Государственный департамент в том, что армия хранит верность Альмайо, а кастрист Рафаэль Гомес ничего особенного собой не представляет и вот-вот будет схвачен; что ходят слухи – к сожалению, их трудно проверить – о том, что он уже убит – вместе с Че Геварой, объявившимся некоторое время назад здесь, на юге страны, на полуострове. Тогда, правда, Че Гевара появлялся то здесь, то там, и его регулярно «убивали» – то в Колумбии, то в Санто-Доминго, – и своим исчезновением, безусловно, он и на этот раз преследовал все ту же цель, а именно – создать легенду о том, что он вездесущ и бессмертен. И вот теперь посол стоит перед Альмайо дурак дураком. Это страшный удар по его карьере. В Государственном департаменте его сочтут полным болваном, а в прессе разразится скандал погромче того, что имел место, когда его коллега в Санто-Доминго потребовал от Белого дома ввода в страну американских войск под предлогом, что Хуан Босх возглавил коммунистический мятеж. Посол мог быть уверен лишь в одном: раз Альмайо просит убежища в одном из посольств Латинской Америки, значит, ему пришел конец – армия поднялась против него, а значит, и речи не может быть о том, чтобы посылать сюда войска – если, конечно, жизни американских граждан не угрожает опасность. Но самым ужасным в данной ситуации было то, что шила в мешке не утаишь: посол США обедал за одним столом с Альмайо сразу же после его свержения. Такого новый режим ему не простит.
Но разве можно было предвидеть заранее, что Альмайо будет свергнут, да еще и явится просить убежища именно в уругвайское посольство? Конечно же, он выбрал его только потому, что оно ближе всего от Дворца. Как бы там ни было, нужно проявить хладнокровие. Не дать себя скомпрометировать. Посол был убежденным демократом, пост свой получил благодаря значительным денежным пожертвованиям, сделанным им партии демократов во время выборной кампании. Хватит церемониться и скрывать свои политические взгляды. Хуже диктатора может быть только одно – диктатор свергнутый.
Здороваться посол США не стал – молча стоял перед Альмайо, глядя ему прямо в глаза.
Его жена, уже начавшая было улыбаться, взглянула на мужа и быстро убрала с лица следы улыбки, что избавило Альмайо от необходимости созерцать ее лошадиные зубы. На ней было бледно-голубое китайское платье, в руках – японский веер. Тошнотворное зрелище.
Посол, с бокалом шампанского в руке, стоял возле жены, и поскольку – по чистой случайности – автоматы обоих охранников оказались направлены как раз в их сторону, он встал вплотную к ней и нежно взял ее за руку, будучи уверен в том, что этот жест выглядит по-французски галантно и надолго запомнится присутствующим.
Среди гостей был также английский посол – высокий худой мужчина с коротко подстриженными усиками, и его жена – более унылой бабы Альмайо в жизни не встречал: голова у нее постоянно нервно тряслась. Однажды, на приеме у Карриедо, который был тогда еще президентом, она сидела рядом с Альмайо и на протяжении всего обеда как-то подавленно молчала, а за десертом вдруг неожиданно повернулась к нему и попросила сделать что-нибудь, чтобы защитить собак в этой стране – они ведь умирают с голоду и затравленными, одичавшими, обезумевшими сворами бродят по улицам и паркам. Альмайо поблагодарил ее за то, что она завела об этом речь, – сам он давно уже не обращал на них внимания – и пообещал завтра же отдать приказ истребить всех собак; старая вешалка отреагировала на это самым ужасающим образом: голова у нее затряслась так, что, того и гляди, отвинтится и полетит с плеч. Глаза стали совсем огромными, на лице появилось выражение крайнего ужаса, и она воскликнула: «Боже мой, я совсем не это имела в виду». После чего перестала есть и не произнесла больше ни слова, а ведь Альмайо всего лишь хотел сделать ей приятное.
Среди прочих гостей были: начальник протокольного отдела Министерства иностранных дел и первый секретарь посольства одной из латиноамериканских стран – таких обычно не только не помнят по имени, но даже представляемую ими страну затрудняются назвать – со своей матушкой, испанского типа дамой с крашеными волосами, подведенными глазами, говорливой и властной, являвшей собой, похоже, неизменное украшение всех официальных приемов, на которых Радецки довелось побывать; оба они старались выглядеть как можно естественнее и держались всегда на втором плане, оставляя ответственность и инициативу прерогативой глав представительств. Несомненно, все присутствующие благодарили Всевышнего за то, что на сей раз бремя ответственности выпало не на их долю и все это происходит не в их посольствах. Радецки знал, что они не преминут раскритиковать в официальных отчетах поведение их коллеги, хозяина дома, – что бы тот в данной ситуации ни предпринял, – и пояснят, как бы они поступили на его месте. В течение по меньшей мере года это событие станет самой желанной темой светских бесед на всех официальных обедах, куда они будут приглашены.
По мраморной лестнице, устланной красным ковром, медленно спустился посол Уругвая. В проемах дверей на втором этаже беспокойно мелькали какие-то фигуры. Посол был человеком лет шестидесяти, очень маленького роста, с седыми волосами, благородными линиями лба и типично испанскими чертами лица – чисто очерченными и сильными; манеры у него были безупречные. Радецки, ни разу до сих пор не видевший его, был просто потрясен тем, что такая прекрасная голова – словно с полотна Эль Греко – венчает смехотворно маленькое тело.
Лицо у него было цвета слоновой кости, а глаза – темно-синие – казалось, отбрасывали тень, придававшую глазницам почти черный оттенок.
При его появлении Диас тотчас вскочил с кресла, в которое только что рухнул – вроде бы вконец обессиленный, – и изобразил серию почтительных поклонов, по характеру своему никоим образом не имевших отношения к нынешнему столетию – нечто из времен picaros, hidalgos и бродячих цирюльников. В жизни Радецки не встречал существа, в такой степени наделенного даром пресмыкательства. Должно быть, его генеалогическое древо корнями угодило прямо в источник всяческого раболепства.
– Господа, – сказал посол, – я должен выразить протест.
Не считая пары стран – а Уругвай не входил в их число, – у Альмайо в Южной Америке друзей не было. Вот уже на протяжении месяца Уругвай пребывал на грани разрыва с ним дипломатических отношений – в интересах демократии и в знак протеста против того, что там именовали «перегибами диктаторского режима».
Альмайо ни за что бы не выбрал уругвайского посольства, будь у него время на то, чтобы вывернуться как-либо иначе. Но оно оказалось ближе всего от Дворца, и выбора не было. Теперь он чувствовал себя оскорбленным; холодность, с которой приняли его эти люди, привела его в ярость: можно подумать, он – бандит с большой дороги, а не lider maximo и все еще законный представитель власти. Неделю назад американский посол устроил прием в его честь, и там присутствовала целая делегация парламентариев и промышленников, а теперь ведет себя так, словно имеет дело с бешеной собакой. Тем не менее Альмайо с удовлетворением отметил про себя, что подбородок и нижняя губа у посла слегка дрожат.
Страх – самое убедительное доказательство уважения, лучшего и не придумаешь.
– Мы просим политического убежища, – прорычал он. – Вы, наверное, заметили, что происходит нечто вроде революции, и я, конечно же, должен буду покинуть страну. Согласно сложившейся традиции в разрешении такого рода вопросов – и вы в свое время основательно мне этим досаждали – я пришел просить убежища в вашем посольстве. Вы неоднократно предоставляли убежище моим врагам, в частности – Альваресу и Суттеру. Я сопротивлялся, но в конце концов выдал им охранные свидетельства. Теперь – ваша очередь. Вы добьетесь для меня охранного свидетельства, которое позволит мне и моим соратникам временно покинуть страну. В ожидании этого мы требуем предоставить нам право пребывать в стенах посольства.
– Право убежища не распространяется на преступников, – молвил уругвайский посол. – Кроме того, как вы, впрочем, прекрасно знаете, разрыв дипломатических отношений между нашими странами был неминуем. Я вынужден просить вас незамедлительно покинуть помещение.
Альмайо улыбнулся. Происходящее начинало забавлять его.
– Вы помогали деньгами Гомесу, – сказал он. – Деньгами и оружием. Теперь следует возместить мне убытки.
– Вы в свое время заверили уругвайскую сторону в том, что доктор Кортес может безо всяких опасений вернуться в свою страну, – произнес посол. – Он вернулся на родину и исчез.
– Обещаю вам организовать поиски, – заявил Альмайо.
– Прошу покинуть здание посольства.
Альмайо прищелкнул языком:
– Вы не можете сделать этого, ваше превосходительство, ведь право убежища – вещь святая. Это