честолюбивой соперницы.

Поэтому Дана и играла с Самантой в «прятки» пару суток, пока их не вывели на связь под мягким нажимом полиции.

– Бесполезно о чем-либо меня спрашивать, Саманта, – снова повторила Дана.

– Я понимаю, но в Новом Орлеане объявился серийный убийца. В ходе полицейского расследования протянулась ниточка, ведущая к Кенту, брату Анни Сигер. Возможно, это он виновен в преступлениях.

– Никакие твои доводы не повлияют на наши порядки. Могу лишь подтвердить, что занималась с Кентом, но это было давно, сразу после самоубийства Анни. Потом он выписался, а если я открою, что записала в его медицинской карточке, это будет стоить мне места.

– Речь идет о жизни многих женщин, – попыталась воззвать к ее милосердию Саманта, но все было бесполезно.

– Сожалею, Саманта, но ничем не могу тебе помочь.

На том конце провода, в Калифорнии, повесили трубку. А та, что была прижата к уху Саманты, стала вдруг ледяной.

Звонок в Калифорнию она сделала из офиса радиостанции, где из репродукторов постоянно звучал тихий джаз, предваряющий начало каждой программы, и где вот-вот должно было собраться экстренное совещание. Весь персонал сидел как на иголках в ожидании, к какому выводу придет высшее начальство, обменявшись мнениями.

Полиция подключила к прослушиванию все телефоны. Сотрудникам было строжайше приказано помалкивать о какой-либо связи «Полуночных исповедей» с серийным убийцей, но слухи все равно просочились и распространились быстрее радиоволн. Саманту городские обыватели сравнивали с Пандорой, открывшей легендарный ящик и посеявшей хаос в мире, и винили в том, что она выпустила чудовище, разгуливающее теперь по улицам Нового Орлеана.

Джордж Ханна был потрясен и пребывал на грани нервного срыва, правда, неизвестно, от радости или от ужаса. Рейтинг чуть ли не зашкалил за сто процентов. Станцию слушали все, и во всех барах и в кафе то и дело вспыхивали споры, где высказывалось опасное для его репутации мнение, будто все это затеял Ханна в рекламных целях в сообщничестве с доктором Самантой. Однако был и положительный результат – чуткое ухо радиослушателя приникло к приемнику, пальцы крутили колесико и находили именно эту волну, а рекламодатели спешили заключить срочные договоры.

Элеонор изображала полное отчаяние и требовала, якобы ради безопасности Саманты, закрыть ее передачу, но то был лишь плохо сыгранный спектакль. Мелба за своей конторкой почти не отрывалась от телефона, а в редкие паузы повторяла, что излишняя популярность может кого угодно свести с ума. Коллеги восприняли этот бум со спокойствием аллигаторов, медленно, переваривающих пищу. Он сулил им прибавку в зарплате, но что таится в глазках сытого аллигатора, не познать даже опытному охотнику за этими земноводными рептилиями.

Так прошла неделя в ожидании неизвестно чего. Нового удара маньяка или его явки с повинной?

Саманта спала с Таем Уиллером в одной кровати, и они отдавали много энергии взаимному влечению.

Саманта присутствовала на похоронах Лианн Жаквиллар под неусыпным оком двух копов в штатском, представленных ей заранее, но оставшихся невидимками во время церемонии. Провожали в последний путь Лианн и девочки из Боучеровского центра. Вся церемония проходила так буднично и так не соответствовала случившейся трагедии, что Саманта пролила слезу. Мать Лианн не вела себя столь агрессивно, как Эстелла Фарадей на похоронах Анни в Хьюстоне, но ее враждебное отношение было очевидно. В смерти дочери она тоже винила психолога.

Саманта осознавала ее правоту. Возможно, если бы не их контакты, девушка не стала бы жертвой маньяка, преследующего Саманту.

«Джон» не объявлялся.

Или его просто не замечали, а он был тут, рядом...

Дни Саманта проводила, штудируя свои записи, ночи – в объятиях Тая, три вечерних часа – в студии, в мучительном напряжении в ожидании звонка от «Джона», втайне желая, чтобы такого звонка не последовало. За рабочим столом в кабинете она, используя информацию о семье Анни Сигер, предоставленную ей Таем, выискивала хоть какие-нибудь детали, которые, будучи оглашенными по радио, могли спровоцировать больной мозг на ответный вызов, побудить «Джона» опять выйти из тени.

Какова мотивация его поступков? Что означают черные очки? Всегда ли он носил их? Следствие ли это какой-то глазной болезни или просто элемент маскировки?

В мозгу Саманты родилась версия.

Она позвонила в полицию, оставила сообщение и почти тотчас удостоилась отклика от озабоченного детектива.

– Говорит Рик Бентс. Вы мне звонили?

– Да. У меня мелькнула идея...

– Не тяните. Выкладывайте.

– С той минуты, как я увидела свой портрет с выколотыми глазами, я начала думать, что в этом есть какой-то особый смысл. Не желание испугать меня, а передать зашифрованное послание, намек на то, что он не хотел или не мог выразить словами.

– Весьма сложно... – заметил Бентс. – Но продолжайте.

– Он не хочет, чтобы я видела его и чтобы я его узнала. Ведь выколотые глаза есть символ чего-то... Не так ли?

– Ну... – Бентс постарался изобразить заинтересованность.

– Возможно, он поступает так бессознательно и, сам того не желая, снабжает нас информацией о себе.