— Мне хотелось бы, — вкрадчиво начал он, — чтобы ты сегодня написала расписку о приеме от меня всех документов, денег и доверенности.

Она хотела снова перебить его, но он не дал ей этого и поспешно продолжал:

— Отдашь ты мне ее, конечно, в Т., по окончании приема от меня всего в целости, но мне хотелось бы, чтобы ты написала ее именно нынче, нынешним числом, с которого и начнется для меня новая эра моей, очищенной от грязи денежных расчетов, любви к тебе, мое божество — вот в чем мой каприз.

Он глядел на нее умоляющим взглядом.

— Какой ты еще ребенок, изволь, я напишу, — с необычайною нежностью согласилась она.

Зинаида Павловна подошла к письменному столу и написала под диктовку Гиршфельда расписку в получении от него обратно доверенности и всех документов и денег полностью и подписала ее.

— Теперь ты мною доволен? — обратилась она к нему, заперев расписку в бюро.

— Благодарю тебя, благодарю тебя! — бросился он перед нею на колени.

Она подняла его, усадила с собой рядом на кушетку и все твердила:

— Какой же ты ребенок, какой ребенок! Он не переставал целовать ее рук.

— Ты не бросишь меня, не обманешь? — вдруг встревоженно спросила она.

— Что за мысли, я останусь до гроба верным твоим рабом, преданным тебе душою и телом.

Он привлек ее к себе и покрыл поцелуями ее лицо и шею.

Через две недели княгиня Зинаида Павловна выехала в Т., уведомив об этом с вокзала княжну Маргариту. Еще за неделю до своего отъезда она, по совету Гиршфельда, дала телеграмму в контору гостиницы «Гранд Отель», чтобы ей был приготовлен первый номер, и отправила в Шестово свою горничную с багажом, состоящим из нескольких сундуков с туалетами. С собой она взяла только одно платье для визита к баронессе.

— До после завтра! — были последние слова Николая Леопольдовича княгине, сидевшей у открытого окна вагона первого класса.

Поезд тронулся.

Оставшийся на платформе Гиршфельд проводил его злобной усмешкой.

Поезд, на котором прибыла княгиня Шестова в Т., приходит в одиннадцатом часу вечера. На платформе ее встретила Маргарита Дмитриевна, приехавшая на вокзал в губернаторской коляске. Через десять минут они уже были у подъезда гостиницы «Гранд Отель». Княжна велела кучеру ее дожидаться.

— Я зайду к вам, ma tante, выпить чашку чаю… — сказала она тетке.

Их провели в первый номер, приготовленный по телеграмме княгине, и тотчас же сервировали чай. Княгиня заказала себе графин аршаду. За чаем княжна начала рассказывать Зинаиде Павловне т-ские новости. Особенно заинтересовала последнюю начатая Маргаритой Дмитриевной история о недавнем романтическом бегстве жены кассира местного банка с юным адвокатом.

Явился лакей с аршадом.

— Уберите чай, — сказала ему Зинаида Павловна, — и пришлите горничную, я устала и разденусь, а ты, machere, расскажешь мне подробнее эту историю, когда я лягу в постель.

Лакей начал убирать чай.

— Разбудите меня завтра в девять часов! — отдала она ему последнее приказание.

— Слушаю, ваше сиятельство! — ответил тот и удалился. Через несколько минут явилась горничная.

Зинаида Павловна удалилась в спальню и стал раздеваться. Княжна осталась в приемной и стала нервно ходить взад и вперед. Ее начало охватывать волнение, она чувствовала внутреннюю дрожь. Горничная вскоре вышла из спальни и удалилась.

Был двенадцатый час ночи, в гостинице царила мертвая тишина.

— Я выпью у вас стакан аршаду! — крикнула княжна.

— Пожалуйста, а потом захвати его сюда, я легла, — откликнулась княгиня из спальни.

Маргарита Дмитриевна налила стакан и с жадностью выпила его.

Быстро вынула она из кармана пузырек, данный ей Гиршфельдом и чуть не половину вылила из него в графин с оставшимся аршадом.

Закупорив пузырек, она снова спрятала его в карман и, взяв графин и стакан, отправилась в спальню.

Княгиня лежала в постеле.

— Налей и мне! — обратилась она к племяннице.

Та вздрогнула и машинально поставила графин и стакан на столик перед кроватью.

— Что с тобою, ты не слышишь, налей мне аршаду! — повторила Зинаида Павловна.

Княжна, успевшая побороть волнение, налила стакан и подала ей. Руки ее все-таки дрожали. Княгиня взяла стакан и залпом выпила его. Вдруг она схватилась за грудь, конвульсивно приподнялась а кровати, как бы собираясь крикнуть. Стакан выпал у нее из рук и упал в складки одеяла.

Маргарита Дмитриевна инстинктивно зажала ей ладонью рот и с неестественной силой прижала ей голову к подушке.

Судороги с княгиней продолжались.

В коридоре раздались чьи-то шаги.

Княжна вся точно съежилась и, продолжая все с большею силою зажимать рот тетке, впилась глазами в ее глаза, готовые выскочить из орбит в предсмертном ужасе.

Шаги в коридоре приближались.

Маргарита Дмитриевна как бы окаменела, не переменяя позы. Волосы у нее поднялись дыбом. В тишине номера слышно было, как стучали ее зубы.

Шаги слышались уже у самой двери, затем стали удаляться и, наконец, смолкли совсем.

Прошло еще несколько томительных секунд. Княгиня перестала биться. Княжна почувствовала под своей рукой холод. Перед ней лежал труп. Глаза его пристально смотрели на нее.

Маргарита Дмитриевна бросилась к лежащей на стуле сумочки княгини. Она оказалась запертой. Это препятствие ошеломило ее. Она потеряла способность соображать.

Так прошло еще несколько минут. Она вспомнила привычки тетки и снова направилась к постели. Труп с потемневшим лицом глядел на нее во все глаза.

Она сунула руку под подушку и достала связку ключей. Второпях она не могла сперва найти ключ, а потом попасть в замок. Время казалось ей вечностью.

Она дрожала, как в лихорадке. Наконец сумочка была отперта. Она вынула бумагу, опустила ее в карман, заперла сумочку и положила, как ее, так и ключи, на прежние места. А труп все глядел.

Затем она подошла на цыпочках к выходной двери, вынула ключ, возвратилась в спальню, сунула его под подушку, поставила на стол пузырек с ядом и потушила свечу. Она бросила последний взгляд на постель и ей показалось, что она видит впотьмах, как глядит на нее труп.

Она вышла в приемную, надела ватерпрув, шляпу, потушила лампу и подошла к двери.

В коридоре было тихо. Она осторожно отворила дверь, вышла, заперла ее снаружи и положила ключ в карман платья, быстро прошла коридор и начала спускаться по лестнице. Дремавший сладко швейцар вскочил, распахнул ей дверь и подсадил в дожидавшуюся ее у подъезда губернаторскую коляску.

— Домой! — сказала она кучеру. Коляска помчалась.

Возвратившись в губернаторский дом, она приказала прислуживавшей ей горничной разбудить ее на другой день в семь часов и велеть к этому времени запрячь пролетку.

— Я поеду к обедне, в монастырь, я уже говорила об этом баронессе! — объявила она.

Горничная ушла. Маргарита Дмитриевна легла, но не могла заснуть. Она было потушила свечку, но в темноте ее преследовали широко раскрытые, полные предсмертной агонии, глаза ее тетки.