слышишь?..
Внезапно глазное яблоко шевельнулось, и во взгляде, устремившемся на нее, она увидела ясное сознание и такую ненависть, что чуть не отпрянула назад. Муж смотрел на жену, время для нее остановилось, потом он как будто с брезгливостью отвел взгляд и снова сосредоточился на потолке.
— Пожалуйста…— едва слышно взмолилась она.
Он не реагировал.
Помощник шерифа выступил вперед.
— Маккензи?
Никакой реакции.
Она нежно прошептала:
— Я хочу, чтобы ты знал, я с тобой.
Горло ее болезненно сжалось от этих слов, она вспомнила их последнюю ссору, жестокие слова, которые они бросали друг другу. Глаз моргнул, но она уже знала, что все ее усилия напрасны. Он был в состоянии слушать ее. Но не желал слышать. Он больше не нуждался в ее любви, даже больше, чем прежде, а она точно так же была не способна дарить ее. «И пребуду всегда с тобой». Она вспомнила слова брачной клятвы, и в сердце ее возникла боль, которая становилась все сильнее по мере того, как она всматривалась в этого поверженного мужчину, некогда такого сильного.
С самого начала она понимала, что их брак обречен на неудачу, и все же внушала себе, что они сумеют найти путь друг к другу.
Но она ошиблась. Как она ошиблась!..
Она выжидала, наконец глаз закрылся, хотя было неясно, заснул ли он, потерял сознание или делает вид, что ее здесь нет, что она вообще не существует, как это он проделывал неоднократно в прошлом.
На негнущихся ногах она вышла из палаты. Воспоминания захлестывали ее, воспоминания о полученной в дар и потерянной любви, о надеждах и мечтах, что умерли задолго до пожара.
Помощник шерифа вышел вместе с ней.
— Не хотите рассказать мне о цепочке с медалью святого Христофора?
Сердце ее подпрыгнуло.
— Я… я не могу.
— Почему не можете?
Она обхватила себя за плечи; несмотря на тепличную температуру в больнице, ее знобило, как от ноябрьского холода.
— Она не из вещей моего мужа.
— Вы уверены?
От прямого ответа она уклонилась.
— Насколько мне известно, у него никогда не было ничего похожего. Она… возможно, цепочка принадлежала тому, другому человеку… тому, кто держал ее в руке.
— А кто он, как вы полагаете?
— Сама хотела бы знать,— с жаром ответила она, не давая воли памяти, которая рвалась в другое время и место, к другой любви и к сверкающей серебряной цепочке с медалью святого Христофора. — Господи, как бы я хотела это знать!
Они прошли до конца длинного коридора и на лифте спустились на этаж, где находилось отделение реанимации. Уилсон не сумел добиться у дежурной сестры, а может быть врача, разрешения посетить человека, который оказался рядом с ее мужем во время пожара, поэтому им оставалось только пройти в вестибюль и покинуть больницу. Лишь на улице, окунувшись в ослепительный послеполуденный зной, Уилсон показал ей фотографию пострадавшего мужчины — лицо его было покрыто волдырями, волосы полностью сгорели. Она закрыла глаза, сдерживая позывы на рвоту.
— Я вам уже сказала. Я… я не знаю его. Даже если и знала, не думаю… я хочу сказать, что не могла бы представить…
— Ладно, все в порядке. — Впервые в голосе Уилсона прозвучали добрые ноты, словно и ему, в конце концов, не были чужды человеческие чувства. — Я предупреждал, что зрелище будет чересчур тяжелым.
Он поддержал ее под согнутый локоть и помог пересечь забитую автомобилями стоянку, направляясь к служебной машине. Бросив через плечо взгляд на белостенную больницу, на корпус, в котором располагалось отделение реанимации, он покачал головой.
— Несчастный ублюдок! Так кто же он, черт побери!
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава 1
Так вот как жила другая половина. Бриг Маккензи бросил куртку из грубой хлопчатки на сиденье своего задрипанного «харлея дэвидсона». Прикрыв ладонью глаза от резкого солнечного света, он сердито оглядел тщательно подстриженный газон, поднимавшийся ярусами к чудовищному по размерам дому, возведенному на вершине небольшого холма. Кладка из камней поддерживала каждый ярус с ровно подстриженной травой и кустами роз, которые удивительно живописно смотрелись на зеленом фоне и наполняли воздух благоуханием. Всякие там одуванчики, цветы клевера или чертополоха не допускались на толстый ковер бьюкененовской травы.
Ранчо, если то, что он видел, можно было назвать этим словом, ничем не напоминало его собственный дом — небольшой жилой фургон, в котором он провел с матерью и братом большую часть своей жизни. Ступенькой добросовестно служил деревянный ящик из-под апельсинов, стоявший перед входом, дорожка из гравия почти заросла жесткими сорняками и цепкой травой. Возле переднего окна с не большим навесом висела металлическая табличка, проржавевшая от времени, которая сообщала о гадании по ладони и духовных консультациях «Сестры Санни». Его ма! Наполовину индианка, наполовину цыганка и самая лучшая на свете мать, о какой может только мечтать любой ребенок.
Осматривая дом Бьюкенена, он не испытывал ни малейшей зависти, которая разъедала изнутри его старшего брата Чейза.
— О Боже, Бриг, тебе надо самому посмотреть на их дом,— как-то сказал Чейз,— настоящий дворец, с прислугой и поваром, у них есть даже личный шофер, можешь себе представить?! В такой дыре, как Просперити, штат Орегон, честное слово, личный шофер! Эх, старик, вот это жизнь! — Чейз тогда еще перегнулся через кухонный стол с изрезанным пластмассовым покрытием, и тихо добавил: — Ради такой жизни я бы пошел и на убийство!
На Брига его рассказы не производили большого впечатления, он прекрасно понимал, что и у старика Бьюкенена хватает проблем.
И вот теперь он смотрел на сооружение из больших серых камней и кедрового дерева которое было домом Рекса Бьюкенена. Три беспорядочно выстроенных этажа с остроконечными крышами, арочными окнами, декоративными ставнями и таким количеством труб, что Бриг и считать не стал. Монументальное здание, достойное короля леса.
Бьюкенену принадлежало чуть ли не всё и вся в городе, а послушать, что говорит его мать, так старый Рекс был просто богом на земле, правда, потом она углублялась в дебри каких-то непонятных духовных явлений, которые вызывали у Брига беспокойство. Он не верил в астрологию, считая ее чепухой, и все же предсказания Санни Маккензи частенько сбывались. В этом было что-то потустороннее… Его даже мороз по коже продирал.
В тот момент Бригу не хотелось думать о своей замечательной матери, чей муж ушел от нее вскоре
