Достигнувши сего, они сладко насыщаются истиною; и превосходное качество благородных умов в том-то и состоит, что они любят не сами слова, но в словах безусловно любят истину. Ибо что пользы от золотого ключа, если им нельзя отомкнуть того, что мы хотим отомкнуть? И, напротив, какой вред от деревянного, если он может отмыкать,- когда от ключа именно мы ничего более не требуем, как только отомкнуть замкнутое? Но не должно забывать, что учащиеся некоторым образом похожи на ядяших, коим хорошо нужно приправлять самую необходимую для поддержания жизни пищу, ибо люд по большей части склонны к отвращению и брезгливости
27) Один красноречивый Писатель сказал – и сказал правду – что оратор обязан говорить так, чтобы научать, чтобы нравиться, чтобы убеждать. Потом он прибавил, что научать есть долг необходимости, нравиться – приятности, убеждать же есть дело победы. Первое из сих требований, т.е. необходимость научать, относится к сущности предметов; последние два – к способу выражения их. Таким образом, если проповедник говорит для того, чтобы научить, то пусть он говорит до тех пор, пока будет совершенно понят своим слушателем. Ибо, хотя бы он, по-видимому, все высказал, что сам понимает, но, если не поняли его другие, значит, он почти ничего не сказал им; напротив, если его скоро поняли, то он все сказал, каким бы образом ни сказал. Далее, если проповедник хочет нравиться или убедить слушателя, в таком случае нельзя ему действовать наудачу и говорить как-нибудь; напротив, он должен тщательно обдумать способ, как именно и что именно ему следует сказать. Нравиться должно слушателю для того, чтобы удержать его при слушании; убеждать – для того, чтобы подвигнуть к действованию. Нравишься ему, если говоришь приятно; убеждаешь, если заставляешь любить то, что обещаешь, бояться того, чем угрожаешь, ненавидеть то, что укоряешь, принимать то, что одобряешь, скорбеть там, где ты возбуждаешь скорбь, радоваться тогда, когда благовествуешь радость, болезновать о тех, коих пред очами его поставляешь достойными сожаления, убегать тех, коих советуешь с ужасом отвращаться и вообще, когда употребляешь все другие средства возвышенного рода красноречия, возбуждающие души наставляемых не для того, чтобы они знали, что мы должны делать, но для того чтобы самым делом исполняли то, что они уже признают необходимым для деятельности.
28) Если же народ еще не сведущ в истинах веры, то, повторяю, надобно прежде учить его и потом уже убеждать. Может быть, предметы, хорошо познанные, сами тронут слушателей; так что впоследствии не нужно уже будет употреблять сильнейшие способы красноречия. Сии способы надлежит употреблять только тогда, когда нужно,- а нужно тогда, когда слушатели знают, что известный поступок должно сделать, но не делают. Вот почему потребность учить есть дело необходимости. Ибо люди могут делать и не делать того, что знают; но можно ли сказать, что они должны делать то, чего не знают? Потребность убеждать не есть дело необходимости, поскольку она не всегда нужна, коль скоро слушатель в известном предмете совершенно согласен с проповедником, либо научающим, либо нравящимся. Напротив, убеждать – есть дело победы потому, что слушатель может быть и хорошо научаем, и поучение может ему нравиться, а, между тем, он может упорствовать и не соглашаться с проповедником. К чему же в таком случае послужат и способ научать, и способ нравиться, когда при них не достанет способа убеждать? Способ нравиться также не имеет безусловной необходимости: раскройте ясно в речи своей истину, т. е. употребите хорошо способ научать, и она сама собою будет нравиться по простому изъяснению оной, а не по приятному словесному выражению. Нравится часто и ложное, если оно удачно обнаружено и опровергнуто; нравится, впрочем, не поскольку оно ложно, но постольку, поскольку истинно то, что оно ложно; вследствие чего нравится и самый образ изложения, истинно обнаруживший то, что ложь есть ложь.
29) Потребность нравиться немаловажное занимает место в красноречии тогда, когда мы имеем дело с людьми брезгливыми, коим самая истина не иначе нравится, как только при условии, чтобы нравился самый слог оратора. Но самый способ нравиться бывает вовсе недостаточен, когда мы имеем дело с людьми упорными и закоснелыми, кои не хотя; получать пользы ни от способа научать, ни от способа нравиться. К чему послужат оба сии способа такому человеку, который истину признает, способ выражения оной хвалит, а, между тем нисколько не прилагает ее к собственному чувству и не приемлет сердцем – для чего именно проповедник неусыпно и трудится, истощая все роды убеждения? Ибо, если преподаются предметы, относящиеся к вере и знанию, то слушателям ничего более не нужно, как только узнать истину оных. Напротив, когда преподаются им предметы деятельности и преподаются для того, чтобы их исполнять, то напрасно ты стараешься уверять в истинности сих предметов, напрасен и приятный твой способ выражения, если ты не говоришь им так, чтобы они непременно стали поступать по твоим словам. Отсюда, когда Церковный оратор рассуждает о предметах деятельности, то он не только должен учить, чтобы быть назидательным, не только нравиться, чтоб владеть вниманием, но и убеждать, чтоб быть победоносным. Ибо в последнем случае возвышенным и величественным красноречием невольно склоняется на убеждение тот, у кого прежде не могла исторгнуть признания ни истина, ясно представленная, ни приятность, с какою она выражена в речи.
30) Приятности в речи люди жертвовали великими труда ми: но не подражать, а убегать и гнушаться должно тех вредны' и негодных сочинений, кои весьма красноречиво написаны вредными и негодными сочинителями не для назидания, а только для одного удовольствия. Да отвратит Господь от Церкви своей то зло, на которое указывает Пророк Иеремия, говоря о синагоге Иудейской: «Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?» (Иер.5.30-31) (О витийство, тем ужаснейшее, чем чистейшее, и тем основательнейшее, чем сильнейшее,- витийство, как молот, низвергающее скалы! Ибо сам Бог через Иеремию с молотом сравнил слово Свое (Иер.23, 29), которое Он изрек устами Св. Пророков). Да удалится от нас, да удалится то зло, чтобы Священники рукоплескали говорящим неправедное и чтобы народ Божий любил таковое, – да удалится, говорю, от нас такое безумие, ибо что сотворим в последняя сих? Пусть лучше будем мы менее понятны в своих поучениях, пусть будем менее нравиться, менее трогать, но мы должны говорить одно истинное, и слушатели наши должны восхищаться одним справедливым, а не неправедным. Впрочем, я опять замечу, что сего восхищения нельзя произвести, если предмет поучения нашего не будет иметь никакой приятности в изложении.
31) Людям степенным и важным, о коих сказано в псалме: «…среди народа многочисленного восхвалю Тебя» (Пс.34,18), не нравится, однако же, и приятность речи, если в этой речи изображаются надутым и слишком обильным слогом – слогом, который неприличен и не годится даже для изображения благ возвышенных и неизменных – хотя и не ложные, но маловажные и непостоянные вещи. Блаженный Киприан в посланиях своих представил образец скромного и важного витийства, образец любезный сам по себе, вожделенный для благочестивого наставника, но вместе трудный для подражания. Между тем, и у сего великого писателя встречаются примеры слога надутого – может быть, случайно, а, может быть, и с намерением употребленного, дабы из противоположности показать читателю, какого именно слога и языка требует здравая наука Христианская и как благотворно был преобразован ею язык Киприан. Так, например, в одном послании своем Киприан говорит «Пойдем, сядем в тени садов; там соседственные одинокие места дают нам безмолвное убежище; там приятно колеблющиеся младые ветви виноградных лоз, развешиваясь и перевиваясь вокруг подставок, обремененных ими, образовали для нас с тобою виноградную галерею с зеленым лиственным покровом» и пр. В сих словах видна удивительная плодовитость красноречия; при всем том они не могут нравиться строгому и степенному вкусу, ибо слишком растянуты и надуты. Есть люди, кои любят слишком обильный и кудрявый слог; они думают, что писатели, выражающиеся строго и точно, уклоняются от обильного слога не вследствие зрелого суждения, а вследствие своей неспособности выражаться обильно. По сей причине Св. Киприан, дабы отклонить от себя нарекание, показал с одной стороны то, что он умеет выражаться обильно, ибо и выразился так в известном месте, с другой – то, что не хочет говорить подобным образом, ибо сказав таким образом однажды, он никогда уже не изъяснялся растянуто.
