— Думаю, что да, — ответил Жан-Клод.
— Реквием не любит мужчин, — заметил из угла Лондон. Он, как всегда, занял самый темный, самый неосвещенный угол. Не только за черноту коротких кудрей и пристрастие к черной одежде прозвали его Темный Рыцарь. — Против этого он всегда сильнее всего сопротивлялся.
— Да, — подтвердила Элинор. — Он непреклонен был в том, что с мужчинами он не спит.
— Белль наказывала его за отказ обслуживать мужчин. — Жан-Клод смотрел на Реквиема с грустью и сожалением.
— Тогда он не должен был бы предлагать нам такого, — сказала я.
— Да, не должен был.
Жан-Клод глянул на меня и на миг показал свои истинные чувства. Это было как укол в сердце. Боль, мука, что он сюда привез Реквиема, чтобы спасти его, а вышло так, что поработил его куда сильнее, чем это удалось Белль.
Кровать шевельнулась, и моей спины сквозь халат коснулась рука. Я повернулась, но знала, чья это рука — Реквием сел, несмотря на все раны в груди и в животе, чтобы до меня дотронуться. Я поискала в его лице что-нибудь знакомое и наконец спросила:
— Реквием, ты здесь?
Он коснулся моего лица.
— Я здесь.
В эти слова он вложил столько чувства, что они стали значить куда больше, чем должны были.
Я отвела его руку от своего лица, придержала, чтобы он пока что меня не трогал, и посмотрела на Жан-Клода.
— Это ужасно. Как нам это исправить? Есть способ побыстрее, чем найти его истинную любовь?
— Почти так, как если бы она его зачаровала, — сказала Элинор. — Как если бы она была вампиром, а он — человеком.
— Ладно, давайте считать это вампирским ментальным фокусом. Как мне его убрать?
— Иногда мастер вампиров может разрушить такую околдованность, — сказала Элинор.
Я посмотрела на Жан-Клода:
— Помоги ему.
Лондон вышел из угла почти на свет:
— Но это же не
— Не знаю, — сказала Элинор, оглядела комнату и обратилась в сторону дальней стены: — Истина, Нечестивец, вы всю эту дискуссию промолчали. Есть у вас предложения?
Два брата вышли к кровати, на свет. С первого взгляда они не были настолько уж похожи. Оба высокие, широкоплечие, но в остальном — противоположные. Волосы у Нечестивца тонкие и очень светлые, длинные, обрамляют лицо — сплошь лепные скулы, ямочка на подбородке таких размеров, что я никак не могла решить, восхитительна она или раздражает. Глаза — чистого и ровного голубого цвета, и не будь у меня для сравнения глаз Жан-Клода и Реквиема, я бы назвала их потрясающими. Одет в современный сшитый на заказ костюм коричневых и кремовых тонов и выглядит чем-то средним между преподавателем колледжа из снов юной студентки и жиголо на ответственном посту в крупной компании. Таков Нечестивец.
Истина явно в своей одежде спал. Сляпана она была из кусков кожи, но не как модная клубная одежда, а скорее как вываренная шкура, заношенная до мягкости и гладкости. Штаны заткнуты в сапоги такие ободранные, что Жан-Клод предложил Истине их заменить, но тот отказался выбрасывать старые. Одежда годилась бы для любого века с тринадцатого по пятнадцатый. Прямые каштановые волосы доходили до плеч, но висели прядями, будто давно тосковали по расческе. Бороды как таковой у него не было, скорее щетина, будто он давно забывал побриться. Но под этим безобразием костная структура была та же самая, тот же подбородок с ямочкой и те же голубые глаза. Глаза у Нечестивца всегда светились слегка циничным весельем, а у Истины выглядели усталыми и настороженными, будто он каждую секунду ожидал от нас разочарования.
— Чего вы от нас хотите? — спросил Истина так, будто сразу был готов спорить.
Элинор развернулась, встала с кресла и подошла к Жан-Клоду с другой стороны — не совсем туда, где стоял Лондон, но так, чтобы видеть братьев яснее.
— Вы были лишены мастера дольше любого другого мастера вампиров. Наверняка за все эти столетия какой-нибудь сильный мастер пытался подчинить себе великих воинов Истину и Нечестивца. Когда-нибудь бывали вы зачарованы, как сейчас Реквием?
Нечестивец рассмеялся:
— Элинор, не нужно лести, мы поможем, если это в наших силах. Пусть только Анита нам скажет по- простому, чего от нас хочет.
Он обратил ко мне смеющиеся глаза, и мрачные глаза Истины обратились следом за взглядом брата.
Я встретила их взгляды. Нечестивец смотрел так, будто все это — отличная шутка; как поняла я наконец, это была его версия непроницаемого лица. Истина выглядел спокойнее, лицо его было еще неподвижнее, но он уже был готов во мне разочароваться. То, что я не оправдываю его ожиданий, читалось на лице ясно.
— Вам нужен приказ Жан-Клода? — спросила Элинор.
Истина покачал головой. Нечестивец сказал:
— Нет.
— Нет, — сказал Жан-Клод.
— Нет, — повторил Нечестивец и позволил себе едва заметную довольную ухмылку.
— Кто ваш мастер? — спросила Элинор.
— Они, — ответил Истина, показывая сразу на меня и на Жан-Клода.
— Так почему же вас не устраивает приказ Жан-Клода? — спросила она.
— Не он зачаровал Реквиема, это она, — пояснил Истина.
— Вы не согласны с Лондоном, что в ее крови течет
Они оба покачали головой, и это движение было так синхронно, что видно стало, насколько они почти идентичны.
За обоих ответил Нечестивец:
— Воля Аниты и ее намерение — вот что нам нужно. — Он посмотрел прямо на меня. — Какова твоя воля, Анита?
— Освободить его от меня.
— Ты хочешь отменить клятву на крови и прогнать его обратно к Белль Морт? — спросил Нечестивец.
Реквием вцепился в мою руку:
— Пожалуйста, госпожа, только не это!
Я потрепала его по плечу:
— Нет, Реквием, ты не вернешься к Белль. Мы такого никогда не допустим.
Он почти сразу же успокоился, а ведь не должен был. Такой сильный панический страх не мог исчезнуть так быстро. Еще один признак, насколько глубоко он околдован.
— Осторожнее со словами, — предупредил Истина, — потому что они опасны.
Перед тем, как заговорить снова, я сначала подумала.
— Я хочу, чтобы у него был выбор. Не хочу, чтобы он настолько был лишен свободной воли.
— Почему? — удивился Нечестивец. — Почему для тебя так страшно, что ты его зачаровала?
Я посмотрела в лицо сидящего рядом Реквиема — он смотрел на меня с абсолютным обожанием. У меня в животе собрался ком. Сама мысль, что кто-то может быть так на кого-то завязан, была невыносима, а от того, что я случайно сделала такое с ним, меня начинало подташнивать.
— Я люблю Реквиема. Он отличный парень, тем более для вампира. И не хочу, чтобы он был вот такой — как раб какой-нибудь. На это просто смотреть жутко.