стороне революции, я с вами. Но без вас – это не моя война.

– То, что ты готов сражаться за меня, это высокая честь, но все же, если тебе придется расстаться с жизнью, я бы хотел, чтобы она была отдана не за меня, а за народ Новой Испании.

А ведь падре прав: я волк-одиночка. Может быть, потому, что рос без любви и ласки. Так или иначе, я всегда путешествовал налегке... и в одиночку.

– У меня было немало возможностей понаблюдать за тобой, – продолжил Идальго. – Во многих отношениях ты мудрее меня.

Он махнул рукой, отметая мой протест.

– Нет, я ведь говорю не о книжной премудрости, а о жизненном опыте, которого тебе не занимать. Большинству из нас, живущих тут, в Бахио, довелось повидать разве что соседние города вроде Гуанахуато или Сан-Мигеля, а ты, подумать только, дважды пересек океан и сражался против лучшей армии в мире.

– Ну, падре, не надо преувеличивать, я участвовал всего лишь в паре партизанских стычек...

– А что, по-твоему, имеет место сейчас? Не позволяй себе обмануться размером нашей армии. Она и вооружена, и обучена гораздо хуже, чем любая из когда-либо действовавших в Испании. Но послушай, Хуан, ты обладаешь одним талантом, которому завидует даже Альенде, а знай об этом остальные, завидовала бы и вся армия.

Я нахмурился.

– Не пойму, о чем речь, падре. Что за талант вы имеете в виду?

– Талант выживать. Ты полдюжины раз избегал вице-королевских смертных приговоров, сумел вывернуться из хватки диких майя, выскользнул из петли в Кадисе и уклонился от французских пуль в Барселоне только для того, чтобы вернуться в Новую Испанию, бежать из Мехико и теперь помогать мне вести вперед повстанческую армию. С такими качествами, Хуан, нужно выигрывать войны, а не стычки.

– Ну, положим, этот талант напрямую зависит от способности прятаться и улепетывать, – со смехом промолвил я.

– Как бы то ни было, ты обладаешь чудесным умением – попадая в центр всяческих заварушек, выбираться оттуда живым. Это твое ценное качество я и собираюсь использовать. Хочу, чтобы ты стал шпионом.

Я изумленно воззрился на собеседника. Шпионом? А ведь со шпионами, если они попадаются, обходятся даже более сурово, чем с предателями.

– Я хочу, чтобы ты организовал и возглавил маленькую группу доверенных людей, которые смогут снабжать нас необходимыми сведениями. Мы идем на Селайю и Гуанахуато, и мне нужно знать, что в связи с этим планируют предпринять тамошние власти. Кроме того, разумеется, необходимо иметь представление обо всех передвижениях и маневрах вражеских войск. После Гуанахуато мы двинемся на Мехико...

Он покосился на меня и заключил:

– Ну, что скажешь, сеньор Одинокий Волк? Согласен ты стать моими глазами и ушами во вражеском стане?

– Сеньор капитан-генерал, я буду служить вам до тех пор, пока враги не вырвут мне язык и не выколют глаза!

– Будем надеяться, что до этого не дойдет.

Я отъехал подальше от лагеря, чтобы побыть в одиночестве и хорошенько обдумать, во что ввязался на сей раз. Не могу я без приключений, а? Я чуть ли не воочию видел ехидную усмешку на физиономии сеньоры Фортуны. Но я говорил чистую правду, заявляя, что буду сражаться за своих amigos. И уж конечно, не оставлю ни Марину, ни Ракель на милость вице-королевских вояк, когда – вернее, в том случае, если – повстанцы потерпят поражение. И разумеется, я не повернусь спиной к падре, который теперь вызывал у меня не только восхищение, но и глубокое уважение.

Вернувшись к женщинам, я окинул их высокомерным взглядом и, напустив на себя весьма важный и серьезный вид, заявил:

– Впредь, милые дамы, настоятельно рекомендую при моем появлении салютовать, как это и положено по отношению к командиру.

Они переглянулись.

– Ах, понимаю, – фыркнула Марина. – Тебя произвели в генералы, не так ли? Так вот, послушай-ка, что я тебе скажу, сеньор генерал. Единственным мужчиной, которому я салютовала, был мой покойный муж, причем сделала я это лишь однажды, провожая супруга в последний путь, когда его пристрелил ревнивый соперник.

Но ее отповедь нимало меня не смутила.

– Вам обеим придется научиться вести себя уважительно, если вы хотите работать под моим началом.

– Под твоим началом? Что это значит? – заинтересовались женщины.

– Это значит – быть секретными агентами, ясно? Может, я пока и не генерал, но зато главный шпион падре, начальник его разведки.

Ракель охнула.

– Так мы будем шпионить? То есть выведывать секреты?

– Как это ни назови, Ракель, но ты вернешься в Мехико, прикинешься верной сторонницей вице- короля и будешь держать глаза и уши открытыми. Все сведения о передвижении войск и подготовке к обороне города, которые только удастся узнать, немедленно переправляй ко мне с гонцами. Постарайся найти для этой цели надежных друзей, кому можно доверять.

– Ну где это видано, чтобы женщины служили шпионами? – воскликнула она в величайшем возбуждении. – Такое возможно только у нас!

Я пожал плечами.

– Не знаю, но прежде чем так уж этому радоваться, хорошенько все взвесь. Имей в виду, если тебя поймают, ты проклянешь свою мать за то, что она тебя родила.

– А как насчет меня? – нетерпеливо встряла Марина.

– Падре нужны сведения насчет Гуанахуато: как идет подготовка к обороне, каковы дороги на подступах к городу, и все такое прочее.

– Мне предстоит отправиться в Селайю и Гуанахуато, чтобы шпионить?

– Нам с тобой предстоит там шпионить. Правда, в Гуанахуато меня знают, но, думаю, борода поможет изменить облик. Кроме того, кому придет в голову заподозрить Хуана де Завала, кабальеро и владельца гасиенды, в убогом ацтеке, трусящем на осле, тогда как его трудолюбивая жена плетется за ним, с узлом пожитков, время от времени кормит мужа тортильями и высматривает пулькерию, чтобы он мог утолить жажду.

Селайя

Мы с Мариной прибыли в Селайю к полудню следующего дня, опередив армию на несколько часов. Я ожидал увидеть баррикады, военные кордоны и часовых, опрашивающих всех, кто прибывает в город, однако все оказалось совсем наоборот. Караулов не было и в помине, и мы появились как раз вовремя, чтобы увидеть, как командиры выводят из города большую часть своих войск.

– Ополченцы и гачупинос покидают город, – сказал я.

– Некоторые жители берутся за оружие, – заметила Марина.

Креолы и их слуги возводили возле городской площади баррикады.

По всему городу циркулировали самые разнообразные, порой совершенно немыслимые слухи. Одни говорили, что повстанцы разгромят город и перебьют всех до единого его жителей, другие же возражали, что опасность грозит только гачупинос. Находились и такие, кто уверял, будто нашу армию ведет сама Пресвятая Дева и мы никому не причиним вреда.

Единственные достоверные сведения, которые я смог сообщить падре, заключались в