Киссинджера; через некоторое время, согласно докладу американских спецслужб, Ишмаэль попытается осуществить свою операцию на форуме в Черноббио, в котором среди прочих участвует и Киссинджер.
Вунцам кивал, соглашаясь, в то время как Лопес излагал общую схему, связывая воедино факты. По мнению Вунцама, ничего другого не оставалось, кроме как готовиться к Черноббио, постараться защитить
Возможно, Вунцам был прав. Лопес должен был принять решение: вернуться к Сантовито с пустыми руками или попытать удачи в Брюсселе.
Он переночует в
Лаура. Мысль о Лауре — как молот. Лаура. Лаура. Снова Лаура! Он подумал об Ишмаэле, об Инженере. Ему стало страшно.
Он вернулся в кабинет Вунцама — тот ушел домой. Была половина третьего. Позвонил братьям Пруна.
Братья Пруна жили на улице Томмеи, в Кальвайрате, их было трое. Однако обычно их было двое: один из них — по очереди — всегда сидел в тюрьме. Лопес платил им из средств отдела расследований: наблюдение, слежка,
Он не работали, жили мелким мошенничеством, их по очереди сажали. Он
Пруна не сразу ответили, а когда ответили, послали его в задницу. Однако им были нужны деньги. Лопес дал им адреса: Лауры Пенсанти и Инженера. Попросил следить за обоими. Он будет часто звонить им по сотовым, чтобы получать отчет. В общих чертах объяснил ситуацию. Инженер — извращенец, в деле замешан ребенок. Лаура — жертва, ее надо защищать. Пруна
— А что делать с ее мужиком? Если у нее есть мужик, что мы, мать твою, будем делать, Лопес?
— У нее нет мужика.
Молчание. Они поняли.
— А на работе?
— Я вам плачу. Придумайте, как следить за ней на работе.
— И сколько все это будет продолжаться?
Он задумался. Сколько будет продолжаться?
— Пару дней.
Если окажется недостаточно, он увеличит сумму.
— А второй тип?
— Инженер? Достаточно, что вы будете за ним следить. Мы распутали его дело, мы прослушиваем его. Его сотовый телефон под контролем. Достаточно, чтоб он не приближался к Пенсанти.
— Мы должны сделать что-нибудь плохое с этим типом?
Он размышлял недолго.
— Нет. Нет, ничего не делайте. Достаточно, чтоб он не приближался к девушке.
— Но почему ты не поручишь это своим? — Второй Пруна смеялся на заднем плане.
— Так ведь вам есть нечего. Еды не хватает. — И Лопес засмеялся.
— Какой еды, Лопес? — И засмеялись все, они послали его в задницу, попрощались.
Ему дали пижаму, у него ничего с собой не было. Он не чистил зубов, у него был тошнотворный привкус во рту, слюна почти не выделялась — из-за папиросок и из-за напряжения. Он разделся. Отек на колене спал, но до синяков было больно дотрагиваться. Он думал о Лауре. О Брюсселе. Думал о багажнике «мерседеса». Он был уверен, что внутри, бледный и неподвижный, лежит ребенок — возможно, теперь он уже мертв. Возможно, тот человек освободился от него, как уже освободился от Ребекки.
Он улыбнулся всего на мгновение, прежде чем заснуть, вспомнив, как Лаура обозвала его «вялым хреном».
Он проснулся в семь. Зубы не чистил, рот вонял, как сточная канава, он прополоскал его с мылом, на языке остался горьковатый налет. Синяки стали получше, но ноги дрожали.
В половине девятого пришел Вунцам. Они вместе прочли расшифровку телефонного разговора с помощником секретаря Карлом М., Вунцам также передал ему досье на этого типа. Это была ксерокопия. Он все отксерокопировал. Тощий отчет. Карл М. предпринял некую политическую авантюру в составе партии зеленых четыре года назад, выставив свою кандидатуру на административных выборах в избирательном округе неподалеку от Монако. У него не вышло. Он работал на партию: организация, посредничество, координация разного рода. У него повсюду были связи: с людьми из Христианско-демократического союза, из СДПГ, с либералами. И не только с немцами. Он в совершенстве говорил по-английски и по-французски, понимал по-итальянски. Ни в каких преступлениях не замечен. Холост. 43 года. Его особняк находится в Монако ди Бавьера, но уже два года он живет в Брюсселе. Депутаты, на которых он работал, не участвовали в качестве главных действующих лиц в каких-нибудь схватках, которые могли бы послужить Лопесу указанием или подтверждением: ничего по делу о педофилии в Бельгии, ничего по наркоторговле, никаких особенных врагов. Депутаты всего лишь внесли несколько законопроектов. Один заинтересовал Лопеса — запрос о режиме налоговых льгот для церквей и сект. Он подумал об Ишмаэле, но секта Ишмаэля не имела никакого отношения к режиму налоговых льгот. Практически у них на руках не было ничего на Карла М., не считая перехваченных телефонных переговоров с Ребеккой. Он не знал, что делать. Приземлится в Брюсселе и попробует что-нибудь предпринять. Взвесил вариант: поговорить с Сантовито, чтобы получить какой-нибудь доступ к европарламентариям, — и отказался от этой мысли.
Позвонил Калимани, сообщил ему, что будет отсутствовать еще один день. Калимани не спросил, как идут дела в Гамбурге, настолько было ясно, что в Гамбурге все пошло плохо. Все пошло плохо, как в Милане, как в Париже. Сказал, что Сантовито на пределе из-за приготовлений к Черноббио. На Фатебенефрателли накануне вечером было нашествие агентов и чиновников сил безопасности американских спецслужб. Они наметили план. Сантовито отдал Калимани распоряжения. Американские спецслужбы, итальянские спецслужбы, карабинеры, полиция и отдел расследования — в качестве свободного защитника, как в футболе. Они вроде должны чувствовать себя в безопасности. Но ничто не было безопасным.
Лопес дождался десяти, чтобы позвонить на мобильник Пруна, тому, что следил за Лаурой. Тот дремал и послал его в задницу, сказал, что Лопес всучил ему дерьмовую работенку. Отрапортовал: