женщине, заковыляли к полупустой кормушке.

Было около девяти часов утра. Абигайль села на скамейку у калитки, чтобы спокойно все обдумать. Мысль отнести домой всех цыплят понравилась ей. Она потеряет целый день, но ожидаемое ею общество все еще не прибыло. Она сможет использовать этот день, чтобы получше устроить цыплят.

Мускулы болели несколько меньше, и еще она поняла, что ужасно проголодались. Сегодня она, хвала Господу, действительно была голодна, тогда как все предшествующие дни скорее заставляла себя есть, нежели руководствовалась чувством голода. Наскоро перекусив ветчиной из найденной в доме банки, она взвалила на спину корзину и задумчиво глядя в небо, обратилась к Господу.

— Итак, Боже, ты дал мне силы прийти сюда, и я верю, что Ты дашь мне силы на обратную дорогу. Твой пророк Исайя сказал, что Господь дает крылья тем, кто верит в него. Крылья орла. Я мало знаю насчет орлов, мой Бог, кроме того, что эти птицы парят высоко в небе, но в корзине у меня сидят три бройлера, и мне хотелось бы, чтобы не моя рука свернула им шею. Но мы не вольны в своих поступках. Аминь.

С этими словами Абигайль поставила корзину на землю и быстрым движением поочередно свернула цыплятам шеи. Три отличных цыпленка, которых можно теперь нести домой.

Положив мертвых птиц в корзину, она медленно двинулась в направлении дома.

Пройдя половину пути, Матушка Абигайль присела передохнуть. Вокруг царила тишина, изредка нарушаемая пением птиц. В такие минуты человек начинает прислушиваться к биению собственного сердца, ощущая себя частью Вселенной. Кажется, что ты снова молод и…

«На моих руках — твоя кровь».

В корзине вдруг что-то громко зашуршало, и сердце старой женщины учащенно забилось.

— Эй! — вскрикнула она дребезжащим старческим голосом. Перед ней внезапно вырос волк. Один, затем другой, третий… Звери не сводили с нее красноватых горящих глаз.

Это он послал их — темный человек.

Ужас охватил Абигайль. Вокруг были сотни волков-черных, серых, белых, и всех их, очевидно, привлек запах цыплят. Они выстроились в ряд по обе стороны дороги, готовые в любой момент броситься на нее.

«Я должна отдать им цыплят. Иначе они разорвут меня на куски. Лучше это, чем ничего».

В ее сознании возникла улыбка темного человека и его воздетые к небу руки с окровавленными пальцами.

В корзине что-то зашуршало еще раз. И еще раз.

Находящийся к ней ближе других волк сделал шаг вперед, тихонько завывая при этом.

Внезапно Абигайль поняла, что должна делать. Страх отступил.

— Прочь! — закричала она. — Да, это цыплята, вы угадали, но это для моих гостей! Пошли вон, твари!

Волки начали пятиться назад. Их маленькие глазки выдавали их нежелание упустить добычу. И тут вдруг они исчезли, рассеялись, как дым. Мираж, подумала Абигайль и вознесла благодарственную молитву Господу. И внезапно похолодела.

Где-то на западе, скрываясь за линией горизонта, она почувствовала, что за ней наблюдает глаз — гигантский Глаз. И она явственно услышала слова того, кому принадлежал этот глаз:

— Кто здесь? Это ты, старая женщина?

— Он знает, что я здесь, — в ужасе прошептала Абигайль. — Боже, помоги мне! Помоги мне, помоги всем нам!

Подхватив корзину, она заковыляла к дому.

Они показались только через два дня, 24 июля. Она дремала, и ей снился ужасный Глаз, смотрящий на нее сквозь тьму. Это был он, и он смотрел на нее.

Проснувшись, она снова вознесла к небу молитву защитить ее или, на худой конец, указать правильный путь.

«Скажи, куда, Боже — на север, на юг или на восток — и я не колеблясь, отправлюсь туда. Но только не на запад, только не к этому темному человеку. Никакие горы не спасут нас от него. Тут не помогут даже Анды».

Но все это не имело смысла. Раньше или позже, когда человек чувствует себя достаточно сильным, он встает против того, кто противостоит ему. Не в этом году, так в следующем. Собаки умерли, но остались волки, готовые служить дьяволу.

Дьяволы были готовы служить не только волки.

Утро того дня, когда, наконец, прибыли ее гости, началось у Абигайль в семь часов. Господь послал обычный, прохладный день, первый на этой неделе. К ночи мог даже пойти дождь. Это подсказывал ее приобретенный в 1958 году ревматизм.

Сперва она сходила в сад и нарвала малины. Малина, хвала Господу, как раз подоспела, и это показалось очень кстати. Она собиралась что-нибудь приготовить. Кухня была ее жизнью, и Абигайль тихо радовалась, что теперь кому-то понадобятся ее кулинарные таланты. Смородиновый пирог, малиновый бисквит и яблочный мусс. Эти запахи заполнили кухню. Приготовив все эти блюда, Абигайль поставила их на подоконник, как поступала всегда.

Она испекла лучший в своей жизни пирог, хотя это оказалось нелегко сделать без яиц. А ведь она была в курятнике и не догадалась захватить ни одного! Что ж, пришлось обойтись без них. Покончив с выпечкой, Абигайль ощипала цыплят и принялась обжаривать их. Снаружи они выглядели вполне аппетитно — никто не смог бы отказаться от удовольствия попробовать их. Осталось сварить рисовую кашу на гарнир.

И вот цыплята готовы. Переложив их на бумажное полотенце, Абигайль вышла с гитарой на крыльцо, села и начала играть. Она спела все свои любимые псалмы, и ее дребезжащий голос оживлял застывший воздух.

Музыка доставила ей столько удовольствия (даже когда ее ухо начинало сравнивать то, как она пела раньше, с тем, что получалось теперь), что она пела псалом за псалмом, не в силах остановиться.

Она допевала «Мы маршируем в Сион», когда на дороге послышался рев мотора. Прекратив петь, она привстала и прислушалась. Едут, слава Богу, они сумели найти к ней дорогу. Вот перед ее глазами возникло облако пыли, и во двор въехал грязный грузовичок. Преисполненная восторга, Абигайль встала навстречу гостям. Потом, передумав, села, зажала между коленями гитару и смежила веки, хотя солнце сегодня не могло ослепить ее — его попросту не было.

Грузовичок, старенький «Шевроле». В кабине полно людей — как минимум, четверо, на первый взгляд (несмотря на возраст, зрение ее не подводило), и еще трое в кузове. Она разглядела высокого белокурого мужчину, рыжеволосую девушку и между ними… да, это был он, мальчик, вот-вот превратящийся в мужчину. Темные волосы, правильные черты лица, высокий лоб. Он увидел сидящую Абигайль и принялся махать ей рукой. Мгновением позже этот же жест повторил блондин. Девушка только смотрела. Матушка Абигайль подняла в ответ руку и взмахнула ею.

— Благодарю Тебя, Господи, за то, что ты услышал меня, — прошептала она. Слезы текли по морщинистым щекам. — Благодарю Тебя, Господи.

Из-за руля выскочил мужчина в шляпе с большими полями и закричал, размахивая руками:

— Ээээээээй! Эй, матушка! Ник сказал, что вы окажетесь здесь, и он был прав! Эээээээй!

Стоя на подножке грузовика, он несколько раз нажал на клаксон. Сидящие рядом с ним в кабине мужчина лет пятидесяти и женщина того же возраста смотрели на Матушку Абигайль. С краю примостилась маленькая девочка, весело размахивающая одной ручкой, не выпуская при этом изо рта пальцы другой.

Темноволосый молодой человек — Ник — спрыгнул с подножки грузовика, даже не дожидаясь, пока мотор заглохнет. Восстановив равновесие, он медленно направился к Абигайль. Его глаза лучились от счастья. Он ступил на порог, удивленно огляделся вокруг… посмотрел на дом, двор, старую ель у крыльца. И на нее, Абигайль.

— Привет, Ник, — сказала она. — Рада видеть тебя. Добро пожаловать.