– Ну почему всякий раз шипы? – спросила я, но это был как раз тот случай, когда мои желания не изменили волшебную действительность.

Ответил мне Шолто:

– Потому что все по-настоящему ценное дается с болью.

Рука его в моей руке напряглась, лоза добралась до наших рук и закрутилась на запястьях. Шипы вонзились в кожу мелкими болезненными укусами. Лоза все теснее стягивала наши руки, все обильнее текли по коже струйки нашей крови, сливаясь вместе, смешиваясь. Боль была бы еще сильнее, но на нас пролился солнечный свет, и все затопил аромат роз и трав, согретых животворящим солнцем.

Лоза на наших запястьях покрылась цветами. Розовые бутоны усыпали ее, пряча боль, даря нам ощущения куда более интимные, чем любой искусственно составленный букет.

Я почувствовала, как шевельнулись волосы. Шолто сказал, наклонившись меня поцеловать:

– На тебе корона из омелы и белых роз.

Мы поцеловались, его ладонь с цветочным кольцом ласкала мое лицо. Потом чуть отстранились друг от друга – только чтобы обменяться словами.

– Нашей смешанной кровью, – начала я.

– Властью Богини, – отозвался он.

– Сольем нашу силу, – подхватила я.

– И наши владенья, – ответил он.

– Да будет так, – закончила я, и раздался звук, подобный звону огромного колокола, словно вселенная только и дожидалась этих наших слов. При мысли о том, что этот звон значит, можно было бы испугаться, можно было бы усомниться, но сейчас не было места ни для страхов, ни для сомнений. Были только глаза Шолто, глядящие в мои, его ладонь на моей щеке и наши руки, соединенные магией самой волшебной страны.

– Да будет так, – отозвался он. – А теперь пойдем спасать нашего Мрака.

Я уже путешествовала вместе с Шолто по местам, что лежат между, но еще ни разу не чувствовала, как распространяется вокруг его сила. Это оказалось странно похоже на ощущение, когда протягиваешь руку в темноту, пока не нащупаешь то, что хочешь, и не подтянешь к себе.

Только что мы были в сердце волшебной страны, и вдруг оказались в палате реанимации – в обществе врачей, медсестер, пищащих мониторов. На каталке лежал незнакомый мужчина, доктора пытались запустить его сердце.

Секунду все таращили на нас глаза, потом мы просто вышли за дверь, оставив их спасать того бедолагу, если им удастся.

– Где он, Мередит? – спросил Шолто.

Шолто привел нас сюда. Теперь дело за мной – надо найти Дойла вовремя.

Я испугалась на миг, пока мы шли по коридору. Как я отыщу Дойла? Но в ответ на мою мысль запульсировал знак у меня на животе. Этот знак поначалу был живой бабочкой, но к счастью, превратился в татуировку. Если когда-нибудь я заведу личный флаг или герб, на нем непременно будет эта небольшая ночная бабочка с яркими нижними крыльями. Называется она тополевой ленточницей, а у народа – ночной возлюбленной. Она стала моим знаком, и некоторые мои стражи носят его на теле. Один из них – Дойл. Знак пульсировал, когда мы перемещались – как в игре в «холодно-горячо». Будь Дойл здоров, я просто его позвала бы, но сейчас я боялась. Если его раны опасны для жизни, то поднять его с постели и заставить идти ко мне – возможно, значило убить.

Так испытывать судьбу я не могла. Мы прошли через больницу, ведомые знаком на моем теле. Я все ждала, что кто-то закричит, показывая на нас пальцем, но все вели себя так, будто нас нет.

– Ты нас прячешь? – спросила я.

– Да.

– Мне никогда не удавалось отводить людям глаза, не погружая в транс.

– Я царь слуа, Мередит. Я могу войско в чистом поле спрятать – иначе от вида моей армии у людей, мимо которых мы идем, мозги вскипели бы.

Я глянула на вылизанный пол и увидела, что мы оставляем дорожку из капель крови. Рука, связанная с рукой Шолто, уже не болела, как будто я притерпелась, но кровь еще шла. Я видела капли отчетливо, но люди наступали на них совершенно спокойно, словно их не было.

Мы нарушили стерильность больницы. Не создаст ли наша кровь проблем? Так часто бывает с магией. Она решает задачу, но потом бывают непредвиденные последствия. Кровавый след – это не будет загрязнением?

Моя псевдотатуировка затрепетала крылышками по рубашке. Рисунок снова стал бабочкой, вмурованной в мое тело, будто вмерзшей в него ножками и тельцем, и только крылья остались бессильно биться на свободе. От этих ощущений у меня желудок сворачивался узлом – или так мне казалось. Во всяком случае, забившиеся крылья дали мне понять, что Дойл где-то наверху и нам нужно к лифту. Пульсацию расшифровывать было трудно, с крыльями стало понятней. Время у нас кончалось. В холмах я бы раздвинула материю реальности как занавес и нашла бы Дойла вмиг, но здесь реальность будет сопротивляться сильнее, пусть даже в моих жилах – и на полу на моих следах – есть человеческая кровь.

Лифт остановился на каком-то этаже – там нажали кнопку вызова, – ожидавший лифта врач не захотел войти, хотя нас он не видел. Шолто по-прежнему расчищал нам путь. Двери закрылись, и мы поехали дальше.

Новая остановка, но когда Шолто попытался выйти, бабочка так забила крыльями, словно хотела вырваться из моего тела, мне стало больно. Я втащила Шолто обратно, мы подождали, пока двери закроются. Поводив пальцем над кнопками, я нажала ту, которая вроде бы пришлась по вкусу бабочке.

Никогда еще я не прокладывала курс таким способом, к тому же в здании, набитом человеческой техникой. Бабочке здесь тоже приходилось трудно, но она – часть моего тела, а значит, неприродная среда не должна ослаблять ее магию. Приходилось верить, что вся моя магия будет здесь работать, и работать хорошо.

Лифт открылся, и бабочка потянула вперед. Я пошла туда, куда она рвалась. Ее лихорадочные движения заставили меня перейти на бег: мы были уже близко. Неужели мы бежим прямо в ловушку? Или раны Дойла вот-вот отнимут его у меня?

Шолто рысцой бежал рядом. Словно подслушав мои мысли, он сказал:

– Я могу скрывать нас от всех других фейри, пока мы не обратимся к ним напрямую.

– Я знаю только, что он в опасности, но не знаю, в какой, – сказала я.

– Я безоружен, – предупредил он.

– Наша магия здесь действует. Это не у всех фейри так.

– Рука власти, что ранила меня и Дойла, подействовала отлично.

Это верно. Но я возразила:

– Брауни всегда могли творить магию вблизи людей и их машин. Именно потому Кэйр и выбрала Ба. Чтобы здесь творить мощную магию, надо иметь кровь людей и брауни.

Меня скрутило болью. Бабочка словно вырваться пыталась вон из моей кожи. Только рука Шолто удержала меня на ногах. Я показала на дверь слева:

– Туда.

Он не спорил – только проверил, что я могу стоять самостоятельно, и взялся за дверную ручку. Гламор скрывал нас, но скрыть, что дверь открылась сама по себе, почти невозможно. Если хочешь оставаться незамеченным, приходится ждать, пока нужную тебе дверь откроет кто-нибудь другой. Но у нас не было времени: в голове у меня бился панический страх, а бабочка на животе готова была поломать себе крылья.

Врач, сестра и полицейский в углу – все дружно посмотрели на открывшуюся дверь. Я рванулась вперед, но Шолто меня удержал. Он был прав. Если мы не хотим себя выдать, надо войти потихоньку и дать двери закрыться самой. А иначе нас могут увидеть, несмотря на всю магию.

Но мне стоило всех моих сил не побежать к Дойлу через всю комнату. Он лежал на белых простынях – так неподвижно, что глаза отказывались верить. Вокруг – сплошные трубки и мониторы, в руки воткнуты