И раковина пала на песок,
И раковину залило волной,
А душу -- током золотых мелодий.
И жизнь, и смерть вмещались в каждый звук...
О, звон чистейших нотных верениц!
Так сыплется весенняя капель --
Иль жемчуг бус, когда порвется нить.
Иль -- нет! Как будто лебеди в лазурь,
За звуком звук торжественно взмывал,
И умножал гармонию окрест.
Меня томила радость, будто хворь,
И, точно хворь, брала меня тоска --
Острей, чем радость. Я руками слух
Замкнула -- но и сквозь преграду рук
Донесся нежный, музыки нежней,
Призывный голос, восклицавший: 'Феб!
О юный Феб! О светозарный Феб!'
Как больно было слышать имя 'Феб'!
Отец мой! Ты навряд ли ощущал
Такую боль -- и ты не ощущал,
О Крон! Молю: не надобно винить
За жалобу мой дерзостный язык'.
Струилась речь пугливо: так ручей
Струится морю бурному навстречь --
И повстречает бурю, как ни кинь!
И гневно грянул, точно ярый шторм,
Громоподобный Энкеладов бас --
Глагол был каждый тяжек и свиреп,
Как разогнавшийся, ревущий вал.
Не встал Титан -- лежал, облокотясь
О камень -- в знак безмерного презренья:
'Ни горе-мудрецам, ни дуракам
Внимать не время, о гиганты-боги!
Ни гром за громом, бивший в нас, пока
Мятежник Зевс опустошал колчан,
Ни круг за кругом преисподних мук --
Не хуже, не ужасней болтовни
Бесцельной, жалкой, немощной -- срамной!
Эй, сонный сброд! Рычи, реви, лютуй!
Иль не стегали громы, как бичи?
Иль вас не истязал молокосос?
Не заживо ли ты, властитель волн,
Варился в них?.. Ого! Я пробудил
Дремавший сброд, едва лишь изругал!
О радость! Вижу лица храбрецов!
О радость! Вижу тысячи очей,
Горящих местью!' -- Грозный Энкелад
Зашевелился грузно и восстал
Во весь огромный рост, и молвил так:
'Теперь вы -- пламя! Должно пепелить
Врагов, и очищать от них эфир;
Язвите лютых жалящим огнем,
Палите всех -- и смрадным дымом Зевс
Да захлебнется в собственном шатре!
О, пусть познает, сколь безбожен бунт!
Ведь мы не только царства лишены;
Потеря наша -- больше, скорбь -- острей:
Наш век, великий век, бесследно канул --
Волшебный век, не ведавший войны.
В то время, если речь держал Титан --
Внимали жадно жители небес;
И был Титан приветлив, а не хмур,
И был Титан заботлив, а не груб --
Однако, пораженье потерпев,
Доверчивости он изведал цену...
Воспряньте! Помните: Гиперион,
Светлейший бог, досель неуязвим!
Глядите! Вот он! Вот его лучи!'
И, с Энкелада не спуская глаз,
Увидели Титаны -- прежде, чем
Замолкло эхо в скалах, -- бледный свет,
На Энкелада павший. Недвижим
Стоял Титан, понудивший богов
Ожить. Потом окинул взглядом всех:
На каждом лике бледный свет мерцал,
А волны снежных Кроновых кудрей
Сияли, как сияет лишь бурун,
Встающий пред форштевнем при луне.
И серебристый разгорелся брезг --
И разом, точно тысячи зерцал,
Сверкнули скалы! Свет повсюду хлынул,
Ударил в ребра каменистых круч,
И в каждый гребень скальный и хребет:
Он от вершин разлился -- и до недр
Немеряных, неведомых, немых;
И всякий грохотавший водопад,
И всякий клокотавший водный ток,
Дотоль завешенные плотной мглой,
Сверкали нестерпимо для зениц.
То был Гиперион. Гранитный пик
Стопою тронув, долго бог смотрел
И страшный видел край: угрюмый, злой,
В губительной представший наготе.
И пламенели завитки волос
Коротких, и огромный силуэт
Обрамили сияньем: древний Мемнон
