переставал надеяться, что придет день, когда Лукреция простит его, но Санни знала, что этому не суждено сбыться.
Вначале она отгоняла от себя недостойные мысли, боясь даже думать о своих постыдных влечениях. Но постепенно стала прислушиваться к шуму машин на дороге, чувствуя, как сильно бьется ее сердце при знакомом стуке в дверь.
Будучи не в состоянии объяснить своей тяги к Рексу, Санни перестала сопротивляться ей. В снах она постоянно видела лицо Рекса; отдаваясь Фрэнку, она воображала, что это Рекс прижимает ее тело к своему. Стыд мучил ее, но она ничего не могла поделать с собой. Она слепо верила в предначертания судьбы и считала, что ход событий, раз запущенный, изменить невозможно.
Поэтому, когда он впервые поцеловал ее в жалком, маленьком трейлере, она ответила на его поцелуй, а когда он нежно потянул ее на диванчик, она с готовностью подогнула колени. Их связь была неистовой, лишенной всякой нежности. Он как жадный зверь набрасывался на нее, тяжело дыша, судорожно сжимая в объятиях ее тело.
Она понимала, что совершает ошибку, понимала, что рискует всем, становясь любовницей самого богатого и влиятельного человека в округе, но пути к отступлению уже не существовало.
Его посещения стали регулярными, он пытался покупать ей подарки — золотое колье, бирюзовый браслет, шелковое платье, которые она не хотела принимать. Даже цветы, которые Рекс преподносил ей, приходилось убирать перед приходом Фрэнка с работы. Поэтому она носила его украшения, лишь когда Рекс был с ней; позволяла аромату цветов наполнять комнату только тогда, когда они оставались вдвоем, разрешала ему застегивать на ее спине пуговицы роскошного платья, когда этого никто не мог видеть, ибо, уходя от нее, все принесенное он уносил с собой.
Она знала, что Рекс не любит ее. Едва коснувшись его, она сразу чувствовала, что он хочет ее, что он изголодался по ней, что благодарен ей за ласки, которые она дарит ему, но что он не любит ее так, как свою обожаемую Лукрецию. Она понимала это и не хотела опускаться до уровня платной наложницы. Санни любила его, ей было хорошо с ним в постели, но она знала, что отпустит его, как только он пресытится ею.
И все же боль Санни от того, что после смерти Лукреции Рекс женился на Дене Миллер, казалось, не утихнет никогда. К тому времени она уже оказалась одинокой — Фрэнк ушел от нее. Но Рекс взял себе другую женщину. Никогда еще она не чувствовала себя столь оскорбленной…
И вот теперь, спустя тридцать с лишним лет, она сидела и тупо смотрела на стену своей комнаты в частной психиатрической клинике, куда Чейз счел необходимым поместить ее. Уютная и просторная, выдержанная в светлых веселых тонах, эта комната с книжными полками, широкой удобной кроватью, обеденным столом и цветным телевизором была намного комфортабельнее, чем старый ржавый фургон, одиноко стоящий на берегу реки Бродячей собаки на окраине Просперити. Но то был ее дом. А эта комната никогда им не станет…
Раскрытое настежь окно выходило в сад. Легкий ветерок доносил запах роз, проникая сквозь ажурные стальные решетки, которым пытались придать вид украшения, но которые были поставлены с совершенно конкретной целью.
Каждое утро в течение нескольких прошедших недель она выглядывала в окно и смотрела вдаль, за подстриженные газоны, за подвязанные родедендроны и дубовую рощицу на высокой сетчатый забор, предчувствуя беду. Наблюдая за солнцем, поднимавшимся из-за гребня гор с востока, она видела, как его первые лучи золотом горели на капельках утренней росы, и чувствовала, как холод, смертельный холод расползается по ее спине. Она созерцала в своем воображении картины пожара, который разрушил лесопилку, но образы пламени и смерти были искаженными, будто мерцающие волны жара и черный дым специально туманили ее разум.
Она опять задрожала, и ей захотелось бежать. Она не так уж сильно повредилась умом, как ей говорили; правда, ее видения стали более конкретными и жестокими, более частыми, но в спокойные минуты она сознавала, кто она и почему оказалась здесь.
Предательство Чейза разъедало ей душу подобно медленно действующему яду. Она всегда верила ему, во всем полагалась на него, а он!.. Санни становилась обузой для него по мере того, как он все больше вовлекался в бизнес Бьюкенена. Он стал реже навещать ее и порой отводил глаза, потому что заранее замышлял ее заточение в клинику. Чейз стал стесняться ее, видимо, ему было неприятно объяснять окружающим, что эта безумная женщина, живущая в ржавом фургоне, его мать. Рекс давно забыл ее. Бриг исчез. Чейз тяготился ею. И Санни решила, что пришло ее время покинуть эту землю.
Всякий раз, разглядывая шрамы на своих запястьях, белеющие на ее темной коже, она усмехалась. Санни носила эти шрамы как медали, полученные на войне, войне, которую ей суждено вести до своего смертного часа.
Но она не могла вести свои сражения отсюда. Надо найти способ выбраться из этого места! Санни давно мечтала о бегстве, но только прошлой ночью у нее возникло предчувствие. Бросив быстрый взгляд в окно, она хитро улыбнулась. Ничего, она еще поборется со всеми ими. Это лишь вопрос времени.
— Я полагаю, что тебя может заинтересовать это… — Гонсалес небрежно бросил на стол Т. Джона обуглившийся бумажник.
Т. Джон отставил в сторону чашку кофе и схватил кусок обгорелой кожи. Ему не нужно было спрашивать, кому мог принадлежать этот бумажник. Но он спросил:
— Джона Доу?
— Возможно. — Гонсалес выдавил из себя колкую улыбку, а затем подошел к окну и поглядел на автостоянку, где загорали на солнце легковые машины, грузовички и мотоциклы.
— И что из того? — Уилсон раскрыл остатки бумажника и стал просматривать обгоревшие банкноты — по большей части сотенные. Свыше пятнадцати тысяч долларов и то, что когда-то являлось водительским удостоверением, а теперь представляло собой обгоревший уголок документа. — Из какого же это штата? Из Аляски?
— Похоже на то.
Фотография сгорела, а некоторых цифр в регистрационной колонке недоставало, но их все же оставалось достаточно, чтобы в сотрудничестве с дорожной полицией восстановить полный номер, а вместе с ним, возможно, и личность человека, умирающего в Северозападной больнице.
— Свяжись с центральным полицейским управлением штата и узнай, не находили ли они какую- нибудь брошенную машину с аляскинскими номерами или же, на худой конец, любую брошенную машину. Этот тип мог и здесь взять машину напрокат или даже купить при той наличности, которая у него имелась. Поэтому обзвони все агентства по аренде автомобилей в штате и уточни, не просрочен ли срок аренды какого-либо из них.
Хорошо. Наконец-то им удалось осуществить прорыв. Почти все в городе, казалось, имели алиби на ночь пожара, особенно те, кто возглавлял список подозреваемых: Рекс Бьюкенен, Дена Бьюкенен, Фелисити и Деррик Бьюкенен, Санни Маккензи, Бобби Алонсо, даже родители Джеда Бейкера. Он уже проверял. Единственным лицом, которое не имело такого алиби, являлась Кэссиди Маккензи и двое пострадавших.
— Где, черт возьми, ты нашел эту штучку? Я думал, наши ребята уже кончили копаться там, на лесопилке, — спросил Т. Джон, продолжая разглядывать обгоревший бумажник.
Гонсалес поднял руки над головой и потянулся.
— А мы добыли его не там, а поблизости. Уилсон вскинул голову и бросил на Гонсалеса проницательный взгляд. Пульс его немного участился. Гонсалес брал над ним верх. Вот хитрюга! Впрочем, Уилсон любил этот дух соперничества.
— Где-нибудь недалеко отсюда?
— Ну, да. Нам повезло.
— Как так? — Т. Джон так резко откинулся на стуле, что тот протестующе заскрипел.
— Один из наших здешних парней перепил немного в баре у Берли. Кто-то, не сдержавшись, обозвал его идиотом, и он перешел в нападение, заехав обозвавшему кулаком в челюсть.
