Толя вышел из рубки, наступил на что-то круглое, скользкое, крутнувшееся под ногой, и упал. Встал, потёр ушибленный бок и поднял какой-то странный, откатившийся в дальний угол продолговатый пятнистый плод.

– Что это? Откуда?

Колёсников повернулся вместе с креслом и внимательно посмотрел на Жору.

– Первый раз вижу! – покраснел Жора. – Наверно, случайно закатился в дверь…

– И по трапу пробрался вверх? – удивился Колёсников.

– И так бывает, – сказала Леночка. – Такая уж эта планета, и плоды на ней особые…

– Подвергнуть химическому анализу, и если он будет благоприятен, дать на обед, – распорядился командир. – И надо этот плод скорей съесть или выбросить, потому что стрелка показывает, что корабль перегружен на семь килограммов, а для такого точного летательного аппарата, как «Звездолёт-100», это многовато. – Колёсников кивнул на циферблат со стрелкой в левой стороне приборной доски. – Впрочем, это ерунда, сойдёт… А ты, Горячев, – добавил командир, – на трое суток освобождаешься от вахт. Иди отдыхай; если нужно успокаивающее, попроси у Лены… За штурвалом остаётся Звездин.

Алька быстро ушёл из рубки. Вслед за ним ушли Леночка с Жорой.

Колёсников долго молчал, прислушиваясь к работе двигателей, потом сказал, просияв:

– Отлично работают! Приятно послушать, лучше всякой музыки. – И неожиданно добавил: – Помнишь, что я говорил тебе на Земле насчёт этого члена экипажа? Бедняга, как он исцарапался…

– Нет, ты не прав, тысячу раз не прав! – бросился в спор Толя. – Эта планета не в силах нас понять, и виноват здесь не Алька, не его доброта, а её отсталость…

– Ну хорошо, пусть будет так, – сказал Колёсников. – Садись в кресло, а я пойду посплю немножко: надо укреплять нервную систему для новых планет…

Между тем Жора заперся в своём отсеке и поедал плоды, извлечённые изо всех карманов. Ел он в полном одиночестве не потому, что был жаден и ни с кем не хотел поделиться, а потому, что боялся насмешек. Ребята ведь едва не разоблачили его из-за этого продолговатого, похожего на дыньку плода, который нечаянно выскользнул у него из-за пазухи в коридоре. А что было б, если б они узнали, что он прихватил с собой не только эту дыньку?

Жора ел, презирая, ненавидя себя за слабость и безволие, за полное неумение справиться со своим аппетитом. Быстро доев кисловатые и кисло-сладкие плоды, оставив про запас лишь один, он вытер губы и с некоторой опаской потрогал свой тугой живот. И вдруг этот самый его живот начал болеть. С каждой секундой боль становилась сильней, и Жора не на шутку встревожился: наверно, не следовало есть неведомые плоды с неведомой планеты; кроме того, он даже не помыл их…

Жора мрачнел, скрипел зубами, морщился, но мужественно терпел. И, как назло, в это самое время из динамика раздался Толин голос из рубки управления:

– Как самочувствие экипажа? Пусть ответит каждый отсек…

Жора, собрав последние силы, нажал кнопку включения крошечного микрофона перед столиком и, едва не теряя сознание от боли, проскрипел:

– Я… Жора… чувствую себя… о… от… лично!

Потом он выключил микрофон и, весь скорчившись от острой рези в животе, вызвал Леночкин отсек и спросил, нет ли в её аптечке чего-нибудь от живота. Конечно же, у неё было! Жора слёзно попросил принести ему лекарство и никому из членов экипажа не говорить об этом. И Леночка принесла. Он чуть-чуть приоткрыл дверь, взял из её руки таблетки и, закинув вверх голову, проглотил сразу все. И вот чудо – боль мгновенно прошла. Маленькие Жорины глазки залучились счастьем: все-таки жизнь прекрасна! Конечно же, последний, сорванный на Дикой Планете буроватый плод, похожий на земное яблоко, он решил не есть, а выбросить.

Часа три мчался звездолёт меж голубых туманностей и светящейся космической пыли. А когда пошёл четвёртый час, Толя увидел впереди новую небольшую планету: она сверкала, как ярко начищенная серебряная монета под музейным стеклом. Сердце у Толи ёкнуло и в который уже раз часто-часто забилось: может, вот она – долгожданная планета, на которую будет так интересно ступить!

Сдерживая нахлынувшую на него радость, Толя послал в эфир известие о себе и попросил разрешения на посадку. Не успел он оповестить об этой планете экипаж, как был получен ответ:

– А откуда вы?

– Мы с планеты Земля! – торжественно сказал в микрофон Толя; торжественно потому, что любая планета сразу должна понять, что звездолёт летит с высокоразвитой, цивилизованной Земли и его прибытие сюда – честь для планетян.

Толя увидел в иллюминатор огромную, чуть выпуклую поверхность небесного тела, расчерченную прямыми линиями каналов, с подковами плотин, правильными квадратами полей, которые были засеяны ярко-красными, темно-синими и фиолетовыми растениями, неизвестными на Земле…

– Мы вас не сможем принять! – сказал ясный, чистый и очень мягкий голос. Сердце у Толи похолодело:

– Почему? Мы летим в поисках неведомых цивилизаций и многое можем рассказать о себе…

– Вы нас не интересуете, – так же мягко и вежливо прозвучал в динамике голос. – Вы когда-то взорвали над городами две атомных бомбы и уничтожили десятки тысяч людей – наши приборы записали…

– Это не мы! – запротестовал Толя. – Не мы, а другие!.. Мы не виноваты! Это было очень давно… Наши предки тоже возмущались этим варварством…

Однако голос в динамике не стал с ним спорить и доказывать свою правоту.

– Вы испытываете в чем-нибудь недостаток? – вежливо спросил он. – Можем выслать транспортную ракету с продовольствием и горючим, с запчастями, с картами и перегрузить все это в воздухе на ваш корабль.

Внизу распростёрлись непонятные квадраты воды – то чёрной, то жёлтой, то белой как снег; потом появились поля с какими-то диковинными высоченными многоцветными гранёными конусами. «У них, наверно, очень своеобразная, сложная для контактов цивилизация! – подумал Толя. – Вот бы где нам побывать!»

– Спасибо, – ответил он, – у нас на борту все в порядке, но мы б очень хотели…

– К сожалению, это невозможно, – мягко ответил все тот же голос, и Толя резко повернул штурвал вправо.

Планета исчезла из иллюминатора. Звездолёт мчался дальше.

Несколько минут Толя не мог опомниться: чего-чего, но этого он не ожидал. Оказывается, на других столь отдалённых планетах знают про Землю и даже про то, что было на ней в стародавние времена. И не хотят понять, что все это случилось не по вине их предков. Почему эту странную планету не интересует то прекрасное, что давно уже пришло на Землю, которая не знает войн и живёт в дружбе и согласии?

Почему?

Несколько часов сидел Толя в рубке и не мог думать ни о чем другом. Потом сменить его пришёл Колёсников и спросил:

– Что новенького? Что-нибудь встретил на пути?

– Ничего. – Толя не хотел говорить с ним об исчезнувшей планете. И даже с Алькой не хотел – Алька и без этого был расстроен. И Жоре и уж подавно Леночке не надо было знать о его неудачной попытке опуститься на ту планету…

Потом в кресло сел Колёсников, а Толя пошёл в свой отсек, прилёг на койку и незаметно для себя уснул. Проснулся он от громкого голоса Колесникова, раздавшегося из динамика:

– Я вас понял, идём на посадку!

Толя вскочил с койки и ринулся к рубке, столкнулся в коридоре с Алькой, который сломя голову тоже летел к рубке. Они гулко и больно стукнулись лбами, и Толя даже упал. Но тут же вскочил. Алька все же первый вбежал в рубку.

– Не нужно пока что планет! – крикнул оп Колесникову. – Дай нам отдохнуть…

Колёсников даже бровью не пошевельнул – и, между прочим, правильно, по мнению Толи, сделал: успеют ещё отдохнуть…

Колёсников включил тормозные двигатели и повёл звездолёт вниз. Потом спокойно сказал, и, что там ни думай о Колесникове, тоже довольно правильно:

– Обжёгся на одной планете, так, думаешь, и другие такие же?

– Опять что-нибудь случится! – выдохнул Алька.

– Исключено. – Колёсников кивнул на иллюминатор. – Вы гляньте туда…

Внизу под ними открылся огромный, залитый мягким светом город с прямыми широкими улицами, обсаженными деревьями, с квадратами скверов, с фонтанами, с диковинной мозаикой на стенах зданий.

– Ясно вам, дорогие земляне, что здесь нам нечего опасаться? – спросил Колёсников. – Все по местам! Привязаться!

Звездолёт развернулся и пошёл на посадку, и не на какую-то узенькую полянку в океане дремучих, первобытных лесов, а на ровные и гладкие голубые плиты космодрома.

– Захвати на всякий случай пистолет, – все-таки попросил его Алька. – Мало ли что…

– И не подумаю!

И в это время корабль на положенном от планеты расстоянии автоматически выпустил шасси и очень мягко сел на плиты.

– Не забудь альбом для рисования взять! – почти приказал Колёсников. – Здесь ты его весь заполнишь…

И вот, как и прежде, уже во второй раз, двинулись они по люковому трапу к двери, в ярких, светящихся пилотках и комбинезонах. Колёсников вставил в скважину двери ключ, повернул четыре раза, и экипаж замер в ожидании решения электронного устройства. С точностью до единой доли секунды устройство сработало и уверенно проговорило: «Выход разрешён и даже желателен… Счастливого пребывания на этой планете!»

– Браво! – крикнул Жора. – Наконец-то! Леночка тоже облегчённо вздохнула и заулыбалась:

– Я тоже соскучилась в этом звездолёте… Так хочется размяться, попрыгать, потанцевать…

Один за другим ступили земляне с трапика на голубые плиты космодрома и тотчас услышали музыку: тихая, сдержанная, она висела в воздухе – он был непривычно синеват – и почему-то наполнила ребят чувством радости, близких удач и полной безопасности. И здесь же они увидели метрах в двадцати от