форватере внешней политики своей бывшей колонии.
В Балтийское море вошла английская эскадра адмирала Норриса. “Акция устрашения” не удалась, Пётр тут же заявил английским дипломатам – “мы ни на какие угрозы не посмотрим и неполезного мира не учиним, но чтоб ни было, будем продолжать войну”. Русская морская пехота опять высадилась на шведском побережье. В июле 1720 года русский военно-морской флот почти в присутствии английской эскадры разгромил шведский флот, захватив четыре фрегата. За два года крейсирования у прибалтийских берегов англичане сумели сжечь на острове Наргене избу и баню для строителей. Российские дипломаты мгновенно известили об этом все европейские дворы – над “владычицей морей” смеялись, возможно, впервые в новейшей истории. Сожжение избы считалось “победой” шведской флота, бани – английского.
Русско-шведские переговоры возобновились 28 апреля 1721 года в маленьком финском городе Ништадте. 30 апреля 30 английских кораблей и 14 шведских стали на рейд Стокгольма. Через две недели русский десант опустошил 300 километров шведского побережья, 14 заводов были уничтожены, часть оборудования вывезена. Русские дипломаты сообщали Петру из Ништадта – “шведские министры прилежнее начали о мире договариваться”. Весь русский военно-морской флот вышел в Балтийское море под личным руководством Петра Первого. 30 августа 1721 года шведы подписали мирный договор. По Ништадскому миру России получила Лифляндию с Ригой, Эстляндию с Ревелем – Таллином, Ингрию, Карелию и часть Финляндии с Выборгом и Кексгольмом. За Лифляндию Россия выплачивала 2 миллиона ефимков.
Северная война закончилась превращением России в первоклассную военную державу. В 1701 году шведский король Карл XII презрительно бросил: “Мне ли бояться московских мужиков”. Через двадцать лет “великая держава Севера”, понадеявшись на помощь Англии, навсегда выпала из европейского “концерта” – Швеция больше не имела веса при решении стратегических и тактических проблем Европы – второстепенные державы в таких делах не участвовали.
Весь сентябрь Санкт-Петербург праздновал победу в Северной войне. В иллюминированной столице гремели маскарады и фейерверки. Пётр Первый был счастлив – “сия радость превышает всякую радость для меня на земле”.
Россия стала великой державой с процветающей внешней торговлей, приносящей колоссальную прибыль благодаря удобным портам. С 1721 года ни одно крупно европейское событие не проходило без участия России, всегда игравшую в них активную роль.
20 октября 1721 года Россия стала империей. 22 октября в Троицком соборе Петербурга титул императора Всероссийского, Великого и Отца Отечества был поднесён Петру – “как обыкновенно от Римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены”. Друг детства и канцлер Г. Головкин обратился к Петру:
“Только едиными вашими неусыпными трудами и руковождением мы, ваши верные подданные, из тьмы наведения на театр славы всего света и из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены”.
Пётр ответил: “Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, от чего народ будет облечен; надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось как с монархиею греческою”. В Неву вошёл флот, стреляли пушки 130 кораблей, сотни пушек Адмиралтейства, Петропавловской крепости – “все казалось объято пламенем и можно было подумать, что земля и небо рушаться”. Праздненства были продолжены в Москве.
Петербург, Выборг, Рига и Ревель стали крупнейшими внешнеторговыми портами Российской империи. “Окно в Европу” Пётр решил дополнить “дверями в Азию”. Каспийское море должно было служить для торговли с Азией, как Балтийское – для торговли с Европой. Пётр хотел торговать даже с Индией. В Персии того времени государственная власть в стране авторитетом не пользовалась. Специальный представитель Петра в Персии докладывал императору:
“Здесь такой ныне глава, что он не над подданными, но у своих подданных подданный. Чаю, редко такого дурачка можно сыскать между простыми, не только из коронованных. Сам ни в какие дела вступать не изволит, но во всем положился на своего наместника, который всякого скота глупее, однако такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит и что велит, то и делает. Все дела у них идут беспутно, как попалось на ум, так и делают без всякого рассуждения. От этого они так свое государство разорили, что думаю и Александр Македонский в бытность свою не мог войной так разорить. Не только от неприятелей, но и от своих бунтовщиков оборониться не могут, и уже мало места осталось где бы не было бы бунта”.
Защищать русскую торговлю на Востоке дипломатическими путями в такой ситуации было бесполезно и Пётр решил осуществить Персидский поход – “нам без всякого опасения можно не только целой армией, но и малым корпусом великую часть Персии к России без труда присовокупить”. Летом 1721 года восставшие против шаха разграбили город Шемаху – центр русской торговли в Персии. Несколько русских купцов было убито.
18 июня 1722 года русская эскадра из 275 кораблей с 22000 солдат под руководством императора вышла из Астрахани. По берегу шло 9000 драгун. К концу лета были взяты Дербент и Терки. Пётр вернулся в Петербург, а летом 1723 года без боя был взят Баку. 12 сентября 1723 года в Северной столице был подписан русско-персидский мирный договор – к России отошли Дербент, Баку, провинции Гилянь, Мазандаран, Астрабад, западное побережье Каспийского моря. Военные походы Петра Великого закончились. Император без перерыва воевал почти тридцать лет.
Не только Пётр, но и многие “птенцы гнезда Петрова” день и ночь работали над созданием Российской империи, иногда, правда, сами назначали себе плату за свою работу. Сохранился рецепт и рекомендации для профилактики здоровья, написанный лейб-медиком Блюментростом для светлейшего князя А. Меншикова. Эти рекомендации были необходимы и Петру.
“Того ради надлежит себя остеречь от многого размышления и думания, ибо всем известно, что сие здравию вредительно, а особливо сия его высочества болезнь оттого вырастает, что от таких мыслей происходит печать и сердитование. Печаль кровь густит, и в своём движении останавливает, а сердитование кровь в своём движении горячит. И ужели кровь есть густа и жилы суть заперты, то весьма надлежит опасаться какой-то великой болезни.
Того ради мы рассуждаем, что от наших лекарств никакой пользы не будет, если его светлости со своей стороны сам себе помогать не будет, а особенно воздерживаться от сердитования и печали и, насколько возможно, от таких дел, которые мысли утруждают и в беспокойство приводят”.
Освободиться или воздержаться от дел и мыслей о процветании России Пётр, конечно, не мог. С. Платонов писал о личности Петра Великого:
“Петр был груб, даже очень груб и крут, но он не был кровожадным самодуром. Страшный в своем гневе и в своих болезненных припадках, Петр искупал этот страх уменьем примириться, даже покаяться и приласкать потерпевших. Вне этих ощущений страха Петр казался образцом ума, работоспособности и сознания долга.
Необыкновенное богатство природных способностей Петра сразу же вызывает невольное удивление всякого, кто знакомится с ним. Его руки умеют буквально все, за что он ни возьмется, от тяжелой работы топором до тончайших упражнений на сложных токарных станках. Его глаз быстр и верен; он наблюдает быстро и точно. Его ум всеобъемлющ, хотя и не склонен к отвлеченностям. Отличительное его свойство – уменье одновременно работать над многими разнородными предметами и притом с одинаковым вниманием и успехом. Дела текущего управления, крупные и мелкие; вопросы законодательства; редакция законов, отчетливая и мелочная, не лишенная юридической точности и ясности; технические вопросы кораблестроения; шутливая переписка, дипломатические аудиенции, – все это проходит непрерывным потоком через деловой кабинет Петра. Во всем он быстро осваивается и сразу делается хозяином положения. Упорный в серьезном труде, он с охотой, когда только возможно, вносит в него шутку.
С самых молодых лет Петра сказывалось у него живая, можно сказать, страстная любовь к знанию, глубокое влечение и интерес ко всем отраслям науки. Математика и техника, астрономия, естествознание, медицина, география и картография – равно пользовались вниманием Петра. Всюду, где бы он ни приезжал в своих европейских поездках, он устремлялся прежде всего на источники знания и искал сближения с представителями наук, посещал их в их кабинетах и лабораториях, осматривал музеи, искал раритеты. Он всю жизнь “требовал” учения и верил в его силу.
В связи с этим свойством была и привычка и любовь к труду, точнее – к деятельности. Петр по своей
