Ракель и сама все это прекрасно понимала. Ведь лишь немногие из ее столичных друзей, такие как Андрес Квинтана Роо и Леона Викарио, готовы были рискнуть жизнью и состоянием во имя свободы и равноправия всех mejicano.

– Ты прав, большинство предпочитают подождать и посмотреть, как обернется дело. Вытеснив гачупинос, креолы приобретут не так уж много. Они опасаются, как бы им не потерять гораздо больше, если власть перейдет в руки пеонов.

Ракель рассказала мне, что практически все видные креолы, получившие предложение присоединиться к восстанию, его отклонили.

– Последним был Агустин де Итурбиде, офицер ополчения из Вальядолида. Вообще-то Альенде его не жаловал, но падре очень хотел заполучить этого человека, ибо он считается блестящим молодым командиром, весьма популярным среди товарищей. Он мог бы привлечь на сторону революции весь свой полк.

Я уже слышал это имя – Итурбиде. Ходили слухи о романтической связи этого молодого офицера с Изабеллой.

Мы с Мариной направлялись в Гуанахуато, дабы разведать, как там готовятся к обороне города, а Ракель – в Мехико, с той же целью. Нас также сопровождали двое доверенных лиц падре, через которых следовало переправлять ему донесения из Гуанахуато. Одним из наших спутников я выбрал Диего Райю: во-первых, он был грамотен, что могло весьма пригодиться разведчику и курьеру, да и к тому же ему ранее доводилось бывать в Гуанахуато. А вот в напарники ему я присмотрел индейца, владевшего ножом куда лучше, чем пером. Диего, обладавший быстрым и острым умом, был в этой паре ведущим, однако он нуждался в поддержке кого-нибудь, может, и не столь смышленого, но зато способного в случае необходимости запросто перерезать любому глотку.

По пути к городу нам с Мариной пришлось обогнать большую часть нашей армии. Зрелище было потрясающее – толпа в десятки тысяч людей, растянувшаяся на многие мили, словно некое первобытное чудище, исполинское и несуразное.

Чего тут только не увидишь! Здоровенный мужчина, держа в одной руке дубину, другой укачивал младенца. Некоторые гнали с собой скот с какой-нибудь гасиенды, мимо которой пролегал наш путь. Почти у каждого имелся мешок маиса, но помимо этого многие – как мужчины, так и женщины – тащили трофеи, добытые в захваченных городах: тут тебе и стулья, и столы, а кто-то даже нес на спине снятую с петель дверь.

Случись мне увидеть подобную армию оборванцев в бытность мою кабальеро, я бы потом долго смеялся, обсуждая это в таверне со своими amigos. Но теперь, не понаслышке зная, что за страсти кипят под внешне непроницаемыми лицами ацтеков, каких надежд и мечтаний полны их головы и сердца, я уже больше не сомневался: падре был прав, утверждая, что эта босоногая толпа таит в себе силу, способную удивить офицеров-креолов.

* * *

Отправить в Гуанахуато шпионов – это Идальго умно придумал. То был третий по величине город обеих Америк и один из богатейших городов мира, поэтому следовало ожидать, что правительство и владельцы серебряных копей будут ожесточенно защищать источник своих доходов.

На пути к рудникам мы ненадолго остановились, чтобы купить тортильи и бобы в придорожной пулькерии. Прикидываясь невежественным пеоном (что было не так уж далеко от действительности), я внимательно прислушивался к разговору двух купцов-креолов, в то время как Марина изображала сварливую, вечно всем недовольную жену. Это у нее, надо сказать, получалось весьма правдоподобно.

То, что я услышал, меня не удивило, а скорее обеспокоило. Новый губернатор, только что принявший в Мехико бразды правления, посулил большую награду и полное прощение всякому, кто доставит ему, живым или мертвым, любого из руководителей восстания. Церковь, со своей стороны, подвергла наших вождей отлучению.

– Последнее встревожит их больше, – шепнула мне Марина. – Теперь они рискуют не только своими головами, но и бессмертными душами.

Когда до города оставалось два дня пути, я продал мула и приобрел осла, поскольку мул для большинства бедняков был непозволительной роскошью.

В Гуанахуато мы прибыли по Марфильской дороге, тем же самым путем, который, как я считал, выберет падре для своей армии. На въезде стоял караул, и солдаты на пропускном пункте опрашивали каждого вновь прибывшего. Я сказал, что прибыл с женой из одного селения между Гуанахуато и Сакатекасом. Мой выбор объяснялся просто: владея когда-то в тех краях гасиендой, я имел о них представление.

– Кто в вашей деревне алькальд? – спросил сержант.

– Сеньор Алонсо, – ответил я.

– А кто священник?

– Падре Хосе.

– Что тебе нужно в Гуанахуато?

– Хочу показать жену сurаndero.

Так называли знахарей, изгонявших недуги.

Тут Марина, до этого сидевшая на осле опустив глаза, продемонстрировала сержанту свое воспаленное лицо, покрытое красными пятнами.

– ?Dios mi! Проваливайте, оба!

Когда солдаты остались позади, Марина слезла с осла и вытерла с лица ягодный сок.

– Хорошо, что ты знаешь алькальда и священника этой деревни, – сказала она.

– Откуда? Я просто не растерялся и назвал первые попавшиеся имена. Сержант наверняка и сам их не знает, просто хотел взять меня на пушку.

– К счастью, ты бывалый враль.

В Гуанахуато царила паника. Главные улицы были перегорожены баррикадами, лавки закрыты, на окнах – ставни, двери заперты. Люди тревожно сновали туда-сюда. Я увидел, как всадник в военном мундире ускакал по направлению к столице – вне всякого сомнения, то был гонец, направившийся за подмогой.

Мы бродили по городу, беседовали с людьми, прислушивались к тому, что говорится на улицах и площадях. Простые люди были встревожены куда меньше, чем купцы или землевладельцы. Многие из состоятельных горожан верили, что Идальго сочувствует французам и намерен передать колонию под власть Наполеона. Как я понимал, такие слухи усиленно распускались Риано, губернатором Гуанахуато и провинции.

Пока мы осматривали город, я прикидывал, сложно ли нам будет его взять. Гуанахуато сильно отличался от таких городов, как Мехико или Пуэбла, с их широкими, оживленными магистралями. Он изобиловал узкими, короткими улочками, проулками и тупиками. На первый взгляд могло показаться, что эта особенность, затруднявшая маневрирование и возможность вести широкое наступление, была на руку защитникам, однако существовали два момента, осложнявшие их положение. Гуанахуато лежал в каньоне, в окружении высот, что благоприятствовало осаждающим. Даже над собором на центральной площади высился отвесный утес, а многие дома лепились к склонам, столь крутым, что пол одного находился на уровне крыши другого. Такая уникальная топография давала нападающим возможность занять господствующие высоты – преимущество огромное, но лишь в том случае, если у них имелась мощная артиллерия. Повстанцам хороших пушек явно недоставало, но ведь Риано мог этого и не знать.

Ну и вторым существенным минусом была малочисленность защитников Гуанахуато. Чтобы обеспечить надежную круговую оборону города такого размера, требовалось несколько тысяч солдат регулярной армии или же, в крайнем случае, почти поголовное участие всех способных держать оружие горожан.