деле не было сомнений, что это была за страсть. К ней.

Он сбросил свою одежду под ее внимательным взглядом. Встав обнаженным перед ней, он обхватил ее руками и затащил под струящиеся ленты сондрева.

— Так это просто легенда, Джорлан.

— Да? — Он наклонился, чтобы прикусить краешек ее губы. Его сладко-мускусный вкус соблазнял ее на желание большего.

Но она всегда хотела этого мужчину больше и больше.

Именно это воздействие привлекало ее.

И она имела в виду не только его чувственность, которая являлась всего лишь некоторой его частью. Это было, как если бы они принадлежали друг другу. Как если бы каждая ее частичка соответствовала каждой его частичке. Будучи вместе, они сплетались и соединялись. Как молнии и камни.

Ленты-пушинки раскачивались над ее обнаженной плотью тысячей крошечных взмахов паутинки. С каждым порывом ветра они просеивались вокруг ее тела, покалывая кожу.

Джорлан привлек ее ближе к своему теплу, гладкой плоскости торса. Они оказались замурованы в мире прикосновений пушинок, принесенных ароматом ночной песни.

— Кажется, будто ты ласкаешь меня повсюду, Джорлан, — выдохнула она.

— Да, прошептал он, скользя тыльной стороной пальцев вниз по ее спине, запутываясь в волосах и лентах-пушинках.

Вдалеке бланок начал исполнять свою редкостную песню.

Грин закрыла глаза, замечая ночь, звуки, аромат и ощущение Джорлана возле себя.

— Это Форус, да? — поняла она.

— Да, — прошептал он. — Скажи мне, каково желание твоего сердца, Грин?

— Ты, — недвусмысленно ответила она.

— Тогда у тебя будет эта мечта. — Он прижался губами к ее лбу. — Прислушайся…

Он закрыл глаза и начал покачиваться, держа ее в руках, покачиваться на легком ветерке, покачиваться с мягкими лентами-пушинками.

Мускулистые руки сжались вокруг ее талии. Одна из ладоней прижалась к ягодицам, вжимая ее в него. Его жесткая длина, гладкая и бархатистая, скользнула по низу ее живота. Передвинулась над холмиком. Запульсировала у кожи.

Другая рука запуталась в волосах, когда губы мужчины легко коснулись шеи Грин. Он начал тихо утробно мурлыкать, покачивая их между ветерком и лентами-пушинками.

Когда кончики пальцев начали скользить по ее телу, так легко, так прекрасно, она поняла, что он связан с сондревом. Движения ветвей ночью на ветру стали его движениями. Они подчинялись не разуму. Они управлялись ощущением ночной песни Форуса.

Каждая ее часть стала чувствительной к его обнаженным прикосновениям, его беззаботным ласкам. Только лишь его член сильно пульсировал у низа ее живота. Трепещущая связь.

Тыльная сторона его пальцев слегка задела ее соски. Грин почувствовала, как и ее волосы скользят по вершинкам тоже. Длинные пряди плавно сдвигались по его рукам. Эротический вид. Очарованная, она следила, как он ласкает ее тело легкими взмахами прикосновений.

Огнекрылы, порхающие вокруг сондрева, образовали позади Джорлана ореол. Его темные полосы скользнули вперед, сияя темнее, чем ночь. В этом волшебном освещении сосредоточенные, чеканные черты были более прекрасны, чем она смогла когда-либо описать.

Она никогда прежде не видела у него такого выражения лица. Он полностью отдался своей душе Сензитива, позволяя эмоциям, контакту овладеть собой.

Его ладони опустились вниз по ее ногам как легчайшие поцелуи, взлетая вверх туда, где он прижимался к ней.

— Ты прикасаешься как сондрево, Джорлан.

— Я? — он нежно подул на ее губы — сдержанный ветерок, заставивший покалывать краешки ее рта.

— А сейчас ты прикасаешься как гроза, мой имя-носящий.

Грин прикрыла глаза, чтобы насладиться ощущениями, которые он передавал ей.

— А это?.. — медленно протянул он почти у ее рта.

Грин почувствовала, как кончики его черных ресниц щекочут ее губы. Ее рот приоткрылся от изысканного, утонченного прикосновения.

— Великолепно, — выдохнула она.

Теплое дуновение дыхания, выдохнутого через нос, покалывало ее шею и ключицы.

Внезапно Грин ощутила, что падает назад.

Ее глаза распахнулись, и она вцепилась Джорлану в плечи.

— Что ты делаешь?

Он тихо засмеялся.

— Верь мне, имя-дающая. — Они повалились на скрученную груду лент у основания дерева. Воздушные отростки смягчили падение.

Грин утонула в блаженстве.

Легкий матрац укачивал их обоих. Свисающие ленты продолжали покачиваться возле них занавесью осязательного удовольствия. Сквозь нити повсюду сновали крошечные порхающие огоньки.

Это была самая великолепная ночь, подумала Грин. Самый великолепный мужчина.

Джорлан полностью опустился на нее, телом одновременно прохладным и горячим. Прохладная кожа от ветерка, жаркое дыхание от желания.

Грин повсюду чувствовала мягкое соприкосновение.

Джорлан пробежался ресницами по ее ротику еще раз, после чего обмахнул ими по ее щекам. Она никогда не представляла, как невероятно эротичными могут быть мужские ресницы. Он провел ими вниз по ее ключицам, по груди. Затрепетали на вершинках. Грин выгнулась, прижимаясь к нему. Издавая тихие стоны, не желая портить ночь. Шелестели ленты-пушинки.

Ресницы защекотали округлый изгиб ее живота. Крошечные взмахи возбуждали каждое нервное окончание. Он стегнул ресницами по лодыжке и своду стопы. Сделав так, он прижался поцелуем сбоку к лодыжке и подъему ноги. Рот был влажным, ресницы — сухими, покалывающими. После чего она ощутила, как эти перышки-ресницы легко проносятся вверх по всей длине бедра, как ряд крошечных иголочек. Грин обнаружила, что она чрезвычайно чувствительна к таким дразнящим прикосновениям.

Она засмеялась, изогнувшись в его хватке.

— Ты щекочешь меня, дракон!

Его зубы поймали нежную кожу высоко с внутренней стороны ее бедра. Он потянул, прежде чем медленно отпустить из острой хватки пойманный приз.

— Я хочу щекотать тебя… и бросать в дрожь… и… — Горячий язык лизнул чувствительный участок. Быстрыми, легкими, влажными прикосновениями.

Грин задохнулась.

— … пробовать тебя на вкус…

Крошечными ласками языка он сделал ее легкой как перышко также быстро, как пальцами и ресницами. Когда Грин попыталась отшатнуться от него, он воспользовался возможностью обернуть несколько лент-пушинок вокруг ее запястий.

Грин заморгала, когда поняла, что он и в самом деле имел наглость связать ее! Лорду!

Он внимательно разглядывал ее веселящимся взором, пылающим лазурным прищуром. Оскорбленное выражение ее лица было тоже совсем легко прочитать.

— А сейчас это воистину интересно. — Он тихонько засмеялся.

— Думаю, ты должен…

— Сделать так? — Он накрыл ее рот своим собственным, даря ей такой глубокий и крепкий поцелуй, что Грин захныкала в талантливые уста.

После чего он продемонстрировал ей, как язык может стать похожим на прикосновение перышка к