Озадаченная Нелл подумала: он солгал. Если она и поняла что-то про Маркуса Карлоу, то он никогда по собственной воле не признавался в своей слабости. Заметил ли он таинственного незнакомца на вершине соседнего холма? А если заметил, почему не признался?
Перед ужином Нелл успела принять ванну, переодеться и отдохнуть. Спустившись вниз, она увидела, что настроение у него снова переменилось. Более того, казалось, что вся семья повеселела. Состояние лорда Нарборо значительно улучшилось.
— Папе гораздо лучше, — прошептала Верити, беря Нелл под руку и уводя к дивану. — Я слышала, как он сказал Марку, что небольшая опасность всегда взбадривает, но ничего не поняла. Какая опасность? Если только он говорит не о том, что в Марка стреляли. По-моему, вряд ли такое способно взбодрить.
— Конечно, — пылко согласилась Нелл. — Но мужчин трудно понять… Они, возможно, говорят о крупной ставке на петушиных боях.
— О да, — согласилась Верити, которая обладала трогательной способностью думать обо всех и обо всем только самое лучшее. — Хорошо покатались?
За ужином вся семья оживленно беседовала, и у Нелл появилась возможность беспрепятственно погрузиться в собственные мысли. Она постепенно свыкалась с мыслями об отце. Она ведь и раньше догадывалась, что в прошлом с их семьей случилось что-то очень плохое. Теперь она все знала. Она даже не очень удивилась, когда узнала, как умер отец. Тогда она была еще слишком мала, чтобы что-то понимать, — взрослые обменивались намеками.
Итак, что делать, если лучшего друга обвинили в убийстве и, возможно, в шпионаже? Она внимательно наблюдала за лордом Нарборо, занятым разговором с Онорией.
Что сделает настоящий друг? Поможет обвиняемому бежать? Но что если жертва — тоже твой друг и ты искренне считаешь первого друга предателем? Честь запрещает помогать? Нелл понимала, что это возможно. Да, лорд Нарборо столкнулся с непростым выбором.
После ужина все перешли в салон, где Онория заиграла на пианино оживленный контрданс. Верити присоединилась к ней, и они дуэтом исполнили сентиментальную балладу, от которой леди Нарборо прослезилась. Даже Лорд Нарборо сложил доску для триктрака и просто слушал игру дочерей.
Графиня сыграла на пианино пьесу Моцарта, а потом сестры стали просить Маркуса спеть.
— А что же мисс Латам? — осведомился граф, вглядываясь в темный уголок, где пряталась Нелл. — Вы не сыграете для нас?
— Боюсь, что нет, милорд. Я не умею. — Она помнила, что у них в гостиной стояло пианино, но его давно продали.
— А петь умеете? — спросил граф.
— Да, — осторожно призналась она. — Но я очень давно не пела… — Она помнила, как они пели с мамой и Розалиндой и их голоса сливались, а все горести забывались в музыке. У мамы и Розалинды были красивые голоса. О собственном исполнении она едва ли могла судить.
— Попробуйте, — настаивала леди Нарборо.
Нелл встала. Неучтиво отказывать радушным хозяевам.
— Хорошо, я попытаюсь, но за результат я не отвечаю.
На пианино лежали ноты, которые приготовила для нее Верити. Нелл прикусила губу и стала искать что-нибудь простое и знакомое.
— Вот это. — Она протянула ноты Онории, которая поставила их на пюпитр и сыграла вступление. Нелл глубоко вздохнула и запела:
На сей раз ей подпели и Онория, и Верити; они умолкали, когда Нелл пела от имени девушки. В конце леди Нарборо восхищенно зааплодировала.
Но, оглядевшись, Нелл заметила, что граф пристально смотрит на нее, как будто видит вовсе не ее, а кого-то другого, словно издалека. Маркус встревоженно нахмурился:
— Что такое, отец?
— Очаровательно, мисс Латам, очаровательно! — сказал, наконец, граф, как будто выходя из транса — Вы напомнили мне о… давнем времени. — Он встал на ноги и повернулся к жене. — Прости меня, дорогая. Пожалуй, я пойду прилягу.
Нелл выдерживала пытливый взгляд Маркуса еще несколько минут, а потом призналась:
— Прогулка меня изрядно утомила. Надеюсь, вы меня извините?
«О давнем времени», — думала Нелл, поднимаясь по лестнице. Она исполнила одну из любимых маминых песен. Может, ее голос настолько похож на мамин, что пробудил воспоминания у лорда Нарборо? А может, она преувеличивает. Граф устал, да и здоровье его оставляет желать лучшего.
Зато Маркус не устал и не болен. Почему он не может поверить в то, что она невиновна? Она не желает им вреда и не таит дурных намерений. Теперь его подозрения не просто беспокоили ее — они причиняли ей боль. Она хотела понравиться ему, ей хотелось, чтобы он верил ей. А в глубине души она таила глупые мечты, и ей хотелось от него большего, хотелось… любви.
Свеча у нее в руке задрожала, язычок пламени заметался и погас. Нелл стояла на темной площадке и ругала себя. Она готова отдать свое сердце Маркусу Карлоу, а глупее этого ничего и придумать нельзя.
Она — нищая дочь казненного, обесчещенного человека. С таким же успехом можно желать луну с неба! Только луна очень далеко, до нее не дотянуться, луна не может поцеловать ее с небрежной надменностью и тут же лишить ее всякого благоразумия и самообладания. Луна не ночевала с ней в одной постели, и она не знает, как луна выглядит спросонок, когда на щеках вырастает щетина…
Нелл поняла, что не может сказать ему, кто она такая. И не потому, что боится гнева или мести. Маркус непременно оттолкнет ее, а она этого не вынесет.
Глава 12
17 января
Прошло двенадцать дней с тех пор, как жизнь перевернулась с ног на голову. Меньше двух недель назад она впервые увидела Маркуса Карлоу и влюбилась в него. Выйдя из малой столовой, Нелл улыбнулась Тревору, менявшему число на календаре в холле, и сама удивилась своей выдержке.
Почему внутреннее смятение не отражается у нее на лице? Почему она разговаривает как ни в чем не бывало и никто не показывает на нее пальцем, не называет ее бессовестной, влюбленной дурочкой, которая не смеет даже мечтать о том, чтобы виконт Стейнгейт ответил ей взаимностью.
— Доброе утро, мисс Латам. Мороз сегодня крепчает, — заметил лакей, поправляя серебряный поднос для писем. — Очень холодно, если хотите сегодня прогу… — Услышав конское ржание, он поспешил к двери. — Извините, мисс Латам.
