засов и приотворили створку. У капонира пришлось сложней. Ее окликнули издалека, затем прокричали что-то властно и сурово. Аня не разобрала чужих слов, но поняла: велели стоять и не двигаться. Она крикнула в ответ: «Богдан!» Один из стражников, держа алебарду на изготовку, подошел ближе, узнал и отсалютовал оружием. Вдвоем они подошли к плетню, здесь ей отсалютовал второй стражник. Аня шмыгнула в проход. В капонире она стащила кожаное покрывало с кабины пилота (Андрей озаботился о покрывалах в первый же день) и забралась внутрь.

В пилотском сиденье ей стало тепло и уютно. Здесь совсем недавно сидел он, здесь была она, когда вела «По-2» ему на выручку. Ей тогда пришлось несладко: из-за высокого сиденья ноги почти не доставали педалей, управлять самолетом было неловко и трудно. Поэтому и «скозлила» при посадке. Но он все равно ее поцеловал…

Аня забылась в грезах и не заметила, как задремала. Во сне она увидела Андрея. Он сидел на берегу реки и смотрел на быструю воду. Аня подошла и встала рядом. Он повернул голову, глянул грустно:

– Надо переплыть, а я не решаюсь…

– Зачем тебе плыть?

– Ты же просила…

– Я не хочу тебя принуждать! – смутилась Аня. – Я вдруг подумала… Ты меня поцеловал…

– Я целовал тебя за храбрость! – отвечал он. – Ты же просишь любви.

– Прости, пожалуйста! – заторопилась она. – Я больше не буду!

– Будешь! – вздохнул он. – Еще как будешь! Почему обязательно любовь? Почему нельзя дружить?

– Можно! – согласилась Аня. – Я согласна!

– Но любить не перестанешь?

– Не перестану! – призналась она.

– Ну и как мне быть?

– Переплыви реку!

– Думаешь, смогу?

– Сможешь! Ты все можешь! Поплывем вместе! Я поддержу!

– Я подумаю, – сказал он.

– Пожалуйста! – попросила она. – Подумай!

Он умолк, она тоже замолчала. Река струилась у их ног, водные растения вытягивались под напором течения и колыхались будто от ветра.

– Смотрю на эту воду, – сказал он, – она все бежит и бежит. Тысячу лет до нас бежала, и после нас бежать будет. Мы вот ссоримся, воюем, убиваем друг друга, ищем любви, а река все течет. Наступит час, и мы канем в эту воду, не оставив следа…

– Андрей! – встревожилась она. – Не говори так! Не надо! Что с тобой? Я боюсь!

– Не надо бояться, просто будь осторожней. Не лезь под стрелы!

– Какие стрелы? Ты о чем?

– Они уже близко. Будь осторожна, девочка моя! Будь осторожна…

Облик его стал бледнеть и расплываться. «Не уходи!» – хотела сказать Аня, но он исчез. Тревожный, звонкий стон меди пробудил ее – за плетнем стражник трубил в рожок. Аня протерла глаза и глянула вперед. Плетень закрывал обзор. Она вскочила на сиденье и увидела всадников. Они мчались к капониру. Всадники были в кольчугах и шлемах, только один в белом плаще. Аня пригляделась и различила на плаще черный крест, хорошо знакомый ей по прошлой жизни. Немцы!

Аня дернулась съехать вниз, к гашетке крыльевого «шкаса», но в следующий миг сообразила: ленту из патронного ящика они с Андреем давно вытащили, «ДТ» Андрей уносит в хоромы. Она безоружна, если не считать «ТТ». Аня рванула крышку кобуры и успокоилась, ощутив в ладони холод металла. В Плескове она истратила три патрона. Аня достала початую обойму, заменила ее запасной и только затем глянула поверх плетня. Немцы подскакали совсем близко, передние спешились и натягивали арбалеты. Прежде чем Аня успела сообразить, немцы выстрелили. Плетень вздрогнул от ударивших в него тел. «Часовые убиты!» – поняла Аня. Она нахмурилась и подняла «ТТ».

В запасном полку им не давали личного оружия, штурманское дело освоили бы. Стрелять Аня стала в экипаже. Патронов в полку было много, днем, в ожидании полетов, летчики ходили в балку. Стреляли по консервным банкам – их много валялось у кухни. Банки были большие и маленькие, в одних привозили жир, масло, повидло, в других – тушенку и рыбу. У Ани получилось почти сразу. Сначала тяжелый «ТТ» плясал в ее руке, она никак не могла прицелиться. Богданов, заметив, взял ее левую ладошку и подставил под рукоять пистолета в правой. «ТТ» сразу успокоился, послушно указал мушкой на цель. Аня нажала на спуск. Банка со звоном подпрыгнула, покатилась по траве. Пилоты одобрительно зашумели. Кто-то поднял и поставил на камень банку, Аня вновь сбила ее. У нее получалось. Она не спешила и все делала правильно: затаивала дыхание перед выстрелом, мягко давила на спусковой крючок…

К капониру бежали немцы с топорами. Аня вытянула руку с «ТТ», подставила под рукоять ладошку и навела ствол на грудь переднего. Пистолет звонко выстрелил, немец упал. Аня переместила прицел на следующего. Она стреляла по врагам, как по банкам, – спокойно и методично, тщательно прицеливаясь. Когда упал четвертый пехотинец, немец в плаще закричал, указывая в ее сторону. Аня увидела, как арбалетчики, сторожившие подходы, разом повернулись к плетню. Сообразив, она нырнула в кабину. Стрелы шмелями пропели над ее головой и врезались в земляной вал за самолетом. Стрелять из кабины больше нельзя – немцы взяли прицел. Андрей советовал не лезть под стрелы…

Аня выбралась на крыло и соскочила на землю. Протиснулась в узкий проход между плетнем и земляным валом. Если арбалетчики натянут тетивы, она успеет спрятаться. Аня вытянула руки и первым же выстрелом свалила дюжего немца с топором. Всадник в белом плаще опять закричал и устремился к ней, метя копьем. Аня отчетливо видела остро отточенный наконечник, он колыхался на уровне глаз. Страх сжал ей сердце, но она сумела собраться. Навела мушку в черный крест на груди врага. «ТТ» подпрыгнул и выплюнул гильзу. Всадник уронил копье и потянулся за мечом. Аня выстрелила навскидку, почти не целясь. Немец вылетел из седла, врезался шлемом в землю. Конь встал, загородив Ане обзор. Она отбежала в сторонку и выпустила оставшиеся патроны в ближних немцев. Те отшатнулись, но не упали. Аня торопливо сменила обойму, передернула затвор и стала целиться тщательнее. Это было трудно: враги метались по лугу, некоторые взбирались на коней и скакали прочь. Аня увидела, как от ворот города несутся на лошадях кметы, некоторые полуодетые, но с саблями в руках, от казармы бегут наемники с алебардами на изготовку.

– Ага! – закричала она. – Струсили!

Она выстрелила в сторону убегавших врагов – раз, другой, просто так, не целясь. Опустила «ТТ», улыбнулась. Радость переполняла ее. Она смотрела вперед, не замечая происходящего поблизости.

…Арбалетный болт ударил ей под ключицу. Аня качнулась и шире расставила ноги. Мир вокруг стал неустойчивым и зыбким. Земля неудержимо рвалась навстречу, и противостоять ей не было сил. Аня опустилась на колени, затем упала на бок. Она не видела, как подскакавшие кметы, хекая, наотмашь рубят врагов, как наемники с остервенением секут и колют немцев алебардами. Она ничего более не видела и не слышала…

Когда Богданов прибежал к капониру, все было кончено. Валялись на земле трупы людей и коней, толпился набежавший люд, наемники уносили раненых и ловили орденских коней. Лейтенант бесцеремонно растолкал толпу и ворвался в капонир. «По-2» был цел. Богданов прошел вдоль одной стороны самолета, затем другой – ни вмятины, ни царапины. Кожаное покрывало с кабины пилота было снято – кто-то сидел внутри. Богданов заскочил на крыло, глянул внутрь – все на месте. Сунув «ДТ» в кабину, лейтенант вышел наружу и вдруг увидел группу швейцарцев и кметов. Они разглядывали что-то, лежащее на земле. Один из наемников поднял взгляд на Богданова, и на лице его проступил страх. Еще не понимая, но предчувствуя беду, Богданов рванулся вперед.

…Аня лежала на боку, поджав ноги. Рукоять «ТТ» она так и не выпустила. Богданов, склонившись, машинально забрал пистолет и только затем, осознав, упал на колени. Наклонился к ее лицу. Она дышала! Хрипло, со свистом, но дышала! Лейтенант присмотрелся. Короткий арбалетный болт вошел ей в грудь с левой стороны, чуть пониже ключицы, и, пробив тело, вышел меж лопаткой и позвоночником. Навылет. Потерявший силу болт с окровавленным древком валялся рядом. Богданов метнулся к самолету, достал из