может, тоже услышите.

Генри Бергуош, епископ Линкольна с 28 мая 1320 года, остался в памяти главным образом благодаря связанной с ним любопытной истории о призраке замка Фингест в Баксе (сокращение от графства Бакингемпшир. – Пер.). До 1845 года Бакингемпшир входил в епархию Линкольна, и прежде епископы этой епархии обладали значительными поместьями и имели в графстве две резиденции: дворец Вуберн близ Марлоу и замок в Фингесте, маленькой уединенной деревушке около Уикома. Замок в Фингесте, руины которого существуют до сих пор, стоял близ церкви и был всего лишь непритязательным и небольшим особняком. Почему эти величественные прелаты, обладавшие тремя-четырьмя пышными дворцами и десятками более роскошных особняков, предпочитали жить здесь, неизвестно. Может быть, из- за уединенного расположения, способствующего безопасности и размышлениям, или из-за окружавших его густых лесов, богатых оленями; ибо в «веселые деньки старой Англии» епископы не брезговали возглавлять охотничьи отряды. Как бы то ни было, точно известно, что многие ранние прелаты Линкольна, хотя их дворец Вуберн был совсем рядом, часто жили в скромном особняке в Фингесте. Одним из них был Генри Бергуош, оставивший о своей резиденции воспоминания, не столько делающие честь лично ему, сколько занимательные для потомков. Как отмечает Фуллер, «он не сделал ничего хорошего ни церкви, ни государству – как суверену, так и подданным; был алчен, честолюбив, имел буйный нрав, многих оскорбил и многим причинил вред. Несмотря на это, он дважды был лордом казначейства, один раз председателем суда и один раз послом в Баварии. Он умер в 1340 году. Кто хочет повеселиться, может прочитать забавную историю о его призраке, после смерти приговоренном к должности зеленого лесничего». В своей «Истории церкви» Фуллер пересказывает эту веселую историю: «Этот Бергуош, использовав свою власть, нарушив все законы и чужие права, отобрал общинные земли у бедняков (без всякого возмещения), чтобы расширить свой парк в Тингхерсте (Фингесте). Эти обделенные люди, хотя и лишились хлеба и мяса, превратившегося в епископскую оленину, не смели бороться с канцлером Англии, несмотря на то что на его стороне не было ни справедливости, ни закона». Епископ вершил свои неправые дела до самой смерти, но, поскольку навлек на себя ненависть и проклятия, не мог надеяться на покой в могиле. Его призрак был приговорен слоняться по земле, которую он при жизни неправедно присвоил. Однако, как с прискорбием сообщил нам его биограф, случилось так, что однажды ночью он явился к одному из своих прежних друзей в образе лесничего – в зеленой одежде, с луком и колчаном и охотничьим рогом. Этому джентльмену он и рассказал о своей незавидной судьбе; о том, что теперь вынужден служить сторожем при парке, который при жизни незаконно отобрал у бедняков. Призрак епископа умолял друга отправиться к священникам Линкольна и уговорить их сократить епископский парк до его прежних размеров и вернуть беднякам незаконно отнятую у них землю. Друг своевременно передал это священникам, которые с готовностью исполнили просьбу епископа-призрака, послав одного из своих пребендариев (чин католического духовенства, отвечающий за доходы и имущество (дома, поместья). – Пер.), Уильяма Бачелера, проследить за возвращением земель. Епископский парк уменьшили, а общинные земли восстановили до прежних размеров, и привидение лесничего больше никогда не видели.

Лет восемнадцать – двадцать назад один священник, обладатель большого поместья на юге Девона, содержал маленький бенефиций (феодальное земельное владение. – Пер.), чтобы жить поближе к месту службы. Он привык исполнять свои обязанности каждое воскресенье и отправлялся в церковь в коляске по одной из узких тенистых аллей, коими славились тогда те места. Когда он умер, его останки перенесли в склеп церкви вышеупомянутого бенефиция. За гробом следовала пышная процессия: друзья, арендаторы и соседи. Однако его душе не суждено было успокоиться. Жителей деревни, возвращавшихся с полей, пугал скрежет колес экипажа в тенистой аллее, а один из них даже видел коляску, запряженную обезглавленными лошадьми. Сначала поползли слухи, будто собрали «двенадцать священников» для того, чтобы изгнать привидение в Красное море. Потом об этом уверенно заговорили в лавках и трактирах, но все по-прежнему верили, что по аллее блуждает призрак. Попытались выяснить причины неудачи и предположили: видимо, молитвы не подействовали потому, что один из двенадцати священников был близким другом покойного; он мог связаться с призраком и лишить заклинание силы. Того священника вычеркнули из списка, и викарий соседнего прихода, недавно прибывший в резиденцию, сделал все сам, и ни коляски, ни лошадей больше никто никогда не видел и не слышал.

Примерно в полумиле от Тавистока (Тэвистока) находится ферма под названием Даун-Хаус; в старом жилом доме, как считалось, обитали привидения, а лет одиннадцать – двенадцать тому назад он был перестроен. Вот история об одном из тех привидений. Семейство, проживавшее там, хорошо знало, в какой час появляются привидения, и всегда перед сном принимало меры предосторожности. Однако как-то раз тяжело заболел ребенок и среди ночи попросил у матери воды. Она пошла за кувшином, но ребенок отказался пить и потребовал воды прямо из крана. Мать сильно опечалилась; она не хотела расстраивать дитя, но боялась идти вниз, поскольку именно в этот час появлялось привидение. Она подумала немного и наконец сказала: «Во имя Господа я спущусь». Так она и сделала. Спускаясь по лестнице, она заметила какую-то тень, а потом услышала шаги. А когда подошла к насосу, на ее плечо опустилась чья-то рука. Она обернулась и увидела высокого мужчину. Женщина не почувствовала дурных намерений, но все же спросила:

– Во имя Господа, почему ты тревожишь меня? Призрак ответил:

– Тебе повезло, что ты, обращаясь ко мне, упомянула Господа. Как было предначертано, я в последний раз тревожу этот мир. Иначе я бы причинил тебе боль. Теперь слушайся меня и ничего не бойся. Идем со мной, и я покажу тебе, как убрать этот насос. Под ним спрятано сокровище.

Они убрали насос, а под ним оказалась огромная куча денег, предназначенная для обновления фермы. И призрак сказал, что любой, кто попытается лишить женщину ее собственности, жестоко за это поплатится. Затем он приказал женщине напоить ребенка, который обязательно выздоровеет в награду за ее смелость и веру в Бога. Прокукарекал петух, и фигура сразу же превратилась в тень, поднялась в воздух и на глазах женщины вскоре стала маленьким светлым облачком.

Несколько лет тому назад один священник, получив во владение домик на границе Дартмура, счел необходимым расширить жилище, которое действительно было немногим лучше стоявших вокруг крестьянских домишек. Он увеличил общую комнату, превратив ее во вполне приличную столовую, добавил гостиную и две или три спальни. Улучшения пришлись по душе его жене и детям, но не была принята во внимание еще одна заинтересованная сторона – призрак его предшественника, старого джентльмена, который пережил всю свою семью и провел много одиноких лет в этом уединенном пасторате (дом приходского священника. – Пер.).

Последствия сей неосмотрительности не заставили себя ждать. Вскоре по вечерам стали слышаться тихие звуки, словно кто-то, шаркая, бродил по комнатам, особенно в столовой, где старый викарий провел последние годы своей жизни, сидя перед камином или расхаживая взад-вперед в халате и тапочках. Эти странные звуки начинались с наступлением ночи и продолжались то там, то здесь до утра. Слуги ушли, и никто не претендовал на освободившиеся места. Дочери заболели, и их отослали переменить обстановку; затем заволновалась мать и отправилась посмотреть, как они поживают. Так что викарий остался в одиночестве на милость призрака своего предшественника. Поначалу он держался смело, но как-то субботним вечером, когда засиделся допоздна, готовясь к воскресной службе, старческое шарканье так подействовало ему на нервы, что чаша его терпения переполнилась. Он вскочил, раскрыл окно, выпрыгнул во двор и быстро добрался до ближайшей фермы, где жил его церковный староста, простой дартмурский фермер.

Там викария встретили радушно. Он нерешительно рассказал свою историю, в которой высказал предположение, что из-за одиночества и нервозности вообразил так часто описываемые ему звуки. Однако фермер верил, что все дело в старом викарии, которому не понравились изменения в доме, где он прожил столько лет. «Он никогда не смирится с переменами, – настаивал фермер, – но его дни прошли, и дом теперь ваш. Привидение необходимо изгнать, и, если вы на следующей неделе уедете к жене и дочкам, я об