случившемуся что-нибудь изменить. Очень часто у нас имеется возможность исправить ошибку и практически всегда — возможность ее искупить. Но надо, конечно, считаться и с тем, что бывают ситуации, когда причиненный вред нельзя ни устранить, ни компенсировать и уже невозможно возместить человеку то, что у него было отнято.

Мне вспоминается одна женщина, которая рассказала, как по прошествии многих лет после сделанного аборта она перестала считать, что поступила тогда правильно. Поняв это, она начала постоянно помогать соседям растить их детей. Тем самым она хотела дать этим детям то, что могла бы отдать своему не рожденному ребенку. Без такого поступка ее запоздалое понимание ничего бы не стоило. Ей хотелось, чтобы это понимание имело высокую цену, соответствующую той цене, которая лично для нее была с этим связана, и она не жалела ни финансовых трат, ни времени, ни стараний. (Такая готовность человека к самопожертвованию выходит далеко за рамки простой компенсации потери, которая служила бы лишь для самооправдания.)

Таким образом, когда речь идет о событиях, которые относятся к прошлому, где все уже фиксировано и ничего изменить нельзя, сначала требуется обратиться к ценностям жизненных установок и только затем решиться на действие.

Кто осознал, что вина не есть судьба, из-за которой осмысленная жизнь становится невозможной, тот легче берет на себя ответственность, ибо ему не нужно уже избегать ее из-за страха оказаться виноватым. Он становится более зрелым и способным к самостоятельной жизни. Но сама жизнь от этого не становится комфортнее, она делается лишь более насыщенной, более ценной, более содержательной.

Эти две стороны ответственности — тяжелое и прекрасное в ней — отражаются в следующих словах Франкла: 'Ответственность — это то, что влечет человека, и одновременно то, чего он пытается избежать. Это позволяет понять, что у человека имеются противодействующие силы, которые удерживают его от того, чтобы брать на себя ответственность. И действительно, ответственность чем-то напоминает бездну: чем дольше и пристальнее мы в нее вглядываемся, тем больше ее сознаем, пока в конце концов не появляется головокружение; когда мы углубляемся в сущность человеческой ответственности, то ужасаемся: с ответственностью человека связано нечто страшное — и вместе с тем прекрасное!

Страшно сознавать, что каждое мгновение я несу ответственность за следующее; что каждое решение, самое важное или несущественное, — это решение 'навечно'' что каждое мгновение я реализую или не реализую возможность — возможность мгновения.

Каждый момент жизни таит в себе тысячи возможностей — и я могу выбрать только одну- единственную, чтобы ее реализовать; но тем самым все остальные я отметаю и обрекаю на небытие — и это тоже 'навечно'!

Однако прекрасно сознавать, что будущее, мое собственное будущее и вместе с ним будущее мира, людей вокруг меня каким-то образом — пусть даже и в незначительной степени — зависит от того, какое решение я приму в этот момент. То, что благодаря этому решению я воплощаю, 'привношу в мир' — я делаю действительностью и тем самым уберегаю от бренности' (Frankl, 1981, S. 140– 141).

Глава 7

БРЕННОСТЬ И СМЫСЛ

Самый большой страх в жизни — смерть? — Упущенная жизнь не дает умереть легко. — Открытость и вовлеченность. — 'Онтологический смысл': смысл целого. — Жить, наконец! — 'Экзистенциальный смысл': смысл, появляющийся благодаря самому человеку. — Ключ к нахождению смысла: быть человеком — значит быть открытым запросам жизни; жить — значит отвечать на запросы жизни

Позвольте в заключение еще немного поразмышлять о жизни. О жизни в ее целостности, а не о частностях. О том, что делает жизнь состоявшейся.

Для того чтобы быстрее войти в эту тему, зададим несколько необычный вопрос: 'Чего мы больше всего боимся в жизни?' Принято считать — смерти. Когда мы думаем о ней, то словно чувствуем, как она, скрываясь под маской старости, пытается проникнуть в нашу жизнь. Нам становится не по себе, когда мы видим, как она тихо подкрадывается и ворует нашу жизнь, подстерегает нас повсюду, не гнушается никакими средствами. И внезапно хроническая угроза смерти превращается в реальную: тяжелую болезнь, аварию, катастрофу, террористический акт или стихийное бедствие.

Технический прогресс и вера в силу науки привели в последние десятилетия к появлению неосознаваемой успокаивающей фантазии: скоро проблема смерти в нашей жизни отступит. Развитие техники, биологии, медицины будто бы свидетельствует именно об этом. И нам действительно удалось вытеснить смерть если уж не из жизни, то в значительной мере из своего сознания. Еще никогда не было так легко и так просто стареть, и тем не менее никогда еще люди не делали так много для того, чтобы быть молодыми, оставаться молодыми, снова становиться молодыми. Ценность 'жизни, прожитой до конца', как Виктор Франкл однажды назвал старость, уже не признается обществом. Прошлое становится предметом, занимающим лишь психоаналитика, а в реальной жизни человек подстраивается под молодых, занимается спортом и йогой и 'отменяет' свое прошлое ради сулящего все на свете будущего. Так мы и добиваемся того, что до глубокой старости остаемся молодыми — и молодыми же умираем. Печальная участь, ведь, как известно, молодым умирать тяжелее.

Сегодня, немного напуганные, мы начинаем пробуждаться от сна последних десятилетий. Смерть, эта гидра, с которой, как мы надеялись, будет покончено, снова и снова дает о себе знать. Аварии атомных реакторов, авиакатастрофы, сходы лавин и наводнения, вирусы СПИДа и коровьего бешенства чуть ли не постоянно угрожают всем нам и заставляют осознать банальную истину: несмотря на прогресс, все мы смертны.

Сегодня уже нет многих смертельных опасностей: искоренены чума и полиомиелит, изобретены лекарства от многих болезней. Под зашитой прогресса люди стали чувствовать себя увереннее. Тем не менее возникают новые угрозы, предсказывающие нам, от чего люди будут умирать завтра. Однако самая большая угрожающая человечеству опасность — это вытеснение смерти из сознания, нежелание принять тот факт, что мы смертны, стремление отодвинуть его до тех пор, 'пока не придет время'. Но это время существует всегда, ведь каждый прожитый день приближает нас к смерти, и поэтому каждый миг жизни — это и время умирания. Чем больше вытеснена эта реальность, тем сильнее внутренняя тревога.

Поэтому совершенно естественно, что от предвестников смерти — болезней и старости — разрабатываются эффективные средства зашиты, все больше денег выделяется на развитие медицины, все большей популярностью пользуется лечение силами природы. Если смерть воспринимается как нечто чуждое жизни, а прошлое — поскольку оно не позволяет перечеркнуть себя полностью — помешается в отдельную 'кладовую' психоанализа, то все вопросы о том, что находится по ту сторону смерти, также прячут в 'сундук со старым ненужным хламом'.

Но жизнь никого из нас не оставляет в покое. Она не довольствуется половинчатостью. Ей хочется быть прожитой полностью, целиком. И, позволяя нам переживать радость и удовольствие, она с отрезвляющей стремительностью врывается в наш удобный мир грез и желаний, пугая своими реальными требованиями. И мы снова становимся неуверенными — неуверенными даже в том единственном, что несомненно случится в будущем: в своей смерти. В современном мире мы часто бываем лишены очень важного опыта: если раньше люди умирали дома, среди родных и близких, то в наше время почти 90 % людей умирают в стерильных условиях больницы, и у нас нет возможности быть сопричастными происходящему.

Сегодня мы стали искать жизнь уже не во всемогуществе человека, а в цветущих деревьях, красоте водоемов, в незатронутых цивилизацией природных циклах. Мы снова открыты первозданности законов природы и больше не пытаемся поставить ее на колени. Мы понимаем ее самостоятельное значение и уже не оцениваем природу лишь с точки зрения практической пользы. Смерть — неотъемлемая часть жизни природы, и, вытеснив смерть, мы бы очень многое исключили из жизни.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату