сне.
? Моя дорогая Бесси, это просто твоя фантазия.
? Фантазия или не фантазия, но вы пришли, потому что я знала, что так и будет, когда увидела во сне, как вы ко мне идете; и когда вы здесь рядом со мной, я чувствую, что на душе у меня становится легче и спокойнее, точно гляжу на огонь в ненастный день. Вы сказали, это будет двадцать первого. Я приду и посмотрю на вас.
? О, Бесси! Ты можешь прийти ? тебя радушно примут. Но не говори так, это меня очень расстраивает.
? Тогда я буду держать это при себе, как будто я прикусила язык. И все же это правда. Маргарет помолчала. Наконец она сказала:
? Давай поговорим об этом как-нибудь потом, если ты считаешь, что это правда. Но не сейчас. Скажи мне, твой отец участвует в забастовке?
? Да! ? ответила Бесси тяжело, совсем другим тоном, нежели она говорила минуту или две назад. ? Он и многие другие ? все с фабрики Хэмпера ? есть и с других фабрик. В это время женщины так же озлоблены, как и мужчины. Еда ? дорогая, и их детям нечего есть.
Представьте, если бы Торнтоны прислали им свой обед ? те деньги, что потрачены ими на картофель и прочую еду, утешили бы многих плачущих от голода детей, и ненадолго успокоили бы сердца их матерей.
? Не говори так! ? сказала Маргарет. ? А то я буду сердиться на себя и чувствовать себя виноватой от того, что я иду на этот обед.
? Нет! ? ответила Бесси. ? Некоторые избраны для роскошных пиров и пурпурных одежд, может быть, вы — одна из них. Другие тяжело работают всю свою жизнь, а эти подлецы в наши дни не обладают состраданием, так же как это было во времена Лазаря.[14] Но если вы попросите меня остудить ваш язык кончиком моего пальца, я перешагну через огромную бездну к вам, просто если вы захотите, чтобы я была рядом.
? Бесси! Ты вся горишь! Не надо говорить так. В судный день меж нами не будет нищих и богатых. Нас будут судить не по этой несчастной случайности, а по тому, как мы следовали заповедям Христа.
Маргарет встала, нашла немного воды, смочила свой платок и положила его на лоб Бесси, а том начала растирать ее холодные, как лед, ступни. Бесси закрыла глаза и успокоилась. Наконец она произнесла:
? Вы бы стали такой же, как я, если бы видели всех приходивших один за другим к отцу и рассказывавших мне о своих страданиях. Некоторые просто горели от ненависти, и у меня кровь стыла в жилах от тех ужасов, что они рассказывали о своих хозяевах. Но женщины все время говорят и говорят о ценах на мясо, и как их дети не могут спать по ночам от голода, а слезы текут у них по щекам, и они их не вытирают и не обращают на них внимания.
? Они думают, что забастовка это исправит? ? спросила Маргарет.
? Так они говорят, ? ответила Бесси. ? Они говорят, что долгое время торговля шла хорошо, и хозяева заработали много денег. Сколько, — отец не знает, но конечно, знает Союз рабочих. И как обычно, им хотелось поделить прибыль, раз еда так дорожает. А Союз говорит, что они не будут работать, пока не заставят хозяев отдать им их долю. Но у хозяев есть превосходство, и я боюсь, что они сохранят его и сейчас, и потом. Это похоже на великую битву Армагеддона ? они продолжают ухмыляться и сражаться друг с другом, пока в запале своей борьбы не провалятся в преисподнюю.
В этот момент вошел Николас Хиггинс. Услышав последние слова дочери, он тут же сказал:
? Да! И я тоже буду бороться! И добьюсь своего на этот раз! Заставить их сдаться не займет много времени, потому что они опять получили много заказов. И скоро они поймут, что им лучше отдать нам наши пять процентов, чем потерять выгоду. Держитесь, хозяева! Я знаю, кто победит!
Маргарет подумала, что он, должно быть, пьян, не столько из-за его слов, сколько из-за его возбужденного тона. Заметив явное беспокойство Бесси, она утвердилась в своем предположении и поспешила уйти. Бесси сказала ей:
? Двадцать первого ? в этот четверг. Я приду и посмотрю, как вы оделись на прием к Торнтонам. В какое время обед?
Прежде чем Маргарет смогла ответить, Хиггинс перебил ее:
? К Торнтонам! Вы идете на обед к Торнтонам? Попросите его поднять бокал за выполнение его заказов. К двадцать первому, я думаю, он пораскинет мозгами и кое-что поймет. Скажите ему, что семьсот человек придут утром на фабрику Мальборо после того, как он даст пять процентов, и помогут ему выполнить его заказы вовремя. Вы всех там увидите. Моего хозяина ? Хэмпера. Он из людей старой закалки ? так и сыплет ругательствами и проклятиями. Я думаю, он умрет, если поговорит со мной вежливо. «Лает, да не кусает», — вы можете передать ему, что так сказал один из его забастовщиков, если хотите. Да! Но вы увидите многих хозяев фабрик у Торнтонов! Хотел бы я послушать, о чем они говорят, когда сидят после обеда и хвастаются друг перед другом. Я бы высказал им свое мнение. Я бы опять поговорил с ними о том трудном пути, на который они нас отправили!
? До свидания! ? сказала Маргарет поспешно. ? До свидания, Бесси! Я буду ждать тебя двадцать первого, если ты будешь хорошо себя чувствовать.
Лекарства и лечение, которые доктор Дональдсон назначил миссис Хейл, поначалу принесли ей облегчение, и не только она сама, но и Маргарет начала надеяться, что доктор ошибался, и что ее мать сможет постепенно поправиться. Мистер Хейл, хоть внешне и не разделял их опасений, теперь ликовал и посмеивался над их страхами с явным облегчением, что доказало, насколько он сам был прежде встревожен. Только Диксон продолжала ворчать. Тем не менее, Маргарет не обращала на нее внимания и надеялась на лучшее.
Им нужно было почувствовать в своем доме эту слабую надежду, потому что снаружи даже их неопытный взгляд замечал признаки наступления дурных времен. Мистер Хейл познакомился с рабочими и был потрясен их искренними рассказами о каждодневных страданиях. Они бы не стали рассказывать о том, что им приходиться выносить, тому, кто мог понять это и без слов. Но сейчас перед ними был человек из далекого графства, и каждый страстно желал сделать из него судью в давней распре рабочих и хозяев. Мистер Хейл с жаром пересказал все эти жалобы мистеру Торнтону, но тот, опираясь на свой опыт и знание экономических принципов, для всего нашел разумное объяснение.
Мистер Торнтон говорил, что доход при торговых операциях ? величина непостоянная, и его падение неминуемо должно привести некоторых хозяев, так же, как и рабочих, к разорению. Для многих это разорение будет окончательным и непоправимым. Он сказал, что в этом случае ни хозяева, ни их рабочие не вправе жаловаться, потому что такова их судьба. Работодатель сворачивает с пути, по которому не может дальше следовать, признавая свою неудачу. Израненный в борьбе, растоптанный своими товарищами в погоне за богатством, встречаемый с пренебрежением там, где раньше его чествовали, он скромно просит у надменного хозяина даровать ему работу. Конечно, говорил мистер Торнтон, подобная судьба может когда- нибудь постигнуть и его самого. И все же он не испытывает сочувствия к тем рабочим, которые не сумели приспособиться к внезапным переменам на рынке и были вынуждены уйти оттуда, где они больше не нужны, и чувствовать, что не смогут отдохнуть в своих могилах, слыша плач своих любимых и родных, оставленных ими без пропитания. Им остается лишь завидовать дикой птице,[15] которая может прокормить своих птенцов собственной кровью.
Вся душа Маргарет восстала против его рассуждений. Она едва смогла поблагодарить мистера Торнтона за его доброту, когда он пообещал ей со всей деликатностью и участием любое средство для облегчения болезни миссис Хейл, какое только можно добыть, благодаря его состоянию или предусмотрительности его матери. Мысль о том, что ему известна ее тайна, и что он, может статься, в душе уже вынес свой безжалостный приговор миссис Хейл, когда она пыталась убедить себя, что все еще, может быть, обойдется, ? все это действовало Маргарет на нервы, когда она смотрела на него или слушала его. Почему он был единственным человеком, кроме доктора Дональдсона и Диксон, кто знал эту страшную тайну, которую она хранила в самых темных и потаенных уголках своего сердца, не смея поверить в то, что однажды она будет громко звать свою мать и не услышит ответа из пустой и глухой темноты? Да, он все знал. Она прочла это в его сочувствующем взгляде. Она услышала это в мягком и серьезном тоне его
