Элинор пошевелилась в кресле, наклонила голову набок, длинные волосы рассыпались шелковой грезой.

— Ты его отвергла, потому что думаешь, будто не сможешь его любить?

Я секунду подумала, потом пожала плечами и кивнула.

— Да, вроде того.

Элинор посмотрела на Жан-Клода:

— Она его отвергла, считая, что не сможет его любить.

Жан-Клод по-своему грациозно пожал плечами.

— Она еще очень молода.

— Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет! — потребовала я.

Рыдания Реквиема стали медленнее, он уже просто стоял на коленях, уткнувшись в меня головой. Я гладила его волосы, как успокаивают собаку или больного ребенка.

— Мы все понимаем, Анита, что ты — консорт Жан-Клода. Мы понимаем, что ты, он и Ашер — единство троих. Мы все понимаем, что твой триумвират с Ульфриком и Жан-Клодом надо поддерживать ради силы и безопасности. Поддержка эта включает секс, потому что Жан-Клод — из линии Белль. Я признаю, что считала с его стороны глупостью и слабостью позволить тебе твою близость с леопардами, но ошиблась. Из этой близости родился твой собственный триумвират, неимоверно укрепивший власть Жан-Клода. Твоя связь с Дамианом и Натэниелом — вещь чудесная. Твоя связь с Микой — загадка, но я понимаю теперь, что твоя сила очень похожа на силу Белль, а она тоже коллекционировала мужчин.

— Я не такая, как Белль Морт.

— Твоя сила такая же. — Она показала на Реквиема. — Вот доказательство.

— Я не хочу коллекционировать мужчин, — сказала я, глядя на мужчину у моих ног. — И уж точно не хочу, чтобы он был так… одержим. Такой уровень желания — это просто неправильно.

— Почему? — спросила Элинор.

— Потому что я думаю, у него не было выбора. Коллекционировать Реквиема я не хотела.

Он поднял голову, будто откликнулся, когда я назвала его по имени. Слезы высохли едва заметными красноватыми полосками на лице. От этой красноты синяки лучше смотреться не стали.

Я тронула уцелевшую сторону его лица, и он припал щекой к моей руке, как будто одно это прикосновение было каким-то чудом.

— Как мне это исправить? — спросила я.

— Ты имеешь в виду — освободить его? — уточнила Элинор.

— Да.

— Никак.

Я уставилась на нее:

— В смысле — никак?

— Лекарства нет, Анита. Только удалить его от тебя. Он будет страдать без твоих прикосновений, но ничего сделать не сможет.

— Как с алкоголиком, — сказала я.

— Вот именно, — кивнула она.

— Есть от этого лекарство, — сказал вдруг Жан-Клод.

Я глянула на него:

— Какое?

— Любовь, — ответил он. — Истинная любовь.

Мы обе на него вытаращились.

— Истинная любовь, — повторила Элинор.

Он кивнул.

— Мы любили Джулианну, и она освободила нас от пристрастия к Белль Морт. Реквием был в постели Белль Морт до того, как Лигейя его хотя бы коснулась, но как-то Белль послала Реквиема на долгое соблазнение в далекую дорогу. Поскольку надо было соблазнить обе половины знатной пары, с ним послали Лигейю.

— Я думала, что мастер Реквиема покинул Францию, чтобы спасти его от Белль?

— С его мастером произошел несчастный случай, и Белль представилась возможность взять себе всех вампиров ее линии, созданных этим старым мастером.

— Ты так говоришь «несчастный случай», будто это вовсе не был «случай».

— Это был несчастный случай, — тихо сказал Реквием, не поднимая лица от моих коленей. — Карета, в которой мы ехали, перевернулась в бурю. Это было над обрывом, и как-то во время падения ему кусок дерева воткнулся в сердце. Весьма обычная смерть. — Голос звучал расслабленно, отстраненно. — Мы пытались вытащить деревяшку, но он не ожил. Потом мы узнали, что карету делал Уэлсли.

— А кто такой Уэлсли? — спросила я.

Ответила Элинор:

— Он много лет делал кареты в Лондоне. Человек он был благочестивый, и ему претила мысль, что его кареты будут использоваться силами зла, так что он их освящал. Делал партию карет и приглашал местного священника. Свежеосвященные кареты при нашем приближении даже светились.

— А потом освящение выдыхается?

— Если в карете происходит достаточно «зла». — Она обозначила кавычки в воздухе пальцами.

— Как на заброшенном кладбище или на котором слишком интенсивно применяли черную магию, — сказала я. — Надо снова освящать землю.

— Довольно точная аналогия, — согласилась она.

Я посмотрела на Реквиема:

— А когда твой мастер погиб, Белль смогла вызвать тебя к себе?

— Да, — сказал он, — и если бы Жан-Клод не принял меня, она могла бы сделать это снова.

— Как ты сумел уйти от нее второй раз?

— Жан-Клод изложил главное. Нас с Лигейей послали в дальние края соблазнить некоторых дворян, над которыми Белль хотела иметь власть. Мы выполнили ее поручение, и дворяне сделали то, что хотела Белль, но мы с Лигейей полюбили друг друга. Когда мы вернулись ко двору, меня больше не тянуло к Белль.

— Любовь, — сказал Жан-Клод. — Единственное лекарство — любовь.

— Вы с Ашером не одержимы мною — вот таким вот образом.

— Жан-Клод — твой мастер, и у него тоже есть ardeur. Что до Ашера… — она глянула на Жан-Клода, — я думаю, его защищает любовь.

Я тоже посмотрела на Жан-Клода, и он отвел глаза. Я вроде бы допускала теперь, что Жан-Клод и Ашер ведут себя на манер кроликов, когда меня нет, но спрашивать не спрашивала. Не спрашивай — не услышишь. Это правило меня пока что устраивало. Вчера вечером, глядя на Жан-Клода и Огги, я подумала: то ли надо было спросить, то ли и так все ясно. Ой, слишком все это для меня сложно.

От этой мысли я отмахнулась в буквальном смысле слова и сказала:

— Я не могу рассчитывать, что Реквием в ближайшее время в кого-нибудь влюбится.

— Non, ma petite.

— Так что мне делать?

— Возьми его в любовники, — сказала Элинор.

— Тебе легко говорить. Тебя никто не заставляет делиться собой еще с кем-нибудь, кроме твоего рыцаря.

— Это одна из причин, по которым я пришла к Жан-Клоду. Он разрешает мне оставаться с мужчиной, которого я люблю, и не заставляет ложиться в чужие постели. Мою благодарность за это невозможно выразить словами. — Холодные голубые глаза обернулись ко мне. — Но во мне нет ardeur’а. Я не наркотик.

— Ma petite, это обязательство ты должна выполнить.

— Обязательство? — вытаращилась я.

— Ты его к себе пристрастила. Будешь ли жестока, как сама Белль Морт, отвергнешь его, когда им владеет такое желание? — Он вздрогнул. — Я был таким же наркоманом, и меня выбросили за какое-то