мной, когда сэр Оливер послал меня во Францию в качестве оруженосца сэра Бернарда. Я объяснил им, что не могу предложить легкой службы и, что они не будут скучать при дворе, а придется служить преимущественно вестовыми и ездить в Джернейв в любую погоду изо всех частей Англии.

Фечин, старший (ему, пожалуй, было около сорока), улыбнулся мне.

– Я как-раз собирался посмотреть что-нибудь новое, – сказал он. – г — И лучше сделать это сейчас, пока еще не слишком поздно.

Потом он поскреб ногой землю.

– Мы старые друзья, мы трое, и ни женщины, ни дети не связывают нас. Сэр Хью – хороший человек, но… но нам плохо без сэра Оливера. Нам будет лучше с вами.

Остальные сдержанно кивнули, и слезы выступили у меня на глазах. Я вдруг понял, что с того момента, как я вернулся, Одрис и Хью всячески скрывали, что Хью теперь хозяин Джернейва. За едой и по вечерам мы все сидели на скамьях, и леди Эдит хозяйничала, как всегда. Занимаясь ремонтом мы с Хью отдавали приказы, но вся эта беготня и помощь работникам в поднятии и вытаскивании обгоревших головешек была занятием для молодых мужчин, и мы бы все равно это делали, если бы сэр Оливер был жив, если бы он был просто в отлучке, у северной стены или в другом поместье. Тем не менее я понял, что имел в виду Фечин. Я проглотил комок в горле и сказал, что рад взять их с собой, если Хью не будет против.

С этим, конечно, не возникло трудностей, и мы выехали из Джернейва двадцать восьмого октября. Было солнечное утро, и морозный воздух слегка щипал нос и щеки, заставляя их розоветь, а солнце грело наши спины, но не слепило глаза, так как, мы переехав в брод реку повернули на запад. В воздухе был запах дыма, потому что мы проезжали принадлежащую Джернейву деревню. Но это не был резкий запах разрушения и уничтожения; напротив, этот запах был скорее приятен. По-домашнему пахло лесным костром, и навевало мысли о теплоте и отдыхе. Но когда мы проезжали деревню, я заметил следы опустошительных набегов шотландцев: во многих домах были новые двери из свежего дерева вместо выбитых старых, на нескольких домах – новые соломенные крыши, у некоторых домов – обугленные стены.

Кое-где не обнаружилось никаких следов ремонта. Вероятно, хозяева были убиты, а может быть они понадобились в Джернейве и были вызваны выполнять свой долг в поместье. Работавшие в деревне приветственно помахали нам, и Мервин ради шутки окликнул одного из них и попросил передать другому, что он ненадолго отлучиться. Веселый, ответ показал, что под правлением Хью так же, как и под правлением сэра Оливера, крестьяне были в хороших отношениях с воинами. Я радовался, что дисциплина сэра Оливера не дала людям поместья возможности воспользоваться болезнью Хью и возродить в Джернейве дурные отношения к простым людям. Был момент, когда я разозлился на самого себя за то, что не поехал вперед проверить все ли в порядке, но теперь убедился, что ничего плохого не случилось.

Река повернула на север, и мы свернули на северо-запад, поехали через холм по направлению к дороге, которая проходила немного южнее Великой стены. Ехать было легко, потому что местность была преимущественно луговая, а не лесистая. Когда мы достигли вершины холма, – Мелюзина вдруг воскликнула в удивлении. Я наполовину обнажил свой меч, а мои люди оглядывались, пытаясь понять, какая опасность нам угрожает. Я увидел, что Мелюзина вглядывается в даль равнины, где плуг, запряженный восемью волами, разрыхляет дерн стоявшего под паром поля, приготавливая его к посеву озимой пшеницы.

– Что это ты нашла такого удивительного в поле? – спросил я.

– Поле! – воскликнула Мелюзина. – Оно выглядит как целое графство. Оно уходит в бесконечность!

Я озадаченно посмотрел на нее. Поля Нортумберленда были маленькими по сравнению с теми, что распахивались на плодородном юге. Выезжая вместе с королевой, Мелюзина должна была много раз видеть подобные пространства, засеянные различными культурами. Однако выражение ее лица было несомненно искренним. Мелюзина не могла на этом этапе нашего брака снова начать играть полоумную, что она делала первые шесть месяцев, или могла? В любом случае, я не приму ее игру.

– Если ты так удивляешься, – ответил я, – то поля Улля, должно быть, очень маленькие?

– В сравнении с этими да, – сразу согласилась Ме-люзина. – Я не припомню, чтобы я видела плуг, запряженный восемью волами. Обычно мы используем двух, иногда четырех, когда надо вспахать целину.

– Там легкая почва?

– Не знаю, – ответила Мелюзина, подняв брови. – Я никогда не наблюдала за работой на фермах, а только приезжала измерить урожай и нашу долю в нем. У меня, конечно, есть собственный сад для лекарственных трав и пряностей, но…

– А в поместье выращивается зерно, горох и бобы для запасов на целую зиму? – перебил я Мелюзину. – Вы покупаете зерно? И на какие деньги?

– В Улле немного людей, и нам хватает, – сказала Мелюзина отсутствующим голосом. Ее мысли были где-то далеко. – Нам хватает средств для торговли или, точнее, хватало, пока король не разогнал людей, – добавила она, как бы нехотя.

Я помолчал, а потом ответил:

– Ты попала в свою же ловушку. Я был с армией короля, когда она двигалась через Камберленд, и армии был дан строгий приказ не злоупотреблять грабежом по отношению к людям, которые не оказывали сопротивления. На севере у нас были трудности, и те, кто создал их, были наказаны. Но я точно знаю, что из Улля никого не выгоняли. Там не было никого, кого бы можно было выгнать.

– Все люди еще раньше разбежались в страхе, – дерзко ответила Мелюзина, глядя мне прямо в глаза.

– По твоему приказу? – спросил я.

– Да, – ответила Мелюзина с легким вызовом в голосе. – Я должна была остаться. Я не собиралась сдавать его. Все взятое силой (особенно у слабой женщины) может вызвать гнев справедливого сюзерена.

– Справедливого сюзерена? Короля Дэвида? – Я повысил голос, но Мелюзина не отвела глаз.

– Если бы у него была власть вернуть мне Улль, то да! – Потом она пожала плечами. – Но если у него ее нет, то я с такой же радостью приму его из рук Стефана.

Услышав последнюю фразу, я почувствовал некоторое облегчение и вспомнил, что когда я был в Улле, он был пуст. По-видимому, думал я, люди разбежались в панике в последнюю минуту. Но из Улля было вывезено абсолютно все ценное. Значит, ее слова о том, что она приказала своим людям уходить, это действительно правда. Но тогда возникает противоречие. Ведь несколько дней назад она говорила о приказе своим людям подчиняться королевскому управляющему.

– Ты по-моему запуталась, – наступал я. – То ты приказываешь своим людям уходить, то приказываешь им же повиноваться королевскому управляющему. Где же правда, Мелюзина?

Она улыбнулась мне, но ее улыбка не смягчила мое сердце.

– Не будь дураком. Почему и то, и другое не может быть правдой? Да, мои люди скрылись от армии, ну а когда она ушла, почему им не вернуться. Тогда была зима, и трудности, которые им пришлось бы перенести, могли оказаться куда большие, чем от бесчувственного отношения управляющего. К тому же они всегда могут снова уйти весной, если к ним будут относиться слишком жестоко.

Я никогда не бил женщин (если не считать нескольких легких шлепков по рукам Одрис, когда она была еще ребенком), но тогда я был на грани того, чтобы побить Мелюзину. То, что она сказала, могло быть правдой до последнего слова, но что-то в ее рассказе звучало как ложь. Я был слишком зол, чтобы продолжать разговор, и отъехал на время вперед. Но с любой точки зрения, даже независимо от того, правду ли сказала Мелюзина или солгала, я не мог усмотреть в ее действиях политических целей. В Камберленде нет ни войны, ни шотландских войск, которых могли бы поддерживать и снабжать провизией люди Мелюзины. Нет там и людей Стефана (за исключением охраны, живущей в самом Улле), которым они могли бы повредить.

Потом мне пришла в голову мысль, что, может быть, Мелюзина боится наказания за то, что она сделала. Я подумал о тех людях, у которых Стефан конфисковал земли и которых он выслал вместе с их семьями. Возможно, они попросили у нее оружие и припасы, и получили через тех людей, которым она приказала «бежать». Но это было почти год назад, и теперь уже не имеет никакого значения. Все, о чем я беспокоился, так это о действиях Мелюзины в будущем.

Но я ничем не выдал этого беспокойства Мелюзине. Она была в хорошем настроении, снова шутила и восхищалась местностью, которая уроженцу юга показалась бы слишком дикой и бесплодной. Только тогда,