если ваша улыбка превратится в оружие против меня. Но, мистер Хейл, когда вы привели нам в пример мудрого родителя, вы сказали, что он потакает своим детям в их желании к независимости. Сейчас, конечно, не то время, чтобы стремится к независимости во время работы. Я едва ли понимаю, что вы тогда имели в виду. Но я скажу, что если хозяева будут посягать на независимость своих рабочих за стенами фабрик, я первый воспротивлюсь этому. То, что рабочие трудятся на нас по десять часов в день, не дает нам права вмешиваться в их личную жизнь. Я ценю мою собственную независимость так высоко, что не могу представить себе большего унижения, чем вмешательство постороннего человека, беспрестанно указывающего, советующего и поучающего меня, даже тщательно планирующего мои действия. Он мог бы быть самым мудрым из людей, самым влиятельным, я бы равно воспротивился и возмутился его вмешательством. Я полагаю, что это чувство сильнее на севере Англии, чем на юге.

? Простите, но не из-за того ли это происходит, что нет и не было никакого равенства, ничего подобного дружбе между тем, кто советует, и тем, кто слушает эти советы? Потому что если каждый человек вынужден сражаться в одиночку, если его преследует зависть и ревность собратьев, ему трудно оставаться христианином.

? Я только констатирую факт. С сожалением я должен сообщить, что у меня встреча в восемь часов, и я должен просто принять факты, как есть, не пытаясь объяснить их, здесь нет выбора ? факты должны быть приняты.

? Но, ? сказала Маргарет тихим голосом, ? мне кажется, это существенно меняет дело, ? мистер Хейл сделал ей знак молчать и позволить мистеру Торнтону закончить.

Он уже поднялся и собрался уходить.

? Вы должны позволить мне объясниться. Есть ли у меня право навязывать любому человеку из Даркшира свое мнение о том, как ему действовать, поступать просто потому, что он продает свой труд, а у меня есть деньги, чтобы купить?

? Ни в малейшей степени, ? ответила Маргарет, решившись произнести только одно это. ? Ваши деньги тут не играют роли. Но вы человек, который имеет над другими людьми безмерную власть просто потому, что ваши жизни и ваши состояния так неразрывно и тесно переплелись. Вы можете отрицать эту власть, но это ничего не изменит. Бог создал нас так, что мы зависим друг от друга. Мы можем игнорировать нашу зависимость или закрывать на нее глаза, говоря, что дело лишь в выплате заработка за неделю. Но факт остается фактом. Ни вы, ни любой другой хозяин не можете жить и работать в одиночестве. Самый гордый и независимый человек зависит от тех, кто вокруг него, из-за их незаметного влияния на его характер, его жизнь. И у самого независимого из всех ваших даркширцев есть семья, о которой он обязан думать. Он не может отбросить их. Только тот, кто по твердости превосходит самую огромную скалу, может отказаться от них…

? Довольно сравнений, Маргарет. Ты уже однажды убедила нас, ? сказал мистер Хейл, улыбаясь, но все же чувствуя неловкость, что они задерживают мистера Торнтона против его воли.

Что же до самого Торнтона, то ему нравилось слушать Маргарет, хотя ее слова и рассердили его.

? Скажите, мисс Хейл, на вас саму когда-нибудь влияли? И если вы когда-либо осознавали, что на вас влияют другие люди, а не обстоятельства, ? те, другие люди, действовали прямо или косвенно? Они пытались уговорить вас, приказать действовать правильно, наставляли вас? Или они были простыми, настоящими людьми, выполняли свой долг и делали это решительно, не задумываясь о том, какое впечатление производят на вас их поступки? Если бы я был рабочим, и если бы я видел ежечасно перед собой честного, пунктуального, сообразительного и решительного хозяина (а рабочие более проницательные шпионы, чем слуги), разве не было бы это для меня лучшим уроком, чем все слова и советы? Я не хочу думать слишком много о том, что есть я сам, но я полагаюсь на честность моих рабочих, на их откровенность и не буду прибегать к уловкам, которые используют другие владельцы фабрик, чтобы утихомирить и обмануть забастовщиков. Мои рабочие и так знают, что я презираю бесчестную выгоду и обман. Можно прочитать целый курс лекций на тему «Честность ? лучшая политика», но жизнь упрощает слова. Нет, нет! Каким будет хозяин, такими будут рабочие, если они не будут задумываться слишком много.

? Это великое признание, ? сказала Маргарет, смеясь. ? Когда я вижу, как человек вспыльчивый и упрямый отстаивает свои права, я могу с уверенностью заключить, что он плохо знает самого себя и не желает признаваться, что ему ведомы страдания и не чужда доброта, и что он заботится не только о себе.

? Вы просто не понимаете, как работает наша система, мисс Хейл, ? возразил он поспешно. ? Вы полагаете, что рабочие ? куски теста, которым мы можем придать форму по своему усмотрению. Вы забываете, что мы имеем дело с ними на протяжении менее чем трети их жизни. Кроме того, обязанности промышленника включают в себя не только заботу о рабочей силе. Мы поддерживаем широкую коммерческую деятельность, которая превращает нас в основоположников цивилизации.

? Это поражает меня, ? сказал мистер Хейл, улыбаясь, ? что вы можете быть основоположником цивилизации и в своем городе. Они ? грубияны и варвары, эти ваши рабочие Милтона.

? Они такие, ? ответил мистер Торнтон. ? Запах розовой воды не исправит их. Из Кромвеля вышел бы превосходный владелец фабрики, мисс Хейл. Я бы хотел, чтобы он был с нами, чтобы подавить эту забастовку за нас.

? Кромвель не мой герой, ? ответила она холодно. ? Но я пытаюсь примирить ваше восхищение деспотизмом с вашим уважением к независимости характера других людей.

Он покраснел.

? Я предпочитаю быть твердым и ответственным хозяином в те часы, когда они работают на меня. Но эти часы истекают, наши отношения прекращаются. И потом они становятся такими же независимыми, каким чувствую себя я.

Мистер Торнтон молчал минуту, так как был очень расстроен. Но вскоре он сумел совладать со своими чувствами и пожелал мистеру и миссис Хейл спокойной ночи. Затем, приблизившись к Маргарет, сказал тихо:

? Я разговаривал с вами в этот вечер второпях, и боюсь, довольно грубо. Но вы знаете, что я всего лишь грубый милтонский промышленник. Вы простите меня?

? Конечно, ? ответила она, улыбаясь ему.

Он казался мрачным и беспокойным, но едва увидел ее милое сияющее лицо, его взгляд тут же прояснился, и мистер Торнтон мгновенно забыл о той холодности и суровости, что читал в ее глазах во время их спора. Но она не протянула ему руку, и он опять счел это знаком пренебрежения и приписал этот поступок ее гордости.