А вот как раз за этим! Сейчас у меня на руках, благодаря ей, все документы, подтверждающие, что ремонт и вся обстановка сделаны за мой счет! А прописан он у своей мамы, дабы не потерять собственность, мало ли чего!
— А что ж муж, чиновничьи доходы не вкладывал?
— Вкладывал! — радостно отрапортовала Машка. — В себя! Дорогая одежда, курорты, рестораны, развлечения, даже салоны красоты! Ейбогу, не вру! Добавил к оставшимся от ремонта деньгам свои сбережения, накопленные нелегким кресельно-кабинетным трудом, и купил джип. Вот скажите, Кирилл Павлович, зачем ему джип? Все его бездорожье — это одна колдобина на въезде к дому!
— Для престижу! — предположил академик, заразившись Машкиной развеселой бесшабашностью. — Давай-ка, Мария Владимировна, еще по кофейку, да с коньячком. — И заговорщицки подмигнул: — За твою Liberty, так сказать! — Отдал распоряжение секретарю по селектору и вернулся в разговор: — Значит, делить нечего?
— Денежку Юра считать умеет. Он же понимает, что присудят ему полмашины и оплатить половину ремонта и купленных вещей. Машину я и так ему отдам, а вредить «престижу» и «доброму» имени участием в судебных разбирательствах — ни боже упаси! Ни-зя-я!
— Да уж! — кивнул академик и спросил строго, перестав улыбаться: — Ты твердо решила? Может, вы поругались и ты обиделась?
— Я не могу на него обижаться, Кирилл Павлович, — посерьезнела и она. — И обидеться не могу, он чужой мне человек. Посторонний. Я это в Америке поняла, я там очень многое поняла про свою жизнь.
И она рассказала все Кириллу Павловичу — под кофе с коньячком и все отключенные телефоны очень занятого, невероятно занятого академика Янсона.
— Так... У меня есть замечательный адвокат, — выслушав, академическим тоном заключил Кирилл Павлович. — Великолепный прохиндей, как и положено в такой профессии. Он сделает все быстро: разведет и бумаги, какие надо, заставит твоего чинушку подписать, тем более ты говоришь, что скандалы могут попортить его салонное лицо.
А Машка чуть не разревелась — хлопала ресницами, разгоняя навернувшиеся слезы.
Какого такого вселенского одиночества она испугалась до умопомрачения тогда, пять лет назад?! Нет, не было никогда никакого одиночества!
А была обожаемая ею до полного восторженного погружения по самую макушку работа, и академик Янсон, и сама у себя она была!
А когда человек есть сам у себя, полностью есть — с набором уважения, любви, поощрения, поругивания за глупости и ошибки, балования себя, родного, такого, какой уродился, — то нет и быть не может никакого вселенского одиночества!
Юрик надрывался желанием вернуть в стойло взбрыкнувшую женушку, звонил, отчитывал, грозился, требовал немедленной аудиенции для разбора полетов, но Машка отключала телефон, не вступая в переговоры.
На следующий день, поздно вечером, ближе к ночи, открывая входную дверь, Машка услышала разливающиеся по пустой квартире трели телефона. Подозревая, кто это может быть, она, не торопясь кидаться к трубке, заперла дверь, сняла обувь, втайне надеясь, что звонившему надоест ждать.
Не тут-то было!
— Да. — устало отозвалась она на долгий призыв поговорить.
— Мария? Что у нас с дверью, я не мог попасть в дом!
За последние двое суток Юрик, видимо, подзабыл, что воспитанные люди здороваются, когда звонят.
— У меня с дверью все в порядке! — порадовала его Машка. — У меня надежная железная дверь!
Прошла босиком в кухню, включила чайник, прижала трубку с неугомонным мужниным голосом плечом к уху, доставая кофе и турку, — еще надо поработать, а спать уже хочется, вошла-таки во вкус здорового сна за полгода!
— Ты что, сменила замки?! — прозвучал в ответ потрясение-возмущенный полушепот. Юрик не поверил в такую возможность.
— Ну конечно, сменила! А то мало ли кто может прийти!
Новость была трудноперевариваемой для нежного организма российского чиновника.
— Это безумие! — выдавил ударник бюрократического труда. — Что с тобой произошло, Мария? У тебя стресс или что-то случилось там, в Америке?
«Со мной случилась Liberty, по кличке Свобода!»
И опьяненная этим вирусом Машка доброжелательно посоветовала Юрику:
— Ты возьми ключи у мамы, или у кого ты там сейчас живешь.
— У тебя точно что-то произошло с психикой! — медленно приходил в себя Юрий Всеволодович.
— Коллапс? — предположила, балбесничая, Машка.
— Мария! Ты не отдаешь отчет своим действиям! У тебя расшатались нервы!
Машке надоело! Сколько можно-то?!
— Юр, притормози! — сказала она жестко, с нажимом. — Не советую двигаться мыслью в данном направлении. У меня имеются справки, заверенные российскими и американскими врачами, о полной моей вменяемости 'и психической нормальности! Они, знаешь, американцыто, весьма в этих вопросах щепетильны. Это я на тот случай тебе говорю, если вдруг ты решишь, что можно меня в дурдом пристроить для дальнейшего твоего комфорта и благолепия! Привыкай и осваивай мысль о том, что мы разведены. Все! Меня больше нет в твоей жизни!
— Что ты такое говоришь! —. возроптал страдалец. — Я...
— Юра! — перебила Машка. — Пошел в жопу! — И выключила трубку.
Утром ее разбудили колокольные трели звонка в дверь. Машка сползла с кровати, кое-как разлепила глаза по дороге к двери и окончательно проснулась, посмотрев в глазок.
Прибыла тяжелая артиллерия в лице свекрови.
«Как это я про нее забыла?» — подивилась Машка и открыла дверь.
Владлена Александровна окинула критическим взором невестку с ног до головы. Похоже, босоногая Машка в коротенькой шелковой ночнушке с помятым лицом и буйной, взлохмаченной гривой волос ей не понравилась.
— Десять часов утра, Мария! Ты что, спала?
«Нет, блин, гусей пасла у стен дворца, в соответствии с призванием!» — влет раздражилась Машка.
Владлена Александровна царским указующим жестом отодвинула с порога невестку-пастушку и вплыла в прихожую. Брильянтово-шелковая, каблучно-голенастая, пластико-хирургически стройная, безморщинная, причесочно-уложенная, и все это в десять непастушкиных часов утра.
— Женщина не имеет права так расслабляться! — двигаясь по направлению к кухне, одаривала она мудростью нерадивую молодежь. — Прибери себя! Нельзя же так!
Ошеломленная неожиданностью нападения, Мария напряглась, но сразу опомнилась.
«Да уж! Пятилетняя дрессировка не проходит так быстро, знаете ли!» — сообщила она кому-то про себя.
Она всерьез обдумывала, не предложить ли бывшей свекрови присоединиться к сыну в походе в том направлении, которое она ему вчера указала.
Ну, не до такой же степени, одернула себя Мария Владимировна, не до такой! Хотя бы из уважения к ее морщинам...
«У Владлены нет морщин. Изведены за невозможностью быть у данного социального класса. А засим уважение к ним проявлять не требуется!» — пришла мысль.
Проигнорировав предложение «прибрать себя», Машка потащилась за свекровью в кухню, где та уже «царила». Провела указательным пальчиком по столешнице, брезгливо его порассмат-ривала на предмет обнаружения грязи,'смахнула большим пальцем увиденное.
