Исполнительный Комитет его вот-вот убьет, Михайловского выслали из Петербурга, для передачи народовольцам направляли анонимные письма, о том, что Николадзе являлся секретным агентом полиции, согласившимся выдать их властям за большую сумму. Сами полицейские агенты нагло лгали своему начальству о безумной мощи Исполнительного Комитета, называя множество невиновных людей его агентами, например, лейб-медика Боткина и многих профессоров и ученых. При этом они всегда писали, что за информацию об Исполнительном Комитете они заплатили источникам безумные деньги, которые им потом выплачивали из МВД. Иногда за это они получали еще деньги, еще чины, еще ордена.
Близкая к Победоносцеву газета «Новое время» опубликовала выкраденные у «Священной дружины» документы и вся страна узнала о том, что существует тайное антитеррористическое общество для борьбы с революционерами, без которого правительство с ними не справится. Это был позор для монархии, говоривший открыто о ее слабости. М.Салтыков-Щедрин тут же назвал «Священную дружину» «Клубом взволнованных лоботрясов». На общество очень эффективно воздействовать страхом и смехом и над «Священной дружиной» стали просто смеяться. «Народная воля» выставлялась как не «горстка героев», а группа интриганов вымогателей, не способных больше ни на какие политические акции. Позднее после очередного политического убийства, Исполнительный Комитет заявлял: «Мы решили до появления коронационного манифеста Александра III не производить никаких наступательных действий, предоставив русскому правительству доказать русскому обществу, что правительство, и не обеспокоенное ударами революционеров, не способно ни к каким благодетельным для России мерам. Но это преднамеренное бездействие, которое, благодаря неслыханной трусливости Александра III, превзошедшей все расчеты и предположения Исполнительного Комитета, растянулось на слишком продолжительное время, начало истолковываться не только врагами, но даже некоторыми членами партии «Народной воли», как результат ослабления партии, вследствие крупных ударов, нанесенных ей перед этим. Это могло в особенности иметь место для кое-кого из тех лиц, которые могли лишь крайне недостаточно знать то, что делал или имел ввиду сделать Исполнительный комитет».
23 ноября 1882 года Победоносцев написал Александру III очередное письмо, число которых превысило уже три сотни: «Могу ли я молчать в деле, важном для чести вашего имени и для вашего, а следовательно и общего благосостояния.
Человеку, заведомо подозрительному, некоему Родзевичу, было дано разрешение издавать в Москве еженедельную газеты «Московский телеграф». Мало того, ему была предоставлена особенная привилегия. По контракту с телеграфным ведомством, ему была предоставлена в распоряжение особая проволока.
В таком привилегированном положении эта газета тотчас заявила себя самой вреднейшей из вредных в политическом отношении и, кроме того, органом и польской и социальной партии. Пользуясь проволокой, она завела самую гнусную игру сплетнями и слухами. Наконец, статьи и выходки газеты стали таковы, что и благодушное к печати главное управление по ее делам не могло терпеть. После второго предостережения и запрещения розничной продажи дано было третье предупрежденье, и в прошлом году газета была приостановлена на шесть месяцев. А так как издатель не имел своих средств и деньги на издание получал от известной партии, то можно было надеяться, что это зловредное издание не возобновится.
Я был изумлен и крайне огорчен, в начале ноября прочитав объявление, что «Телеграфу» разрешена розничная продажа и что он появился. Тогда же ему была возобновлена прежняя телеграфная привилегия. «Телеграф» сразу же заявил торжественно, что в отношении правительства он будет продолжать свою деятельность в прежнем направлении, ничего не изменяя.
В недоумении я спрашивал у графа Толстого, что это значит и он ответил: «Что же мне делать? Его взяла под свое покровительство Дружина! Ко мне приехал граф Воронцов и стал просить, заявляя, что они за него ручаются, вносят за него залог и дают ему деньги».
Слово «Дружина» продолжает оказывать и на властных в государстве лиц действие, подобное старинному «слово и дело». Всякое требование Воронцова и Шувалова принимается, как выражение воли Вашего Величества. Очевидно, что Родзевич успел подделаться под Воронцова, и вот он, человек заклейменный со своей газетой самого антиправительственного направления, теперь нагло выступает в Москве, выставляя на вид, что находится под охраной Дружины графа Воронцова, – и все это по воле Вашего величества. Деньги, которые великодушно жалуете на охранение будто бы безопасности – употребляются на искусственное поддержание самых гнусных изданий.
И все это – ни для кого не тайна, конечно, потому что сам Родзевич не держит секрета и хвалится своими связями с каким-то тайным правительством, грозящим стать сильнее явного. Что это не тайна, о том свидетельствует прилагаемая статейка из «Московских ведомостей».
Ваше величество! Вы всегда смотрели на вещи прямо и здраво. Извольте рассудить, возможно ли потерпеть такой государственный обман и такое легкомысленное соединение темных, антиправительственных сил и предприятий с именем Вашего величества. Мало того. На деньги Вашего величества совершаются такие дела, которые можно приписать или злодейскому умыслу или крайнему безумию. Не угодно ли Вашему величеству, взглянуть на распространяемые листки нового женевского революционного издания «Правда». Они должны быть в департаменте государственной полиции. Известно ли Вашему величеству, что этот гнусный и лживый листок основан и поддерживается на царские деньги Дружиною, то есть Шуваловым и Ко? Что они держат своего будто бы агента из бунтарей, который смеется над ними, получая ваши деньги? И всё это не секрет, всё это известно и в Женеве, и в Париже, и в Москве, и в Петербурге, и всё это возбуждает у православных русских ужас и страх, а у иностранцев и доморощенных врагов – злобную насмешку.
Ваше величество! Вам не известно, что эти люди делают. Одни из них, как главная пружина Шувалов, безумцы, одержимые бесом политического честолюбия, а это страшный бес; другие, как Воронцов, ничего не понимают. И этим людям дана власть повелевать, производить аресты, требовать насильственных мер, составлять политические совещания, – и в силу какого-то рокового обмана их бездумные действия и их агентов принимаются за выражение Воли Вашего величества.
Некоторые из них уже потеряли голову и предъявляют к установленным властям такие дерзкие и наглые претензии, что власти в недоумении останавливаются и спрашивают себя, где же, наконец, власть? Я знаю, что вследствие этих выходок отношения между правительством дружины и вашим законным правительством до того обострились, что вскоре законные представители власти признают своё положение в государстве невозможным.
Верьте моему прямому слову: если такое положение в государстве, подобное какому-то кошмару, ещё продлится, вам лично и августейшему вашему семейству угрожает великая опасность. Около вас составится заговор, против которого преданные вам люди, сбитые с толку, окажутся бессильными. Пока ещё не поздно, это положение надо прекратить, во что бы то ни стало, решительными мерами. Время страшное, и враг не дремлет. Теперь, озираясь вокруг, я убеждаюсь больше и больше, – что как бы ни была опасность Вашему величеству от злодеев – заговорщиков, – ещё серьёзнее опасность от Дружины».
Через три дня после получения этого письма Александр III распорядился распустить «Священную дружину» и передать её дела в департамент полиции Министерства внутренних дел. Авантюра, переходящая в аферу, и наоборот, закончилась как обычно во властных структурах Российской империи XIX века.
Выдающимся интриганом и провокатором был не только оставшийся в одиночестве у трона Победоносцев. Полицейская операция, проводимая в отношении «Народной воли» Георгием Судейкиным, превзошла всё, что делали провокаторы в империи до 20 декабря 1882 года.
Смоленский дворянин Георгий Судейкин окончил в родном городе юнкерское училище, шесть лет прослужил в армии и в июне 1878 года был принят в Отдельный корпус жандармов. Двадцативосьмилетний капитан Судейкин заменил в Киеве зарезанного революционерами капитана Гейкинга, любимца начальника жандармского управления. За время его работы в Киеве восемь подпольщиков были повешены, семьдесят осуждены за государственные преступления и девяносто – высланы без суда. Судейкин внедрил в группу бунтарей Валериана Осинского провокаторшу, и арестовал всех во время общего собрания, лично застрелив при этом несколько человек. Осинский и два его товарища были повешены и это послужило одним из главных поводов для создания «Народной воли». За успехи в службе Судейкин был переведён в Петербург для службы в ведомстве столичного обер-полицмейстера. Здесь он начал тотальное внедрение секретных сотрудников полиции не только в революционную, но и в оппозиционную среду, в университет, в газеты и журналы, активно вербовал провокаторов во всех слоях общества, соблазняя людей деньгами,
