– Я знаю, но так вас сможет услышать больше граждан. Мы могли бы устроить интервью, а его фрагменты воспроизводились бы днем, даже в программе Сэм. У «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей» много слушателей.
– Значит, они услышат это в ваших новостях.
– Не все слушают новости. А с помощью интервью можно будет оповестить гораздо больше людей. – Сейчас она была в ударе, ее руки выразительно двигались, словно она могла убедить с помощью жестов или улыбок скромницы. – Вы бы оказали городу огромную услугу, детектив. Просто скажите, что подумаете об этом.
– Хорошо, – согласился он, снова вставая. – Я подумаю об этом. Но не радуйтесь раньше времени. И, Саманта, если вдруг будут какие-то неприятные звонки, дайте мне знать.
– Если бы она это сделала, то осталась бы без работы, – пошутила Триш.
Сэм не обратила на это внимания.
– Вы об этом узнаете первым, – пообещала она. – Спасибо за предупреждение. Я скажу Таю, что вы придете на свадьбу.
– Ни за что на свете не пропустил бы это событие, – ответил он, выходя из столовой. Но он знал, что это ложь. Собственный опыт супружеской жизни сделал его отъявленным скептиком. Хотя он очень желал Саманте и Таю Уилеру всего наилучшего, он не верил в теорию семейного счастья.
Оливия вылезла из ванной. В помещении скопились пар и тепло. Она вытерлась полотенцем, затем нанесла на тело масло и принялась втирать его в мускулы. День был долгим. Утомительным. Эмоциональным. Она заново прокручивала в своем усталом мозгу общение с матерью, Бенцем и отцом Макклареном и за последние несколько часов не могла найти способ избавиться от головной боли. Она приняла четыре таблетки ибупрофена, затем более получаса лежала в ванне, ожидая, пока горячая вода не начнет остывать, надеясь расслабиться и прогнать мигрень.
Но не получалось. Надевая халат, она взглянула на себя в зеркало. Волосы были в беспорядке, мокрые завитки обрамляли ее лицо. Зеркало было покрыто дымкой, искажающей ее отражение. Конденсат побежал тонкими струйками, отчего видимость несколько улучшилась. Но, помимо собственного отражения, она увидела кое-что еще.
– О нет, – прошептала она с замиранием сердца. Неужели опять?
Она мельком увидела большое деревянное колесо, напоминающее слишком большое колесо телеги, но на нем были шипы. Оно медленно вращалось, затем исчезало в туманной поверхности зеркала. У Оливии внутри все сжалось.
– Нет... нет... – Появилось лицо женщины, подвергающейся пытке. Оливия отскочила назад и ударилась о вешалку для полотенец. Женщина в видении кричала, ее глаза выпучены от страха и боли. Ее темные волосы в крови.
Оливию всю трясло.
Колесо вращалось, мелькая в занавеси конденсата на зеркале. Кожа Оливии словно горела. Она едва могла дышать. Головная боль усилилась и волнами прокатывалась по ее мозгу. Остолбенев от ужаса, она смотрела зеркало.
Когда конденсат частично испарился, Оливия смог ла получше разглядеть темное место, похожее на пещеру. Она услышала, как жертва кричит от пыток и как на фоне скрипа старинного передаточного механизма капает вода, затем увидела ужасное орудие пытки. Голая женщина была распластана на колесе и стянута ремнями. Она пыталась вырваться, и острые шипы вонзались в ее тело. Страшное колесо медленно вращалось.
– Не надо, пожалуйста, не надо! Отпустите меня... Будьте милосердны...
Головная боль Оливии стала напоминать удары молота.
– Помогите мне... кто-нибудь, ради всего святого, пожалуйста, помогите мне... – Ее голос дрожал, отдаваясь в голове Оливии и смешиваясь с болью.
– Отпусти ее, ублюдок! – крикнула Оливия.
Затем она увидела оружие, сверкающее во влажном отражении. Изогнутый меч, его несущее гибель лезвие поблескивало в каком-то слабом, мерцающем свете.
– Нет! Нет! – пронзительно закричала женщина. – Как вы можете такое со мной сделать. Я вам доверяла. Пожалуйста, прошу вас, я сделаю все, что угодно.
Лезвие скользнуло вниз.
– Прекрати! – Оливия схватила полотенце с вешалки и в неистовстве принялась вытирать конденсат, смахивая туман и смотря в свои собственные наполненные ужасом глаза. Если она сможет увидеть больше, выяснить, где это происходит... но картина изменилась, лицо жертвы, словно тая, превращалось в тень, которая заменялась на более четкую картину, находящуюся за ее собственным отражением. Ее сердце замерло, ибо она была уверена, что смотрит в лицо чистого зла. Скрытое обтягивающей черной маской. Ледяные голубые глаза встретились с ее глазами и задержались...
Затем она услышала свое имя. Так отчетливо, словно он произнес его вслух. Оливия.
– Господи. – Она сделала шаг назад. – Святая Оливия.
– Нет! – Она бросилась к зеркалу. – Кто ты, ублюдок? – крикнула она, ударяя кулаком по лицу в маске. Зеркало разбилось на мелкие осколки, которые посыпались в раковину и на пол. Ее собственное отражение было искаженным и разделенным на кусочках стекла, которые еще держались в раме. – Ты сумасшедший, сумасшедший сукин сын. – Ее руку пронзила боль. – Кто ты такой, черт возьми? – крикнула она, рыдания вырывались из глубины ее души. – Кто, будь ты проклят?
Хайри С, царапая когтями дверь в ванную, неистово лаял.
А на сверкающие в раковине осколки капала кровь.
Ее голова просто раскалывалась от боли. Пес печально выл. После всего этого в памяти Оливии сохранился мучительный образ женщины, привязанной ремнями к вращающемуся колесу боли.