Чейзе. Узнав, что Маршалл Болдуин и Бриг Маккензи— это одно и то же лицо, ее отец не нашел ничего лучшего, как грязно выругаться, а Дена лишь изрекла: «Все что Бог ни сделал — все к лучшему». Кэссиди готова была сгореть со стыда, вспоминая, сколько раз за два дня после разговора с Биллом Ласло ей пришлось врать— врать полиции, родным, знакомым, сослуживцам.
Ей требовалось время и одиночество, чтобы спокойно подумать. Чтобы разобраться в самой себе. Время, чтобы оплакать Чейза, время, чтобы принять Брига… в качестве кого? Не мог же он вечно играть роль ее мужа. Рано или поздно им придется во всем признаться; тайное станет явным— она жила со своим деверем, скрывая, что ее мужа нет в живых.
Кэссиди чувствовала себя совершенно потерянной: все зашло слишком далеко, и будущее их отношений с Бригом представлялось весьма сомнительным и непрочным. Она взялась за дверную ручку…
— Значит, уезжаешь?
Вздрогнув, она повернулась и увидела, что он, все еще заметно прихрамывая, направляется к ней. Шрамы на гладко выбритом волевом подбородке лишь подчеркивали строгую красоту его лица; он казался таким же суровым и неприступным, как горы Аляски, где он провел в вынужденном изгнании долгих семнадцать лет.
Зазвонил телефон, но они не обращали на него внимания. Очередные репортеры. Усмехнувшись, она подумала о горькой иронии судьбы: сколько раз она поднимала телефонную трубку в надежде услышать то, что хотела услышать. Его голос. Теперь ей не было до этого дела.
— Зачем?— он кивнул на чемодан у нее в руке.
— Мне нужно побыть одной. Я чувствую себя здесь, как в тюрьме.
— Из-за меня?
Из-за бесконечной лжи.
— Это скоро кончится, — с мольбой глядя ей в глаза, пообещал он.
— С чего ты взял?
Он смотрел на ее губы.
— Я знаю.
— Бриг…— Она запнулась на полуслове. Последнее время ей приходилось следить за собой, чтобы нечаянно не произнести вслух его настоящего имени; в то же время она избегала называть его Чейзом — ей казалось это кощунством по отношению к памяти покойного мужа; в итоге над ней постоянно довлел страх — как бы не проговориться. К тому же, если для нее стало совершенно очевидно, что это Бриг, то рано или поздно об этом могли догадаться и другие, несмотря на то, что отличие одного от другого больше касалось психологического склада, чем физического облика.
— Я хочу, чтобы ты осталась…
Нет, она должна заставить себя уйти из этого дома. Пока она еще в состоянии сделать это.
— Я никому не скажу ни слова — если тебя волнует именно это. Никто ничего не заподозрит. Все знали, что наша с Чейзом семейная жизнь не ладилась. Ты уже почти поправился, так что наше решение расстаться со стороны будет выглядеть вполне логичным.
Глядя ему в глаза, Кэссиди искренне пожалела, что их жизнь так запутанна, что они так погрязли во лжи. В глубине души она все еще любила его, как любила всегда, и как, возможно, будет любить до самой смерти. Больше того, ее сугубо женская, неподвластная рассудку сущность трепетно реагировала на его близость. В этом смысле она не могла за себя поручиться. Ей не оставалось ничего другого, как только бежать.
— Мне необходимо время, чтобы подумать.
— Ты вернешься?— Он смотрел на нее с невыразимой мольбой.
— Не знаю,— ответила она, чувствуя, что сердце ее готово разорваться. — Надеюсь.
Она снова взялась за ручку двери. Куда она поедет?.. К родителям? В какой-нибудь большой город, чтобы в обшарпанном мотеле, лежа на кровати и тупо глазея в потолок, размышлять о смысле жизни? К подруге в Сиэтл? Или к Селме? Или пожить в одном из принадлежащих отцу домов на Западном побере жье?
Где-то вдалеке залаяла собака, а еще дальше завыла сирена.
— Прощай, Бриг.— Она хотела толкнуть дверь плечом, но он остановил ее, схватив за руку.
— Нет! — Рывком он заставил ее повернуться лицом. — Не уходи, Кэсс! — Вереница чувств, казалось, давно забытых, отразилась
— Но…
— Я люблю тебя.
О Господи! Люблю. Как долго она ждала, чтобы услышать из его уст это признание! Всю жизнь.
— Но ты меня даже не знаешь,— затаив дыхание, прошептала она.
Он до боли стиснул ее руку; она разжала пальцы, и чемодан с грохотом упал на пол.
— Я люблю тебя так, как не любил ни одну женщину, как никогда никого не смогу полюбить.
— Бриг, ты уверен, что…
— Да, Кэсс, уверен.— Глядя в строгие, печальные глаза Брига, невозможно было усомниться в искренности его слов.— Я всегда любил тебя и всегда буду любить.— Он говорил без тени сомнения и даже с некоторой долей отчаяния. — Боже мой! — Он привлек ее к себе и поцеловал— решительно, точно не допускал и мысли о том, что она отвергнет его. Под тяжестью его упругого тела она оказалась прижатой к стене. Сквозь ткань джинсов она ощутила его бедра, ощутила, как все более требовательно заявляла о себе его мужская плоть. Вот он сорвал ленточку, которой были схвачены ее волосы, — у нее перехватило дыхание.
Звякнули упавшие на пол ключи. Она закинула руки ему за спину; от его поцелуев что-то дрогнуло в ней, словно очнулась дремавшая до сих пор увственность, дрогнули и увлажнились лепестки сокровенного бутона, раскрывшись навстречу его неуемной страсти.
С глухим стоном он поднял на нее глаза, и ее охватил трепет под этим проникающим в самое сердце почти безумным взглядом.
— Не уходи от меня,— шептал он, водя шероховатым пальцем по ее щеке.— Кэсс, умоляю, не покидай меня.
— …Бриг…— Одурманенная его поцелуями, она забыла, что хотела сказать.
— Кэсс, я не могу, не хочу снова лишиться тебя. — Бриг чуть наклонился и стал целовать ее шею. Она задохнулась от вожделения, когда он влажным губами коснулся шелковой блузки на ее груди. В голове у нее помутилось, и она всем телом отзывчиво приникла к нему.
— Будь со мной всегда, — хрипло прошептал он и легко, словно перышко, оторвал ее от пола. Проклиная собственную слабость, она желала лишь одного — слиться с ним в одно целое— и, осыпая его лицо поцелуями, понимала, что теперь уже навсегда отдает себя Бригу.
Он нетерпеливо сорвал с нее одежду, и в следующее мгновение они уже лежали в кровати, которую некогда она делила с Чейзом. Его губы нашли ее грудь и скользнули ниже, к обольстительной впадинке на животе. С уст Кэссиди срывалось его имя. Она безумно хотела его, и даже когда казалось, что большего блаженства быть не может, она хотела еще и еще… Под магией его пальцев оказались отринуты прочь все сомнения, и она самозабвенно приняла его, приняла душой и телом. Хочу тебя! — ликовала плоть. Но даже растворившись в нем без остатка, она вдруг с пугающей ясностью осознала, что им принадлежит только ночь, что как только кончится пир любви, она закроет за собой дверь, за которой останется этот человек, изображающий ее мужа, и одному Богу известно, когда у нее достанет храбрости вновь открыть ее.
— Я вернусь поздно,— угрюмо проронил Деррик.
Фелисити с девочками сидела в гостиной. Был включен телевизор, хотя, судя по всему, передача их не особенно интересовала. Фелисити полностью поглотила лежавшая на коленях газета: между тщательно выщипанными бровями у нее пролегла глубокая складка. Линии висела на телефоне, как обычно, болтая с подружкой. Энджела, в неизменных черных башмаках на толстой подошве, лежала
