто выбирал меня из всего класса, чтобы обсудить что-нибудь, связанное с сюжетом. Поэтому, вместо того, чтобы рушить его веру в меня, я предпочла держать рот на замке.
Несколько дней после чтения последней главы «Больших надежд» класс пребывал в унынии. Нечего было больше ждать. История закончилась. И вместе с ней наше путешествие в тот мир. Теперь мы вернулись в свой. Без каких-либо надежд сбежать снова, наша жизнь потеряла смысл. Мы ждали, что мистер Уоттс придумает что-то новое, чтобы заполнить эту пустоту в наших жизнях.
Его решением, без сомнения, вызванным рядами угрюмых лиц, было начать читать «Большие надежды» заново. Только теперь нам придется читать вслух по очереди. Он считал, что это будет полезно для нашего английского. Может быть. Но чтение во второй раз ничего не могло изменить. История была предопределена. Пип разочарует Джо Гарджери, но Джо есть Джо и, благодаря своему большому сердцу, простит его. Пип будет добиваться Эстелы — дрянной выбор, но он останется ему верен до конца. Чтение истории во второй, третий или четвертый раз, как делали мы, не изменило бы этих событий. Нашим единственным утешением было то, что, читая книгу во второй или третий раз, у нас все еще была страна, куда мы могли отправиться. И это спасало наш рассудок.
Мы наблюдали, как мистер Уоттс подошел к столу и взял книгу. Мы ждали, когда выберут того, кто начнет читать. Когда мистер Уоттс повернулся к нам, книга была открыта на сцене на кладбище, и Дэниэл поднял руку.
— Да, Дэниэл? — сказал мистер Уоттс.
— Каково это — быть белым?
Дэниэл повернулся и посмотрел в мою сторону. Мистер Уоттс проследил глазами, куда смотрит Дэниэл и, не доходя до моей парты, отвернулся. Он знал, откуда этот вопрос. Я знала, что он знал. Тем не менее, он адресовал ответ Дэниэлу.
— Каково быть белым? Каково быть белым на этом острове? Немного похоже на то, как чувствовал бы себя мамонт, я думаю. Иногда одиноко.
Мамонт? Мы понятия не имели, о чем он говорит. Несмотря на то, что вопрос Дэниэла был ужасно интересным, мы притворились, что нам нет никакого дела. Мы не хотели попасть в эту ловушку и потому держали вопросы при себе. Но у мистера Уоттса был свой вопрос.
— А каково быть черным?
Он задал его Дэниэлу, но смотрел на весь класс.
— Нормально, — сказал Дэниэл за всех нас.
Мне показалось, что мистер Уоттс вот-вот рассмеется. Может, он и хотел, но передумал и уткнулся в «Большие надежды».
— Я понял, — сказал он.
Неделю спустя, когда краснокожие пришли в нашу деревню, мы получили ответ получше.
Они пришли еще до рассвета. Их вертолеты приземлились выше по побережью. Так что мы не получили сигнала, как в прошлый раз. В этот раз нас разбудили голоса и громкий свист.
Мы ждали этого момента. Как бы безумно это ни прозвучало, мы хотели этого.
Бывают дни, когда влажность растет и растет, пока не прорывается ливнем. Дождь проходит, и вы снова дышите свободно. Вот так мы чувствовали напряжение последних нескольких недель. Вот что случается, когда все время ждешь. Пока не захочешь, чтобы краснокожие уже пришли, и с их приходом прекратилось это ожидание.
Мы будто отрепетировали наш выход из домов. Забавно, мы словно знали, что делать без малейших приказаний или просьб. Краснокожие раскрасили лица черным. Мы видели, как двигаются их глаза.
Не было криков. В них не было нужды. Каждый знал, что делать. И солдаты, и мы. Мы уже знали друг друга.
Когда главный краснокожий заговорил, мы были рады узнать, что у него был приятный голос; мы ожидали, что он станет орать на нас. Его желание было простым. Он хотел имена всех жителей деревни. Он сказал, что это в целях безопасности, что нам не надо бояться. Он попросил нас сотрудничать с ним. Нам нужно было назвать имена и возраст. Он ни разу не повысил голос. Он просил довольно простую вещь — наши имена не были опасными: они не были взрывчаткой и не содержали скрытых ловушек.
Двое солдат прохаживались вдоль нашего ряда, записывая имена. Один или два раза мы брали у него ручку, чтобы правильно написать имя. Мы улыбались, когда делали это. Мы были рады помочь, в особенности, с правописанием. Запись имен не заняла много времени.
Два листа бумаги были переданы офицеру. Мы смотрели, как он медленно прочитывает список. Он искал определенное имя, вероятно, кого-то из нашей деревни, кого-то примкнувшего к повстанцам.
Когда офицер, наконец-то, поднял глаза, стало ясно, что мы, дети, его не интересовали. Его
