Еще подробности. Ян, я организую для тебя контакт с повстанческим флотом, чтобы скоординировать операцию. Когда это будет сделано, израильские силы нападут на космоцентр и захватят его. И будут удерживать, пока их не сменят. Прежде чем принимать решение – согласиться или отказаться, – пусть вспомнят налет на Энтеббу и восстание в Варшавском гетто. Пришло время снова выйти из гетто…

Ян остановил воспроизведение и повернулся к Бен-Хаиму:

– Он что, с ума сошел? О чем он?

– Нет, с ума он не сошел. Он не просто – он преступно в здравом уме! Соблазняет нас спасением, прекрасно зная, что дело может кончиться катастрофой. А чтобы помочь нам решиться – ссылается на нашу историю. У него мышление изощренное, как у талмудиста.

– Варшавское восстание было во время Второй мировой войны, – объяснила Двора. – Тогда нацисты уничтожали евреев поголовно, а кроме того, те гибли от голода и болезней. И вот они восстали – и дрались голыми руками против пушек, пока их не перебили всех, до последнего. Они знали, что погибнут, но не сдавались.

– И еще важно, – добавил Бен-Хаим, – что они дрались, чтобы вырваться из гетто. А сегодня нам снова приходится жить в гетто, которым может быть и целая страна: как бы ни было у нас хорошо, мы заперты. И Тергуд-Смит знает, что мы мечтаем вырваться.

– А Энтебба? – спросил Ян. – Это что такое?

– Рейд коммандос. Они летели через полмира, не имея ни малейшего шанса на успех. И победили. Тергуд-Смит такой искуситель, что рядом с ним самому сатане делать нечего.

– Я не совсем понимаю, чем он вас искушает. Ведь вам никто не угрожает, вы ни с кем не воюете. Вы можете спокойно переждать всю эту заваруху и просто посмотреть, чем она кончится.

– В принципе верно. Но если по-настоящему, наша свобода – только иллюзия свободы. Мы свободны, оставаясь в тюрьме, хотя она и размером в целую страну. И кроме того – нами движет чувство справедливости… Мы в своей маленькой свободной тюрьме окружены целым миром экономически и физически порабощенных гоев. Разве мы не должны им помочь? Ведь мы сами тысячелетиями носили оковы и знаем, что это такое… Разве не должны мы поспособствовать другим добиться того же, о чем молились для себя? Я же говорил, что это проблема для талмудистов. Я уже стар, быть может, потому так много сомневаюсь. Мне нужен покой… Но послушаем голос молодого Израиля. Двора, что думаешь ты?

– Я не думаю, я знаю! Драться! Другого пути просто нет.

– Я отвечу так же просто, – сказал Ян. – Если есть хоть какой-то шанс на успех – я обязан принять участие. Тергуд-Смит говорит, что введет меня в контакт с атакующим флотом. Это хорошо. Потому что я скажу им не только о его планах, но и о наших сомнениях – и о том, что за скользкий угорь этот Тергуд- Смит. И тогда ответственность за окончательное решение ляжет не только на меня. Так что мой ответ предельно ясен: я стану делать то, что он скажет.

– Да, на вашем месте я бы вел себя точно так же, – согласился Бен-Хаим. – Терять вам нечего, а приобрести вы можете весь мир. Но все это слишком красиво звучит. У меня такое чувство, что этот человек ведет нечестную игру.

– Не имеет значения, – возразила Двора. – Его личная судьба нас занимать не должна. Если все это – ловушка, то повстанцев надо предупредить, чтобы они смогли принять меры. Если не ловушка – Израиль должен принять участие в решающей битве. В этой войне, которая покончит со всеми войнами.

Бен-Хаим глубоко вздохнул и качнулся вперед-назад в кресле.

– Уже сколько раз произносились эти слова!.. «Война, которая покончит с войнами». Когда-нибудь исполнились они?

– Нет. Но на сей раз могут исполниться. Ян, включи, пожалуйста, дальше. Давай послушаем, что он еще скажет.

Да. Во всем, что он сказал до сих пор, было много смысла – или бессмыслицы. Ян чувствовал себя в такой же западне, как и израильтяне. С Тергуд-Смитом его связывало только одно: желание убить его. И вместо этого он должен теперь работать на него?.. Он с изумлением помотал головой – потом потянулся к терминалу и нажал клавишу.

– …Время снова выйти из гетто. Обдумайте все, что я сказал. Обдумайте тщательно. Взвесьте свое решение. Доверьтесь кнессету, пусть решают они. Мое предложение нельзя принять частично. Вы должны согласиться со мной целиком – или целиком отвергнуть. Все или ничего. Я обращаюсь к вам в первый и последний раз, больше вы от меня ничего не услышите. Время у вас еще есть, но не слишком много. Атакующий флот будет здесь дней через десять. Космоцентр вы должны захватить перед рассветом, дату вам сообщат. На размышление остается четыре дня. В ближайшую пятницу, вечером, ваша радиостанция будет транслировать обычное еженедельное богослужение, посвященное памяти усопших. Если решитесь – просто назовите Яна Кулозика в числе именитых покойников. Он не суеверен, так что возражать не станет, я не сомневаюсь. А если решите не принимать участие в спасении человечества – не делайте ничего. Больше я вас не потревожу.

Экран потемнел.

– Смотрите, какой грех он взваливает на нас! – сказал Бен-Хаим. – Вы уверены, что он никогда не занимался богословием?

– Ни в чем, что касается моего зятя, я не уверен. Хотя нет. Сейчас я уверен, что всю свою прежнюю биографию он выдумал. Быть может, он на самом деле Сатана, как вы сказали. Что вы намерены делать?

– То, что он и сказал. Передам его предложение в кнессет. Пусть хоть немного ответственности и вины ляжет и на их плечи.

Бен-Хаим повернулся к телефону. Ян с Дворой вышли из комнаты. Слушая Тергуд-Смита, они не заметили, как стемнело. Они вышли на террасу молча, погруженные каждый в свои мысли. Ян прислонился к колонне и посмотрел на огни городка, взбегавшие по склону холма на той стороне долины. Ночь была безлунной, пронзительно яркие звезды заполнили все небо, от горизонта до горизонта. Какая тишина, как мирно здесь!.. А Тергуд-Смит хочет, чтобы они все это бросили и шли воевать за идеалы. Да, трудное решение, им не позавидуешь. Яну решать было проще… Обернувшись, он увидел, что Двора сидит на диване, сложа руки на коленях.

– Ты, наверно, голодный, – сказала она. – Давай я что-нибудь соображу.

– Подожди. Как ты думаешь, что будет делать кнессет?

– Болтать. Это у них здорово получается. Это же просто компания стариканов, которые предпочитают болтовню любому настоящему делу. Тергуд-Смит должен был дать им не четыре дня, а четыре месяца, чтобы собраться с мыслями.

– Так ты думаешь, они ничего не решат?

– Решат, еще как решат! Против. Игра без риска. Они всегда хотят играть без риска.

– Быть может, потому они и дожили до старости?

– Ты смеешься надо мной? Дай-ка я на тебя посмотрю…

Она потянула его вниз и усадила рядом с собой. Увидела, что он на самом деле улыбается, – и тоже улыбнулась, не смогла удержаться.

– Ну ладно. Я на самом деле начинаю злиться раньше времени. Ведь еще ничего не произошло. Но произойдет, вот увидишь, точь-в-точь как я сказала. Вот тогда я разозлюсь по-настоящему. Но если они скажут «нет» – что ты станешь делать?

– Я еще не думал о таком варианте. Наверно, вернусь и буду искать Тергуд-Смита. Я просто не могу сидеть, спрятавшись здесь, когда решается судьба всего человечества. Быть может, все-таки смогу войти в контакт с флотом повстанцев и рассказать все, что знаю… Но нет смысла гадать, пока ничего не известно.

Говоря, Ян заметил, что она до сих пор держит его за руки. Ни один из них не торопился отодвинуться.

«О чем это я думаю?» – ужаснулся Ян. И понял, что не думает вовсе. Просто чувствует, отвечает физическим рефлексом. И он знал, что Двора чувствует то же самое. Хотел спросить, но испугался. Он повернулся к ней – она смотрела ему в лицо. И без всякого сознательного усилия оказалась в его объятиях.