спине пятнышко в виде трехлучевой звездочки – по форме наконечника стрелы.

Богданов бросил ненужный бинт и присел на перину.

– Андрей! – внезапно спросила Аня. – Это правда?

– Сам не могу поверить! – сказал Богданов. – Сквозное ранение груди! Зажило! За сутки!

– Я не об этом! – она поморщилась. – Слова, которые говорил вчера?

– Ты слышала? – удивился Богданов.

– Каждое слово! Могу повторить!

– Не стоит! – сказал Богданов. – Понимай как хочешь и поступай как знаешь, но говорил, что думал. Что давно в сердце носил.

– А как же княжна?

– Никак!

– Совсем-совсем?

– Наверное…

Глаза ее повлажнели.

– Тебе плохо? – встревожился Богданов. – Рана болит?

– Сердце…

Он взял ее запястье. Пульс отозвался упруго и ровно.

– Что ж ты раньше молчал? – прошептала она. – Почему?..

Богданов наклонился и коснулся губами розового пятнышка под ключицей. Аня вздрогнула и умолкла. Маленькая грудь с розовым соском оказалась рядом, Богданов поцеловал этот нежный бугорок. Бережно и ласково. Затем, чтоб не обидно, поцеловал и второй. Легко касаясь губами гладкой кожи, он двинулся к пупку, спустился ниже и замер у завитков русых волос. Когда поднял голову, взор ее был затуманен. Богданов осторожно опустил ей рубашку на всю длину тела, расправил складки, укрыл периной. Затем встал.

– Ты куда? – встревожилась Аня.

– Спать! Глаза закрываются.

– Ложись! – Она хлопнула по перине.

– Аня! – нахмурился Богданов. – Я хочу спать!

– Другого не предлагаю! – обиделась она. – Я же не Клавка! Зачем валяться на жесткой лавке? Места хватит!

Богданов сбросил рубаху, сапоги и с наслаждением вытянулся под мягкой периной. Она немедленно подкатилась, примостила голову на его плече.

– Андрей! – сказала тихо. – Ты можешь повторить?

– Что?

– Те слова.

– Анечка! – сказал Богданов. – Милая, родная моя! Я тебе повторю, я тебе скажу много нового, я расцелую тебя от макушки до пяток, но позже. Смертельно хочется спать!

– Ладно! – сжалилась она. – Спи! Только смотри – обещал!..

Уснул он мгновенно. Опершись на локоть, Аня смотрела на его лицо. Осторожно поправила упавший на глаза чуб, разгладила усы, затем ласково поцеловала закрытый глаз.

– Лисикова! – пробормотал он сквозь сон. – Накажу!

Она засмеялась и пристроилась на его плече.

– Я теперь не Лисикова! – сказала довольно. – Я – Богданова!

Богданов проснулся рано. В полку он привык летать ночами, а спать днем, поэтому рассветов не наблюдал. Только здесь оценил эту радость. Первые, прозрачные лучи солнца, падающие сквозь окошко, пляшущие в световых потоках пылинки, щебет птиц за стеклом… Богданов потянулся и сел. Аня спала, уткнувшись лицом в подушку. Перина сползла, оголив ее спину. Богданов бережно прикрыл и спрыгнул на пол. Оделся и вышел. В конюшне он оседлал мышастого и поскакал к реке. Там бросил поводья, разделся и нырнул с высокого берега.

Прохладная вода обожгла. Богданов выскочил на поверхность, завопил дурным голосом и широкими саженками рванул к другому берегу. Выскочив из воды, повалялся на песке и поплыл обратно. Оказавшись под обрывом, нырнул, достал пальцами песчаное дно и пробкой выскочил на воздух – глубоко. Сила и здоровье переполняли его. Нырнув еще разок, в этот раз не до дна, выскочил на поверхность, лег на спину и расставил руки. Течение медленно несло его, он не препятствовал. Чистое, словно умытое, солнышко светило в лицо, согревало тело, Богданов закрыл глаза и отдался потоку. Это было хорошо! Он так разнежился, что едва не задремал. Недовольный гогот привел его в чувство. Лейтенант открыл глаза. Течение снесло его прямо в стаю гусей. Большие серые птицы, расступившись, недовольно косились на человека. На берегу встревоженно смотрел на чужака мальчик лет пяти.

– Все нормально! – сказал Богданов и помахал пастушку рукой. Тот робко махнул в ответ. Андрей нырнул и под водой подплыл к берегу. Нашел удобное место и выбрался на луг. Пастушок смотрел на него все еще настороженно. Богданов улыбнулся мальцу и зашагал по траве к мышастому.

По пути он обсох, вытираться не пришлось. К тому же полотенце он, конечно же, забыл. Богданов оделся, навернул портянки и обул сапоги. В этот момент за спиной кашлянули. Богданов стремительно обернулся – Конрад.

– Доброе утро, кондотьер! – сказал капитан.

– Доброе! – улыбнулся Богданов.

– Жеребца твоего узнал, – сказал Конрад, – в Сборске нет другого такой масти.

Наемник выглядел встревоженным.

– Все хорошо, Конрад! – сказал Богданов. – Я здоров, а в кустах никто не прячется. Можно купаться!

– Как Анна? – спросил капитан.

– Здорова!

Конрад смотрел недоверчиво.

– Можешь навестить! – засмеялся Богданов. – От раны следа не осталось. Разговаривает, сидит, ходит.

– Ты ее исцелил! – сказал Конрад. – Я еще в первый день заметил. Бабы несли детей, а ты исцелял. Не знаю, чьей силой ты лечишь – Божьей или дьявольской, но я рад!

Богданов хмыкнул.

– Не сильно сердишься, кондотьер? – спросил Конрад. – За Анну?

– Если б она умерла, – сказал Богданов, – я б устроил вам разбор полетов и приговор трибунала с немедленным приведением в исполнение. Вас потом бы собирали по частям! Но раз Анна жива…

Конрад не понял про трибунал и приведение в исполнение, но переспрашивать не стал. Не стоило кликать лихо.

– Их Жидята привел, – сказал Конрад, – потому подобрались незаметно.

– Об этом Данилу попытаю! – пообещал лейтенант. – Его кметы были в дозоре. Откуда про Жидяту ведомо?

– Поймали троих, они сказали. Сам Жидята убег… А этих повесили.

– Зачем?

– На что они? Орден не выкупит, а парни злы… Мы потеряли троих, у Данилы кмета срубили. Хоронили вчера. Я не звал тебя, кондотьер, сам понимаешь…

Богданов кивнул.

– Вот еще, – сказал Конрад нерешительно. – Есть раненые, пятеро. Не посмотришь?

Лейтенант кивнул и вскочил в седло. Конрад ехал рядом. Из пятерых раненых двое оказались тяжелыми. Богданов клал руки на лбы наемников, чувствуя, как истекает из них тепло. Из казармы он вышел уставшим, у порога повалился на землю. Конрад топтался рядом. Когда слабость ушла, лейтенант встал.

– Я удвоил охрану, – сказал Конрад. – Возле птицы теперь четверо. Солдаты патрулируют посад. Тебя вот сразу заметили. Больше такого не повторится!

Богданов кивнул и взобрался на мышастого. К себе он вернулся озабоченным. Аня встретила его у