бы не было недостатка в пище, если бы ты пожелала питаться на чужих.
Я посмотрела на него хмуро.
Он чуть улыбнулся.
— Не хмурься,
— Это жалоба? — спросила я.
— Нет, но это правда.
Я кивнула, поднесла руку к горлу, чтобы кровь не попала на шелковый халат, и поискала взглядом Римуса:
— Дай, пожалуйста, марлю, а то придется это в химчистку отдавать.
Римус без единого слова подал мне бинт. Я попыталась остановить кровь, но она выплескивалась с толчками пульса. А я не могла достаточно успокоиться, чтобы он стал медленнее. Вот тебе и все мои упражнения по медитации.
— К чему ты ведешь? — спросила я.
— Что тебе в пищу нужны те, с кем ты знакома и не испытываешь неловкости.
— Вроде случайных связей?
—
— Извини, я в случайные связи не вступаю.
— Верно, и вот почему для тебя кандидаты в
— Не улавливаю.
— Ты должна выбрать
— Лепет какой-то.
Он обошел вокруг кровати, хотел до меня дотронуться, но я отстранилась.
— Если ты снова околдуешь Реквиема, то тебе нельзя будет искать
— Я думала, что вся эта история с выбором
— Анита! — По имени. Нехорошо. — Мы должны выяснить, насколько ты опасна, пока Огюстин еще не проснулся. Если ты напитаешься от Реквиема и его не зачаруешь, то сможешь освободить Огюстина. Но если Реквием не будет свободен, то и он, и Огюстин будут как люди, которых мы отпустили, но знаем, что можем призвать в любой момент. Мы снимаем чары с их разума, чтобы не напрягать людскую полицию, но знаем, кто остался настолько нашим, что мы можем во сне ему шептать. И всегда можем позвать их обратно. — Он встал в ногах кровати, я видела, как он испуган, но под этим испугом проглядывала заинтересованность. — Если мы не сможем это контролировать, значит, мы сильнее, чем в самых смелых моих мечтах. Если мы не сможем это контролировать, значит, мы опаснее, чем в самых глубоких моих страхах. Если Реквием снова падет перед
— А если ничего с Реквиемом не случится?
— Тогда сила контролируема. Невероятно, неимоверно мощная, но управляемая. Такая, которой будут бояться и жаждать наши враги и союзники, но бояться не слишком сильно и жаждать не любой ценой. Есть разница между оружием, которое можно использовать, и оружием, которое никогда не посмеешь пустить в ход.
— Как ядерные бомбы, — сказала я.
Он кивнул:
—
Я наморщила лоб:
— Уточни, что значит — «питать
Он то ли хмыкнул, то ли языком прищелкнул.
— Питать, питать,
Я оглянулась назад, на Реквиема. Он пытался сохранить безразличный вид, но это плохо ему удавалось.
— Давай проверим, правильно ли я поняла: ты хочешь, чтобы я совершила акт любви с другим мужчиной и напитала от него
— Да, — ответил Жан-Клод.
Будь здесь Ронни, она бы застрелилась — или меня застрелила. Я не собиралась оставлять Реквиема при себе, это намечалось приключение на одну ночь. Но мне не верилось, никогда у меня ни с кем не было секса всего один раз.
— Я не могу заводить еще одного постоянного мужчину, Жан-Клод. Не могу.
— А ты о нем думай как думаешь о Джейсоне. Как он называет, что у вас с ним? Дружеский трах?
Я приподняла бровь, потом повернулась к Реквиему:
— Ты слышал?
— Да.
— Ты понимаешь, что означает этот термин?
— Означает твоего друга, с которым иногда бывает секс, но это не отношения. Хотя я это называю ДПК.
— ДПК?
— Друзья По Койке.
— Так красивее, конечно, — согласилась я. — Ладно, тебя устроит быть моим другом по койке?
— Твое сердце тянется к другим, Анита, я это знаю. Мое ни к кому больше не тянется. Но тут речь не о сердцах, а о плоти и крови. — Он протянул ко мне руку. — Иди ко мне, Анита, прошу тебя. Ради этого шанса быть с тобой я сбросил твои шелковые цепи, не отвергай же меня.
Может, дело в манере разговора Реквиема — сплошь поэзия да высокие чувства. Я девушка современная, к такому не привыкла. Жан-Клод умел красиво говорить, когда хотел, но он у меня возлюбленный всерьез, а вот слышать такое от мужчины, который предполагается разовым приключением, — это как-то было неправильно. Вроде как слова не подходили к ситуации. Насчет шелковых цепей — разве можно такое говорить не всерьез? Друзья по траху такого друг другу не говорят ведь? Конечно, мой опыт в этой области был весьма ограниченным, так что я могла и ошибаться. Много в чем ошибаться.
Я глядела на Реквиема — и не чувствовала ничего. Он был красив, но этого мне никогда не было достаточно. Я была почти счастлива сейчас в своей личной жизни, впервые за долгое время. И не хотелось мне все это ломать, а я уже знала, что каждое новое добавление дает шанс взорвать все к чертям.
Реквием уронил поднятую руку.
— Ты просто меня не хочешь? — спросил он, и голос его звучал куда печальней и потерянней, чем когда он был под моим гипнозом.
Не знаю, что бы я ответила, но меня спасла открывшаяся дверь. В нее вплыл Ашер — будто действительно его ноги под золотым атласным халатом не совсем касались земли. Волосы рассыпались по плечам, и сверкающая ткань была посрамлена их цветом. Глянув на кровать, Ашер широко улыбнулся:
— Отлично, я вовремя, чтобы посмотреть.