о том, чтобы иметь выражение лица придворной дамы. Скажи мне, Мелюзина, чем вызвано твое неудовольствие?
– Я более обеспокоена, чем рассержена, мадам, – отвечала я, проклиная себя за подобную легкомысленность и желая обладать тем актерским мастерством, которое приписывала мне Мод.
Я не решалась даже облизнуть губы, хотя от волнения перехватило в горле. У меня уже не было возможности обсудить с Бруно, будет ли лучше рассказать обо всем королеве. Я должна была рассказать теперь или же молчать совсем.
– Бруно рассказал мне прошлым вечером, что он по поручению короля везет послание на север, и я должна ехать с ним, – продолжала я, пытаясь сохранить неизменным выражение лица, с тем чтобы Мод не разгадала моей тревоги.
– А ты не хочешь ехать? – спросила Мод бесцветным голосом.
– О нет, воскликнула я. – Я хочу ехать, но уверена, что должна спросить вашего позволения, мадам. Я не могу дать вам больше никаких объяснений. Бруно сказал мне не более того, что я уже повторила.
Королева взглянула на меня. Ее лицо выражало не больше, чем ее голос, и я не смогла понять, поверила ли она в то, что я ей рассказала, хотя отчасти это являлось правдой, так как Бруно не объяснил мне цели короля.
– Надеюсь, вы позволите мне поехать? – продолжала я. – Так как у меня нет обязанностей при дворе, уверена, что мое отсутствие не вызовет вашего неудобства. – Я бросила быстрый взгляд через плечо, и, понизив голос, чтобы быть уверенной, что нас не подслушивают, добавила: – И кроме того, этот отъезд решит проблему с придворными дамами. Думаю, что большинство из тех, которые сейчас находятся при вас, за это время уедут и до нашего возвращения – Бруно сказал, что наше путешествие будет длиться два месяца, – приедут другие, которые незнакомы со мной. Но даже если я ошибаюсь в этом, наверняка дамы позабудут такую неважную мелочь, как мое поведение, или поймут, что путешествие и волнения изменили меня.
– Какая же ты разумная девушка, Мелюзина! – заметила Мод настолько ласково, что холод пробежал вдоль моего позвоночника. – Ты мне кажешься гораздо интереснее большинства других женщин.
– Пожалуйста, позвольте мне поехать, мадам, – прошептала я. – Я уверена, что покажусь вам еще интереснее, если мне не будет надобности прятаться большую часть дня.
О!… – королева издала звук хотя еще и мягкий, но в нем уже звучала ирония. – Значит ты собираешься вернуться?
Я уставилась на нее, оторопев от страха, и потом спросила: – Куда же еще я могу поехать?
Я заметила удивление на лице Мод и, судорожно пытаясь подыскать какую-нибудь тему, которая удержала бы ее от прямого вопроса об Улле, выпалила:
– И я не знаю, что принадлежит мне, что я могла бы взять с собой. В моем сундуке лежит несколько роскошных платьев, к которым я не прикасалась. Их нужно вам вернуть, мадам? Кровать нам, конечно, одолжили. Можно ли оставить ее в той комнате или ее следует вынести? И нужна ли квитанция, чтобы отметить, что я вернула все одолженное?
– Платья принадлежат тебе, – резко перебила Мод. – Два были подарены тебе Стефаном, чтобы разогнать твою печаль, а подвенечное платье – мой подарок. Зачем ты продолжаешь притворяться, что не помнишь?
– Я не притворяюсь, мадам, – ответила я серьезно. – Я не знаю, почему не помню. Возможно, я не слушала как следует, потому что все мои мысли были заняты горем, а может, мне не хотелось этих придворных платьев из-за нежелания быть при дворе.
– Кем бы ты не была, но к льстецам ты, без сомнения, не относишься, – заметила Мод. Ее краткая вспышка раздражения сменилась недобрым весельем.
– А разве вы поверили бы мне, если бы я сказала, что была вне себя от счастья попасть в ваше распоряжение или под вашу опеку? – спросила я спокойно. – Было бы глупо с моей стороны притворяться. Теперь, мадам, когда моя горечь немного утихла, я понимаю, что вы и король старались быть добры ко мне.
– Рада, что твоя горечь утихла, – улыбка Мод, как часто случалось, не отразилась в ее глазах. – Должна полагать, что это дело рук Бруно.
К ужасу, я почувствовала, что заливаюсь краской, но не отвернулась, чтоб не казаться смущенной.
– Это не тот, кого бы я сделала своим избранником, – сказала я твердо, надеясь, что она признает правду, если однажды услышит ее. – Но не скажу, что он жесток или не благороден. А поскольку слишком поздно уже надеяться на лучшее, я должна довольствоваться им и по мере возможности делать наш брак благополучным. Итак, дадите ли вы мне согласие на поездку с ним?
– Я скажу тебе завтра или извещу, если тебе нужен ответ раньше.
Я заметила на лице королевы выражение легкой тревоги, но не думаю, что это было как-то связано со мной. Она все так же сидела, погруженная в свои собственные мысли. Затем сказала мне, что никакие квитанции на кровати и постели не нужны, и дала разрешение и на поездку, и на начало сортировки и упаковки сразу после завтрака.
От волнения и беспокойства я чувствовала тошноту весь остаток дня, но у меня не было возможности признаться Бруно в том, что я наделала, и предупредить его, так как за обедом он не сидел рядом со мной, а когда за ужином я рассказала ему, объясняя свои причины признаний королеве, он лишь кивнул и сказал, что и не сомневался, что Мод даст мне разрешение.
– Я так рада, что ты не сомневался, – сказала я как-то язвительно, вспомнив, какой неприятной для меня была эта беседа с ней. – А теперь, – снова обратилась к нему я, – скажи, как ты хочешь распорядиться с сундуками и с Эдной. Ты сказал мне взять ее в служанки к себе – я так и сделала, но уверена, что она не умеет ездить верхом. Хочешь ли ты, чтобы я отдала все на хранение или наняла экипаж?..
– О, храни тебя господь, Мелюзина, – воскликнул он. – Если ты позаботишься о том, чтобы нанять экипаж и пару человек, которые будут управлять и охранять его, я как нибудь
– Но… – воскликнула я, готовая возмутиться тем, что он неправильно меня понял. Затем я заколебалась, вспомнив, что если Магнус смотрел на меня так, то это имело какое-то важное значение. Думаю, что внутри меня что-то пробудило тревогу, может быть, какие-то мелкие случайности. Однако непосредственной угрозы не было, и мое внимание вновь переключилось на то, что я ничего не знала о городе и не была уверена в том, что королева даст мне разрешение поехать туда, и на то, что у меня не было ни малейшего представления, где и как взять экипаж и людей, так как в Улле у меня были свои собственные экипажи, а кучерами – домашние слуги.
– Да, конечно, тебе понадобятся деньги, – сказал Бруно; казалось, он ошибочно связал мое восклицание с неуверенностью. Его рука ощупывала ремень, и он уже не смотрел на меня, но и не опустил глаза в поисках кошелька. Когда он говорил о том, что у него нет времени ехать в город, взгляд его был направлен на королевский стол. И теперь он снова смотрел туда, следя за пышно разодетым господином, пересекающим зал за спиной королевы.
Бруно сунул кошелек мне в руку и поднялся. Мы еще не закончили ужинать, но я почувствовала, что его движение во многом связано с господином, за которым он наблюдал и который теперь склонился над плечом короля и что-то сказал, что заставило Стефана рассмеяться. Королева также взглянула на него. Мне показалось, что прежде чем улыбнуться пышному господину, он бросила быстрый взгляд на другого соседа по столу, о котором я знала, что он брат короля. Я подумала, что Бруно, стоящий рядом со мной и все еще сжимающий мою руку вместе с кошельком, видел взгляд, брошенный Мод на епископа Винчестерского, и напрягся, а мной овладело легкое любопытство: что все это могло значить? Но уже в следующее мгновенье я выбросила это из головы. У меня были и свои проблемы, которые надо было решать. Я не имела понятия, как выполнить все то, что Бруно посчитал моим предложением.
Случайно я вновь взглянула на королевский стол, и мне стало интересно, не вообразила ли я себе все эти взгляды и натянутость. Епископ был явно в курсе шутки, которая рассмешила короля, так как теперь смеялся и он, а Бруно, тоже улыбаясь, разговаривал с Комвилем. Пока я наблюдала, королевская свита поднялась, также закончив трапезу. Король направился в свой личный кабинет под руку с пышным
