предстояло впервые получить благословение богов уже в качестве конунга, а ей предстояло впервые призвать на кого-то это благословение в святилище Аблах-Брег. Но только ему этот обряд предстоял в первый и последний раз, а ей – просто в первый, один из многих последующих.
Оба они были молоды, но к перемене своего положения относились совсем по-разному. Для Торварда перемена состояла прежде всего в
Островом Туаль и его храмами правили только женщины, передавая власть от матери к дочери, от тетки к племяннице, от бабушки к внучке. Предание говорило, что, кроме восемнадцати сыновей, Харабана Старый и жена его Хальмвейг Жрица имели единственную дочь по имени Меддви. И когда братья ее ушли за моря добывать себе державы, она осталась на острове в середине земли, чтобы служить благословившей их богине. И с тех пор все женщины из ее рода поддерживают священный огонь на вершине Холма Яблонь, передавая благословение своим далеким братьям-конунгам.
У прежней фрии [5] Эрхины не было дочери, и, когда у старшего из ее сыновей родилась девочка, новорожденную тоже назвали Эрхиной, зная, что со временем она унаследует власть над священным островом. С рождения ее готовили к этому, и Эрхина узнала о своем высоком и почетном жребии сразу, как только в ее детском сознании забрезжил первый свет. Двадцать один год она росла под присмотром бабки, воспитывалась под руководством жриц Богини, обучаясь всему, что должна знать наследница всех священных прав и обязанностей Меддви дочери Харабаны. И вот месяц назад фрия Эрхина-старшая умерла, умерла ночью, как умирали все на острове Туаль. Эрхина-младшая, умная, честолюбивая и гордая, одна осталась на вершине Холма Яблонь – больше никто не стоял между ней и Великой Богиней.
Четыре приближающихся корабля она увидела издалека. На том, что шел впереди, был красный парус, но щиты на бортах висели белые. Корабли шли вдоль берега к устью реки Даны, где от причалов отходила дорога к Аблах-Брегу. Время торговцев уже прошло, да и такие большие, роскошные корабли больше подходят конунгу. Появление заморского конунга у берегов острова не удивило Эрхину: его предвещали знамения. Еще перед смертью прежней фрии Эрхины над островом Туаль разразилась гроза, с громом и градом, – одна из тех ужасающих небесных битв, что возвещают освобождение от земных оков великого духа. И старая фрия говорила тогда, что где-то в мире погиб прославленный и сильный человек, воин и правитель. А значит, его преемник вскоре приедет сюда за благословением богов.
И вот ожидаемый гость прибыл, но встречает его не прежняя, а новая фрия Эрхина, совсем недавно в обряде высшего посвящения опоясанная черным поясом – знаком чрева Богини, из которого исходит в мир все сущее. Эрхина разглядывала корабль, идущий первым, в молчаливом упоенном восторге, как ребенок, получивший долгожданный подарок. До сих пор она только осваивалась на своем месте и привыкала смотреть на мир с высоты Трона Четырех Копий – трона, о котором страстно мечтала с десятилетнего возраста. И вот наконец Богиня послала ей возможность показать себя во всем блеске. Ей предстоит тот самый обряд, который ставит ее, наследницу Меддви и лицо Богини на земле, в совершенно особое положение, приносит ей преклонение Морского Пути и островов. Раньше она сама мечтала о власти – теперь другие будут получать из ее рук высшую власть над далекими землями. И не беда, что миновал День Мертвых и наступила зима, – в сердце Эрхины царила весна, полная ликования и самых сладких честолюбивых надежд. Но Богине не к лицу так волноваться, и Эрхина привычно сжала в ладони свой амулет: черный округлый камешек размером с лесной орех, в золотой оправе, на тонкой золотой цепочке висевший у нее на шее. И волнение унялось, душу заполнило гордое, уверенное спокойствие и торжество.
Само плавание по реке Дане не занимало много времени – расстояние от ее устья до Аблах-Брега не превышало двух «смен». Если бы река не делала здесь большой крюк, огибая гряду лесистых холмов, то сам Холм Яблонь было бы видно с моря. Возле устья Дана была широка и полноводна, и морские корабли без труда поднимались по ней.
– Вон там завернем за холмы и скоро увидим Аблах-Брег. – Хедин Серый Гусь, один из старых хирдманов, показал Торварду на оконечности речных мысов, поросшие дубом. Сорок пять лет назад он, тогда еще совсем юный воин, сопровождал на священный остров Торбранда конунга, которому едва исполнилось семнадцать. Торвард взял его с собой как своеобразный амулет, знак связи поколений, хотя иного толка от старика уже ждать не приходилось. – Это все его священные рощи. Правда, кажется, тут все рощи священные.
– А откуда же они берут дрова? – мимоходом пошутил Торвард. – Но почему так близко? Я думал, по реке плыть еще долго. Говорят же, что Аблах-Брег лежит в середине острова. Все священные места бывают в середине земли.
– Я думаю, здесь песня немного преувеличивает, – почтительно заметил Сёльви Рассудительный, который после гибели Торбранда конунга перешел в дружину его сына, как неотделимая часть наследства. – Знаешь ведь, как это бывает. Все старинные сказания несколько преувеличивают. Что, конечно, ничуть не умаляет доблести наших предков.
Торвард молча кивнул. Остров Туаль, колыбель конунгов Морского Пути, действительно был в его глазах серединой земли. Каждый человек в течение жизни проходит свои посвящения. Но только одному из тысяч, тому, кто родился наследником конунга и в чьих жилах течет кровь богов, предстоит свое, особое посвящение, всем прочим недоступное. Торвард молчаливо мучился от любопытства: что такое ему предстоит здесь узнать и чему научиться, чего он не знает и не умеет? Что еще есть такое, без чего он не может быть настоящим конунгом? Он и сейчас один из лучших бойцов Фьялленланда, и не много ему в Морском Пути найдется достойных соперников в морском или сухопутном бою. Он знает обычаи и законы, может рассудить любую тяжбу, умеет приносить жертвы, укрощать зарвавшихся «морских конунгов» и отгонять от жилых мест бергбуров, жрущих в голодные зимы людей и скотину. Ему не раз уже приходилось собирать дань, а потом продавать излишки на торгах Винденэса, Придайни и Ветробора: купцы хватались за головы, не в силах переспорить настырного фьялленландского наследника, который очень хорошо знал, чего стоит содержать приличную дружину, и потому торговался за каждый бочонок рыбы или масла так же яростно и неуступчиво, как дрался. Но, выходит, всего этого мало. Так чему же его научит остров, воюющий, по слухам, бронзовым оружием и до сих пор живущий меновой торговлей? Остров, который так мало интересуется окружающим миром, что даже не имеет приличных морских судов и знакомится с иноземцами только тогда, когда они сами приплывают к нему?
Сами туалы почти не покидали остров, не бывали за морями и торговлю вели при посредстве купцов- сэвейгов. Каждое лето те привозили сюда зерно, железо, меха, мед, дорогие ткани и вино с юга, а увозили шерсть, выделанные кожи, лен и удивительные изделия из золота, серебра и бронзы, которыми славились местные мастера. Но сейчас, зимой, причалы и большие гостевые дома стояли почти пусты. Корабли пристали возле луговины, откуда был хорошо виден Холм Яблонь. Возле гостевых дворов располагался маленький храм Богини, называемый Пламя Гостеприимства. В обязанности его служительниц входило встречать гостей, устраивать их и проводить обряды очищения, без которых чужим не дозволялось вступать на землю священного холма.
На склоне Холма Яблонь насчитывалось семь земляных валов. Между нижними валами жило простонародье, вершина принадлежала воинам и жрицам. Торвард слышал о них и раньше, но, впервые увидев эти сооружения, похожие на семь зеленых поясов со сверкающими бронзовыми пряжками ворот, он впервые задумался: а зачем они? Кому придет в голову напасть на священный остров?
Он спросил об этом у жрицы, вышедшей из храма встречать их. Звали ее Блатт. Это была моложавая на вид, стройная женщина с распущенными белокурыми, с золотисто-рыжеватым отливом волосами, с медной фигуркой вепря на обруче, украшавшем ее лоб. Издалека она казалась очень привлекательной, и только глянув ей в лицо, Торвард заметил морщинки в уголках глаз и поредевшие ресницы, говорившие о том, что ей идет пятый десяток. Женщины острова Туаль славятся вечной молодостью и красотой; теперь же Торвард мысленно отметил, что так оно и есть, если не подходить к ним слишком близко.
Разговаривая с ней, Торвард поначалу понимал не много: язык Морского Пути и островов когда-то был единым, но за века изменился везде по-своему. В течение последних столетий остров Туаль теснее общался с уладскими островами, откуда на него приходили беглецы от тамошних усобиц, и в языке его прижилось много уладских слов. Здесь процветали кое-какие уладские обычаи, ремесленные навыки, предания и
