льготами и словами: «Правительство желает мира с революционерами и готовит большие реформы. Нужно, чтобы революционеры не препятствовали власти». До него петербургская полиция действовала с помощью массовых обысков и многочисленных арестов. Судейкин изучил методы работы ведущих полиций мира, особенно французской и английской. Судейкин начал создавать систему политического сыска в империи, основой которой стала работа провокаторов в революционной среде. Он собирал информацию о подпольщиках, о нелегальных собраниях, о студенческих и рабочих сходках с помощью секретных сотрудников и наружного наблюдения. После прихода к власти Александр III назначил его руководителем Петербургского охранного отделения, придумав для него должность особого инспектора секретной полиции и оперативно подчинил ему жандармов Петербурга, Москвы, Киева, Харькова, и полицию Одессы и Херсона. Вскоре оппозиция стала называть империю царством провокаций, а народовольцы наградили Судейкина титулом «гений сыска».
Судейкин сам для себя написал должностную инструкцию в которой пожелал себе возбуждать ссоры в революционной среде, распространять в ней ложные слухи, арестовывать и тут же выпускать активных оппозиционеров с целью обвинения их в шпионстве, называть народовольческие листовки результатом полицейской провокации. Он лично допрашивал всех арестованных революционеров, говорил им, что террористы мешают государственным реформам. Подпольщики втягивались в дискуссии, в откровенные беседы с жандармом-либералом. Внутри партии «Народная воля» Судейкин активно пытался создать атмосферу недоверия друг к другу.
Жандарм-начальник Петербургского охранного отделения сам читал лекции своим сотрудникам: «Полицейский агент должен проникать на собрания революционеров, выявлять их конспиративные квартиры, знать все даже об отдельных революционерах и быть правдивым с начальством. При проникновении в революционные организации полицейские агенты должны подстрекать их к крайним мерам анархистского характера, бунту, разгрому магазинов, складов, поджиганию домов, взрывам, стрельбе, создавать поводы для принятия властями жестоких карательных мер. Вскоре сам Александр III назвал его лучшим сыщиком империи. Министр внутренних дел Д.Толстой сильно расстроился по поводу успехов подчиненного и стал блокировать его повышение по службе. Судейкин получал ордена, но так навсегда и остался подполковником Отдельного корпуса жандармов, хотя по должности должен был быть генерал-майором. Царь не вмешивался в распрю, но приказал выдавать Судейкину колоссальные деньги на провокаторов. Вместе с информацией на революционеров жандармский подполковник стал собирать компрометирующие материалы на имперскую элиту, вельмож и сановников, и ему было, что собирать. Судейкин стал использовать свою сеть секретных сотрудников в придворной борьбе, поддерживать ту, или иную бюрократическую группировку. Перед ним стали заискивать и начали бояться многие вельможи. Узнав много интересного о придворной борьбе и элитных тайнах, Судейкин захотел стать вторым человеком в империи, диктатором типа Лорис-Меликова. Для этого ему надо было свалить Толстого, имевшего личную полицейскую агентуру, и стать министром внутренних дел. Нужно было поднять свою ценность для императора и Судейкин с Толстым наперебой наряду с борьбой с революционерами стали специализироваться в создании и раскрытии мнимых политических заговоров. В оппозиционную среду вводились агенты-провокаторы с большими деньгами, собирали вокруг себя недовольных, инакомыслящих и потом их всех арестовывали, обычно за болтовню, выдавая это за очередную победу над грозным Исполнительным Комитетом. Судейкин стал создавать поддельные революционные кружки и группы во многих городах империи, в университетах, институтах, на фабриках и заводах. Эти группы искали связи с настоящей «Народной волей» и часто находили их. Исполнительный Комитет стал тратить чуть ли не все свои силы на выявление псевдо революционеров, в качестве активной силы оставив только подготавливаемый Военной организацией переворот. «Народная воля» решила подвести к Судейкину своего агента в качестве провокатора и выбор пал на дворянина Владимира Дегаева, вызванного подполковником на допрос и согласившегося стать для партии вторым Клеточниковым. Владимир Дегаев доносил Судейкину, что влияние «Народной воли» в империи растет и не выдал никого из своих товарищей. Для Судейкина он был плохим агентом, но «Народная воля» смогла определить масштаб его деятельности в борьбе с революционным движением. Брат Владимира Дегаева Сергей, двадцатипятилетний отставной штабс-капитан кронштадской артиллерии и член центральной группы Военной организации «Народной воли», потребовал убить Судейкина, которому тут же через агентов в студенческой среде стало об этом известно. За Сергеем Дегаевым было установлено тотальное наружное наблюдение, которое зафиксировало частое посещение штабс-капитаном квартиры Прибылевых, которую кроме него посещали члены Исполнительного Комитета Анна Корба, Михаил Грачевский и руководитель Военной организации лейтенант Александр Буцевич. Слежка за всеми посетителями квартиры Прибылевых закончились тем, что Судейкин смог установить, что в квартире действовала динамитная мастерская «Народной воли». Революционеры не сдались бы при захвате, а взорвали бы себя, и Судейкин, сняв ночью народовольческую охрану и открыв отмычкой дверь, смог предотвратить взрыв и захватить всех народовольцев спящими. Одновременно с этим налетом в июне 1882 года в Петербурге были арестованы Анна Корба, Михаил Грачевский и Александр Буцевич, личности которых, как и принадлежность их к Исполнительному Комитету были установлены. С трудом за границу смогли уйти только Лев Тихомиров и Мария Ошанина. В России из членов старого Исполнительного Комитета осталась только Вера Фигнер, во время петербургского разгрома находившаяся в Харькове. В Петербурге шли повальные аресты народовольцев, в Москве был арестован на штаб-квартире на Садовой улице член Исполнительного Комитета Юрий Богданович. Центра «Народной воли» больше не было, а Судейкин получил очередной орден и большую премию. Полковника, впрочем, ему так и не дали.
Вера Фигнер вспоминала: «Это несчастье было последним ударом, довершившим гибель Исполнительного Комитета. Положение было катастрофическое: в Петербурге и Москве – полное уничтожение не только личного состава Комитета, но всего наиболее активного персонала, прекращение всех изданий и закрытие типографий. На юге, в Одессе, после выдач Меркулова из рабочих не осталось никого. Во чтобы то ни стало, надо было собрать всех еще оставшихся на свободе и объединить наиболее опытных членов партии. Я предложила членам Военной организации Рогачеву, Ашенбреннеру, Похитонову и Крайскому подать в отставку, чтобы вместе со мной и уцелевшими членами «Народной воли» взять на себя общепартийные обязанности исчезнувшего Комитета. В числе приглашенных был и член Военной организации Сергей Дегаев».
Именно в этот момент «Священная дружна» начала переговоры с Львом Тихомировым в Париже. Вера Фигнер объезжала оставшиеся без центра народовольческие кружки и группы в Харькове, Киеве, Воронеже, Орле, пытаясь воссоздать «организацию, подобно той, что была разрушена». Офицеры – члены нового Исполнительного Комитета выходили в отставку. Новый руководитель Военной организации объезжал офицерские кружки в Пскове, Минске, Риге, Поволжье, Москве. Сергей Дегаев действовал в Петербурге, Кронштадте, Киеве, Николаеве, Одессе. Многие уцелевшие народовольцы понимали, что военный офицерский переворот без помощи всех других слоев общества, рабочих и студентов, среди которых вовсю шли аресты, откладывается на годы. Несмотря ни на что, офицеры – народовольцы продолжали борьбу. Член Военной организации Еспер Серебряков позднее вспоминал: «Среди офицерства, по крайней мере, во флоте, дух товарищества всегда пересиливал сознание долга перед правительством в целом, не говоря уже о начальстве, оно не считалось. К концу 1878 года упал патриотизм. Война с Турцией раскрыла глаза на печальную картину русских порядков. Особенно сильно это сказалось на офицерах, свидетелей того, как несчастные солдаты, выносившие на своих плечах всю тяжесть войны, питались гнилым хлебом с известкой, ходили без подошв, оставались без медицинской помощи, не потому, что в России не было средств накормить своих солдат, а потому что казнокрадство во время войны достигало размеров открытого дневного грабежа и никакие протесты, никакие усилия и хлопоты порядочных офицеров не могли помочь горю. Интенданты даже не осознавали, что грабить казну – преступление. Интендантов можно было бить и сорвать таким образом свою злобу. Но кто повыше, тех нельзя было бить, а недовольство ими было не меньшее, а большее. И не только потому, что не интенданты, а они были главными виновниками казнокрадства, а также и потому, что они выказывали не только невежество в военном деле, но полное равнодушие к интересам родины, к страданиям солдат и офицеров и заботились только о чинах, орденах и занимались взаимными интригами. Само собой офицерство, оскорбленное в своем патриотизме, в своей любви к народу и к солдату и обиженное лично, обратило свое внимание на поиск причин подобного положения вещей. Взоры офицерства обратились в сторону оппозиции и революционеров».