замутить хотели. Рудгуттер переворачивает газету и... сует мне в лицо... – Умма Бальсум на секунду подняла глаза. Бен вспоминал. – И ну меня прессовать: «Господин Флекс, что вам об этом известно? От кого поступили сведения? Что вы знаете о мотыльках?» Серьезно! Мотыльки-бабочки! «Вы в курсе последних проблем господина Пэ?» – Бен медленно покачал головой Уммы Бальсум. – Представляешь себе, Ди, я ни хрена не понимаю, я не знаю, во что мы влипли, но мы точно влипли в какое-то дерьмо. Боги! И сам Рудгуттер в этом замешан по уши! Потому-то он меня и арестовал... А он все твердит: вы-де знаете, где мотыльки. Расскажите, вам же лучше будет... Ди... – Бен осторожно поднялся на ноги. Дерхан хотела сказать, что двигаться ему нельзя, но слова застряли в горле, когда он осторожно пошел к ней на ногах Уммы Бальсум. – Ди, надо, чтобы ты разобралась во всем. Они боятся! Правда боятся, Ди. Мы должны этим воспользоваться. Я понятия не имею, о чем говорит Рудгуттер, но эта сволочь явно на меня грешит, и я начал подыгрывать, потому что от этого ему очень неуютно.

Робко, осторожно, нервозно Бен протянул к Дерхан руки Уммы Бальсум. У Дерхан возник в горле тугой комок – Бен плакал, слезы бесшумно скатывались по лицу. Она закусила нижнюю губу.

– Ди, что это жужжит? – спросил Бен.

– Мотор коммуникативной машины, – ответила она. – Нужно, чтобы все время работал.

Голова Умы Бальсум опустилась и снова поднялась.

Ее ладони коснулись рук Дерхан, та задрожала от этого прикосновения. Бен сжал ей левую руку, опустился на колени.

– Я тебя чувствую, – улыбнулся Бен. – Ты полупрозрачная, как привидение, но я тебя чувствую. Прекратив улыбаться, он сказал, подбирая слова: – Ди... они меня прикончить собираются. О боги... Знаешь, как страшно? Скоро эти подонки будут пытать... – Плечи запрыгали, он уже не сдерживал рыданий.

Бен целую минуту молчал, глядя вниз и плача от страха. Когда поднял взгляд, голос уже был тверд.

– Вздуй их, Ди! Надо страху нагнать на ублюдков. Надо разобраться! И для этого я тебя назначаю редактором «Буйного бродяги». – На лице Уммы Бальсум мелькнула ухмылка. – Вот что, ступай-ка ты в Мафатон. Я с информатором только дважды встречался, в тамошних кафешках. Но, думаю, там она и живет, дело оба раза было поздно вечером. Вряд ли в такое время ей бы захотелось возвращаться домой через весь город. Ее зовут Маджеста Барбайл, она мне совсем немного рассказала. Работала в секретном научном проекте, но правительство закрыло лавочку и продало какому-то крупному мафиози. Я-то думал, все это утка, ну и напечатал, из чистого озорства. Сам этой Маджесте не поверил, а тут такая реакция, вот же гадство... Значит, все правда?

Теперь заплакала Дерхан. И кивнула:

– Разберусь, Бен. Обещаю.

Бен кивнул. Они помолчали.

– Ди, – заговорил Бен ровно, – ты ведь... с помощью этой коммуни... или как там ее... Ты ведь можешь меня убить?

Дерхан ахнула, пораженная, а затем торопливо огляделась и отрицательно замотала головой:

– Нет, Бен. Только если убью коммуникатрикс.

Бен печально кивнул.

– Не знаю, сколько я выдержу... пока не проболтаюсь... Они ведь свое дело туго знают. А я...

Дерхан плакала, не открывая глаз. Плакала вместе с Беном. И оплакивала его.

– О боги... Бен, мне так жаль...

Вдруг она стала смелой и решительной – по крайней мере, внешне. Черты лица отвердели, блеснули глаза.

– Я сделаю все, что смогу, а уж ты постарайся с Барбайл разобраться, ладно? И... спасибо, – добавил он с кривой улыбкой. – Прощай.

Закусив губу, он опустил голову, затем резко поднял ее и поцеловал Дерхан в щеку. Поцелуй был долгим. Дерхан прижимала его к себе левой рукой.

А затем Бенджамин Флекс отстранился и попятился и незаметно для убитой горем Дерхан, каким-то психическим рефлексом, дал Умме Бальсум знак, что пора разъединяться. Коммуникатрикс снова затрясло, заколотило, зашатало, и с заметным облегчением ее тело вернулось в прежнюю форму.

Маленькая рукоять продолжала крутиться, пока Умма Бальсум не выпрямилась и, подойдя ближе, не положила на нее ладонь. Глянула на секундомер и сказала:

– Все, дорогуша.

Дерхан наклонилась к столу, положила на него голову. Тихо поплакала. В центре города точно так же плакал Бенджамин Флекс.

Каждый горевал в одиночестве.