самого. И не смогла…
Дена погрозила пальцем перед носом у дочери.
— Оставь лошадь в покое и не стой под дождем. Пошли в дом! — Она вынула соломинку из волос дочери, и что-то похоже на подозрение мелькнуло в ее глазах.
Кэссиди оставалось повиноваться. Но сердце ее стучало, словно кузнечный молот, когда они шли к дому.
— Отец дома?
— Нет, был только Деррик, но и он ушел.— Чтобы застрелить Брига! Господи, спаси его!
— Так, значит, Рекс не появлялся?
— Нет.— Какое ей дело до отца в такой момент! Бриг в опасности!
— Лживый негодяй! Ты знаешь, что он сделал? Бросил меня на вечеринке у Колдуэллов. Сказал, что выйдет покурить, сел в машину и уехал. Меня в жизни так не унижали! — Дена встряхнула зонтик на крыльце и прошла в холл, споткнувшись о нижнюю ступеньку.— Ничего, я догадываюсь, где он. Поверь мне, он свое получит. А ты,— она повернулась к дочери,— немедленно иди спать. Уже поздно.
Ну да, конечно. А в этот момент, возможно, Деррик уже выследил Брига, прицелился и…
Глаза Дены сузились.
— Что-нибудь случилось? — Она открыла сумочку и стала искать ключи.
Случилось многое. Ладони Кэссиди стали мокрыми от пота.
— Нет, ничего.
— Тогда марш в постель! — Дена уронила ключи от машины, наклонилась, подняла их.— Я скоро вернусь.
— Мама, тебе нельзя уезжать сейчас, ты много выпила и…
— Не спорь со мной.— Дена выпрямила спину, стараясь казаться трезвее.— Я еду искать твоего отца.
— Почему бы тебе просто не подождать его, мама? — Если она поднимется в спальню и заснет глубоким хмельным сном, Кэссиди сможет выскользнуть из дома.
В лице Дены появилось внезапно что-то жалкое.
— Потому что я устала ждать,— сказала она с печальной улыбкой.— Я слишком долго ждала, чтобы твой отец стал относиться ко мне как положено. Пора сказать ему об этом. — Расправив плечи, Дена взялась за ручку двери. Ключи зазвенели у нее в руках. — Не жди меня, милая. Иди ложись. Я не знаю, когда вернусь…
— Мам, не надо. Тебе нельзя вести машину…
— Не мешай мне, Кэссиди. Я сама знаю, что можно, а чего нельзя…
Кэссиди не стала терять времени. Она знала, как поступить…
Неважно, что за этим последует.
Глава 10
Прикрывая глаза рукой от дождя, Рекс положил единственную розу на могилу Лукреции. Не дождь, а слезы застилали ему глаза, и он только сейчас понял, что выпил слишком много. Следовало быть осторожней. Всегда возникали проблемы, когда он выпивал слишком много…
Глядя на могильную плиту, он закусил подрагивающую нижнюю губу. Я люблю тебя, Лукреция, мысленно произнес он. Я всегда любил тебя. Но он не был верен ей и в глубине души знал, что она покончила с собой из-за его измен. У Лукреции был свой кодекс чести, и, хотя она не хотела его в постели, ей было больно, когда у него появились другие женщины, большинство из которых ничего не значили в его жизни.
Кроме одной.
А теперь еще эта напасть!.. Для него стало пыткой видеть Энджи каждый день, наблюдать, как она превращается в женщину, настолько внешне похожую на мать, что он испытывал даже неловкость. Иногда, когда она заходила в комнату, у него перехватывало дыхание и казалось, что он видит свою жену или призрак своей покойной жены. И тогда наступал болезненный момент, и годы поворачивались вспять, и он забывал, что Энджи была его собственной плотью и кровью. Реальность и фантазия сливались воедино, и он хотел — да, черт возьми, хотел! — чтобы она была его любимой женой.
— Прости меня,— прошептал он, как делал всегда, кладя розу на могилу Лукреции.— Я принес тебе столько боли и теперь расплачиваюсь за это!..
Постояв еще с минуту возле могилы, Бьюкенен зашагал назад, к машине. Он оставил Дену на вечеринке, хотя она думала, что он вышел только выкурить сигару. Без сомнения, она утратила представление о времени. Он посмотрел на часы, уселся в «линкольн» и выехал из открытых ворот кладбища.
От взрыва задрожала земля. Санни почувствовала колебание почвы под ногами, и от страха у нее все замерло внутри. Сквозь пелену дождя она увидела первые отдаленные вспышки пламени. На фоне черных туч искры взлетали вверх, словно ракеты во тьме ночи, яркие языки тянулись все выше, достигая небес.
Дождь и пламя. Огонь и вода. Ей стало не по себе, ноги ослабли, и она прислонилась к стене. Бриг, Чейз, Бадди. Им всем суждено умереть… Она знала это. Видения, которые преследовали ее последние несколько месяцев, сбывались.
Она даже не сняла тапочки, не накинула плащ,— просто бросилась к машине. Может быть, еще не поздно. Может быть, она сможет спасти хотя бы одного из сыновей.
— Помоги мне, Господи! — молилась она, захлопывая дверцу старого «кадиллака». — Помоги мне.
Но она знала, что Бог не слышит ее. Он всегда был глух к ее мольбам. Когда она выезжала, фары осветили дом, и она увидела вывеску над дверью, колеблемую ветром, выцветшие буквы словно смеялись над нею: «Гадание по ладони. Карты Таро. Духовные консультации Сестры Санни».
Глубоко, в недрах ее сознания, слышался смех и крики. Она с готовностью отдала бы свою жизнь ради спасения сыновей.
— Возьми меня, Боже,— молилась она, разворачивая старый «кадиллак»,— возьми меня, но, пожалуйста, пощади моих сыновей!..
Полночь. Кэссиди шла к конюшне, когда услышала отдаленный гул, достаточно громкий, чтобы ее сердце дрогнуло. Впрочем, что бы там ни случилось, сейчас главное — найти Рига. Она выждала двадцать минут после отъезда Дены и находилась уже возле самой конюшни, когда услышала первый скорбный вой сирены, отдаленный и жалобный. Затем к нему присоединились сигналы автомобилей — тревожные, пронзительные, разрывающие тьму.
Что такое?
Неужели Бриг?..
Деррик, видимо, настиг его. И сейчас он лежит, смертельно раненный, истекающий кровью. А виновата во всем она. Потому что не сумела убедить его послушаться ее, не спасла, не защитила.
— Прошу тебя, Господи, не допусти, — шептала она, надевая уздечку на Реммингтона и выводя его из конюшни.
Сирены все еще выли, когда она вышла на лужайку перед конюшней и жеребец, натягивая поводок, потянул ее в сторону.
Седлать его нет времени, подумала Кэссиди, подбегая к забору, чтобы сесть на него без седла. Дождь хлестал ее по лицу, когда она, усевшись верхом, дернула поводья. Реммингтон встал на дыбы и сбросил ее, точно пустой мешок. Голая земля неслась ей навстречу. Она вытянула руку, чтобы смягчить падение. Боль пронзила сначала руку. Потом она ударилась головой о твердую землю.
Со стоном она пошевелилась, и дикая боль в запястье заставила ее до крови закусить губу. С трудом
