импровизированную постель. Не сводя с нее взгляда, он начал медленно расстегивать плащ.

Нелл сделала то же самое — вскоре ее пальто висело на спинке стула. Она нагнулась, чтобы развязать шнурки; он стянул с себя начищенные до блеска сапоги. На нем было надето больше, чем на ней, зато его одежда быстрее снималась. Пока она возилась с застежкой своего жакета, он успел снять сюртук, жилет и шейный платок.

Он подвел ее к камину, прижал к себе — и ее пальцы застыли.

В спину дуло от двери; впереди же веяло жаром от огня. И все же она не знала, холодно ей или жарко, пока не почувствовала жар его тела и не прильнула к нему, опустив голову. Она сама не понимала, почему вдруг застеснялась; ей трудно было посмотреть ему в лицо.

— Нелл! — Маркус опустился на колени, потянув ее за собой, и накинул одеяло ей на плечи. — Не бойся.

Она покачала головой — нет, она не боится… Она расстегнула на нем рубашку, провела пальцами по его горячей коже, по ребрам — и услышала его тихий стон.

Она любовалась его мускулистым торсом, как в прошлый раз, в ту кошмарную ночь в карете. Плечо было перевязано; кровоподтеков на груди она не увидела, но шрамы на ребрах отчетливо белели в полумраке.

— Что с тобой случилось? — Она провела кончиками пальцев по белым шрамам.

— Упал с лошади, когда мне было восемнадцать. Прыгнул через свежесрезанную живую изгородь. Еще повезло, что меня не проткнуло насквозь; там хватало острых шипов и твердых побегов.

— Ах… — Она прижала ладони к отметинам, как будто желая смягчить давнюю боль, уткнулась носом в его грудь, водила кончиками пальцев по его соскам. Провела по ключице, погладила ямочку на его решительном подбородке. Наконец, она посмотрела ему в лицо и заметила: — Сейчас ты уже не хмуришься.

— Нет. — Маркус улыбнулся ей глазами, по-прежнему не двигаясь и позволяя ей исследовать себя, знакомиться с собой. Ее ласки были порывисты, но нерешительны. Она как будто хотела убедиться, что перед ней действительно Маркус, мужчина, которого она любит, а не тот, другой зверь из ее кошмаров.

— Можно? — Он тронул застежку ее платья, и она кивнула, чувствуя, как внутри все сводит от страха и желания. — О, Нелл! — Он любовался ее обнаженными плечами и грудью, но по-прежнему не прикасался к ней.

Нелл вдруг испугалась. Он привык к роскошным шелкам и ухоженной коже своих дорогих любовниц, а ее простую, застиранную сорочку трудно назвать белоснежной.

— Нелл, — прошептал Маркус, беря ее за дрожащую руку, — будь ты одета хоть в мешковину, все равно ты красавица!

— Ах! — Она покраснела, но не от смущения, а от удовольствия. Его слова придали ей смелости. Она потянула за ленты и призналась: — Я не знаю, что делать.

— Зато я знаю. — Улыбаясь, он спустил рубашку с ее плеч. — Доверься мне, Нелл.

Довериться всем телом?

— Да, — прошептала она. Он нагнулся и поцеловал ее грудь в вырезе корсажа. Она тихо ахнула, когда его язык коснулся ее соска. — Да… О да!

Нелл не совсем понимала, что делать ей. Она знала лишь одно: она хочет, чтобы Маркус и дальше делал с ней то, что делает, — и чтобы это длилось вечно.

Она лежала на подушках и вся горела — от пламени очага и от его ласк.

Он лег на нее, и ей вдруг стало страшно. Потом их губы встретились, и она вздохнула с облегчением. Все хорошо, с ней Маркус. Она привыкала к его губам, языку, радовалась его ласкам и легким укусам. Осмелев, она тоже стала поддразнивать его языком и покусывать.

От поцелуев у нее закружилась голова. Он приподнялся на локте и свободной рукой задрал ее юбки. Его ладонь проникла между ее ног.

Нелл ахнула.

— Маркус…

— Мне перестать? — Его рука замерла; правда, пальцы по-прежнему щекотали влажные завитки волос.

— Нет. Только я… ты… Ах! — Его палец скользнул глубже, вошел в нее, и она непроизвольно выгнулась, прижимаясь бедрами к его ладони, и запрокинула голову. Ее рука инстинктивно потянулась к нему, нащупала выпуклость под материей.

— Нелл! — Не отрываясь от нее, он приподнялся и принялся торопливо расстегивать брюки.

Он все сильнее хотел ее. Она робела, боялась дотронуться до него. Ему пришлось взять ее за руку и показать, что делать. Она со стоном раздвинула ноги и задрожала от предвкушения.

Вдруг он остановился.

— Маркус! — Она открыла глаза. Он пытливо смотрел на нее сверху вниз; серые глаза потемнели, губы разомкнулись. Он застыл в неподвижности. Нелл увидела, что по его шее бежит струйка пота.

— Нет, — процедил он, стиснув зубы. — Нет! — Он сел, подогнув колени, и закрыл голову руками. — Черт побери, я не могу… с тобой — не могу.

Нелл с трудом села и положила руку ему на предплечье, Маркус отпрянул.

— Что случилось? Я что-нибудь не так…

— Ты все сделала как надо. Дело не в тебе. Я хочу тебя и собирался овладеть тобой, а так нельзя. Ты леди, Нелл, а я бы сделал из тебя куртизанку.

— Если бы… моя жизнь сложилась по-другому, я была бы леди. Но сейчас я модистка, и я уже погибла. — Ей с трудом удавалось говорить хладнокровно. Она обернулась одеялом и внушала себе, что дрожит только от холода.

— Погибла? — Он поднял на нее взгляд; на губах появилась кривая улыбка. — Нет, Нелл, ты не погибла. Тебя принудили, на тебя напали. Тебя погубило бы то, что я собирался с тобой сделать. Я бы сделал тебя своей любовницей, и тогда все пути назад были бы отрезаны…

Значит, он не шутил, когда предлагал ей стать своей любовницей. Он хочет овладеть ею, но она ему небезразлична до такой степени, что он не поддался мучающей его страсти. Раз так…

— Как ты ко мне относишься? — прошептала она.

Маркус посмотрел ей в глаза, и ей показалось, что она читает в его ответном взгляде досаду и гнев.

— Как отношусь? Да я с ума схожу от желания, так я тебя хочу! Неужели ты сомневаешься?

— Нет, — прошептала Нелл. Сердце у нее упало. А чего она ожидала? Что он предложит ей руку и сердце? Признается в любви? Для Маркуса Карлоу, виконта Стейнгейта, она падшая женщина во всех смыслах этого слова. Конечно, он не может предложить ей ничего, кроме временного покровительства.

Что будет, если он узнает, кто она такая, если узнает, что она ему ровня — хотя бы по праву рождения? Ничего не изменится; он лишь поймет, что счастливо избежал скандальной связи с дочерью человека, обвиненного в предательстве и убийстве.

— Прости меня. — Маркус встал на ноги и заправил рубашку в бриджи. — Я забылся, и дело зашло слишком далеко. Во всем виноват один я; ты сейчас не в том состоянии, чтобы противиться мне.

Нелл рассеянно оглядела сброшенную, смятую одежду. Она задрожала от холода и гнева. Правда, злилась она на себя. Почему ей нельзя все объяснить?

Маркус отвернулся, чтобы надеть сапоги; она с трудом встала на ноги и принялась одеваться.

— Наверное, вы считаете, что я должна быть вам благодарной? — спросила она.

Маркус круто развернулся к ней.

— Благодарной? Нет. Но мне кажется, что сейчас хотя бы одному из нас нужно рассуждать здраво, и лучше, если это буду я, — отрывисто возразил он.