Лондонский Тауэр охранял вход в порт Лондона с двенадцатого столетия. Крепость, дворец, затем тюрьма – белая башня, окруженная крепостной стеной, была источником и гордости, и ужаса для лондонцев.

Мартин вспомнил, как в свое первое посещение Лондона он здорово повеселился, когда напомнил какому-то самонадеянному англичанину, что Тауэр, которым тот хвастался, на самом деле возвел Вильгельм Нормандский из камня, доставленного из Франции.

Казалось, с того дня прошла целая вечность. Следуя за тюремным надзирателем в глубь крепости, Мартин ощущал, как на него давила вся власть английской короны.

Холод, который пробирал его до костей, шел даже не от сырых каменных стен. Мартин слышал стоны отчаяния, доносившиеся из камер, звон цепей. Тюрьма была насквозь пропитана страхом и ощущением безнадежности. Мартин в ужасе думал о трепетной леди Дэнвер, заточенной в таком месте.

Мартин по-прежнему понятия не имел, как все произошло. Ему не удалось застать Уолсингема и потребовать объяснений. Или министр избегал Мартина, или был слишком занят. В Уайт-холле Мартин слышал разные слухи. Будто шотландскую королеву ждал арест, будто Елизавета этим недовольна.

Мартину и там не удалось столкнуться с Уолсингемом, и он выбрал единственно возможный путь, который сумел придумать. Он подкупил одного из тюремщиков в Тауэре, и тот позволил ему навестить Джейн. По крайней мере, ему удастся увидеть ее, узнать, в каком она состоянии, выяснить суть обвинений, выдвинутых против нее.

Мартин шел за тюремщиком по грубому неровному полу, каждый его шаг утяжелялся чувством вины.

Если бы он был честен с Джейн, если хотя бы предупредил ее, что Уолсингем следит за семьей Лэмбертов, Мартину удалось бы в какой-то мере обезопасить Джейн. До какой степени он, пусть и ненамеренно, но способствовал ее аресту?

Но об этом ему станет известно только после разговора с Джейн. Он боялся встречи с ней, боялся признания в собственном вероломстве и службе у Уолсингема в качестве шпиона.

Пока тюремщик отпирал дверь в камеру Джейн, Мартин постарался взять себя в руки.

– У вас только десять минут, – резко напомнил ему тюремщик. – Не больше.

Мартин кивнул, вошел в камеру, и дверь за ним захлопнулась. Он немного успокоился, обнаружив, что ничего не напоминало темницу, кишащую крысами, как он себе вообразил, и Джейн не сидела, съежившись, на соломенном тюфяке, закованная в цепи.

Ее светлость поместили, соответственно ее положению, в комнату с высоким арочным потолком и тремя зарешеченными окнами. В комнате стояла кровать под балдахином и небольшой стол со скромной трапезой. Хлеб, вино и сыр. В комнате был еще и тюфяк, предназначенный для горничной, но леди Дэнвер была одна.

Она сидела на низкой скамеечке у одного из окон, ловя скудный свет для своего рукоделия. Она подняла глаза на вошедшего Мартина, у нее задрожали губы, и на ее лице отразилась борьба чувств.

Мартин понял, что он был первый посетитель с момента ареста. Он ожидал, что она вскочит и бросится к нему с рыданиями, как повели бы себя почти все женщины.

Но Джейн быстро взяла себя в руки. Она с достоинством поднялась со своего места и предложила ему пройти с такой грациозностью, словно принимала его в своей гостиной.

– Мистер Вулф.

Мартину было бы много легче иметь дело со слезами. Тогда, по крайней мере, он обнял бы ее и стал утешать. Но ее спокойное мужество его самого лишило смелости, еще глубже вонзив в душу шипы вины.

– Ваша светлость. – Мартин отвесил изысканный поклон, пытаясь соответствовать ее самообладанию. Но то, как Джейн вскидывала голову, напомнило ему о Мег, когда та изо всех сил старалась показать свою храбрость.

Не в силах притворяться, Мартин схватил ее за руки.

– Джейн, я пришел, как только услышал.

– Вы очень добры.

– Вовсе нет, не обманывайтесь на мой счет, – вина за двуличность давила его, ему стало трудно смотреть ей в глаза. – Я жуткий негодяй, я страшный мерзавец.

Его вспышка явно удивила ее.

– Нет, королева считает таковой меня, а не вас, – попыталась отшутиться Джейн.

– Я не знаю, как случилось, что вас арестовали, но клянусь, я освобожу вас еще до захода солнца. – Мартин выпалил это опрометчивое обещание и постарался обуздать себя. Меньше всего сейчас Джейн нуждалась в присущей ему браваде и напыщенных речах. – Как только я найду Уолсингема, я уверен, я смогу исправить ситуацию. Я… я немного знаком с министром…

Она прервала его грустным кивком.

– Вы очень добры, Маркус, но это много сложнее, чем прыгнуть за мной в Темзу. Боюсь, на сей раз вам не удастся спасти меня.

– Все происходящее с вами всего лишь кошмарное недоразумение. – Мартин сжимал ее руки в своих ладонях. – Не иначе. В чем вас обвиняют?

– В секретных встречах с врагом короны, католическим священником.

– Но это же дикая ерунда.

– Нет, вовсе нет. – Джейн высвободила свои руки, – в этом я действительно виновна. – Мартин изумленно посмотрел на нее, не зная, как реагировать. – Именно поэтому, когда мне позволили оставить при себе горничную, я отказалась. Я не вижу причины, по которой бедняжка мисс Портер должна делить со мной мое заключение. Я одна виновата, что оказалась здесь.

– Вы хотите сказать, что вы участвовали в заговоре по убийству королевы Елизаветы? – У Мартина наконец прорезался голос.

– Нет! – Джейн потрясло подобное предположение. – Слово чести, я понятия не имела, что отец Баллард был вовлечен в какой-то заговор. В самые горькие минуты, гневаясь на Елизавету, я испытывала разочарование в ней, даже ненавидела ее, но я по-прежнему считаю ее своей законной королевой. Никогда не стала бы я пытаться навредить ее величеству. – Она вздохнула и призналась: – Но я встречалась с отцом Баллардом с самого его приезда в Лондон, тайком, ночью, приводила его в Стрэнд-хауз, чтобы он служил мессу, причащал и исповедовал моих слуг. Отправления священных обрядов в наши прискорбные времена считаются изменой.

После тех смертельных рисков, которым подвергал себя Мартин, он был бы последним человеком, который имел право осуждать Джейн.

– Боже милостивый, Джейн, – не смог он удержаться от упрека. – Я понимаю ваши чувства, или, по меньшей мере, я пытаюсь их понять. Но вы же знали, что католические священники вне закона. Неужели ваша жизнь действительно стоит мессы?

– Нет, но моя душа стоит. Мы никогда с вами не обсуждали вопросы веры. Я понятия не имею, каковы они у вас, и мне это не столь уж и важно. Я никогда не стремилась судить веру других. Меня и моих слуг, за которых я отвечаю, растили в католической вере. С самого нашего рождения наша вера была источником нашей силы, вера помогала нам переносить страдания и даже смерть. Отобрать все это одним росчерком пера, королевской печатью на парламентском декрете… – Губы Джейн вытянулись в непреклонную тугую нить. – Это безжалостно, жестоко и несправедливо. Да, я рисковала жизнью ради мессы, ради того, чтобы дать утешение моим людям, даже если мне пришлось бросить вызов и моей королеве, и моей стране. Только так я и могла поступить, – Она снова повернулась к Мартину с бледным подобием улыбки. – Кажется, я унаследовала свою долю непокорной крови Лэмберта. Какая ирония! Я всегда так боялась за Неда.

– Где ваш брат? – спросил Мартин.

– Не знаю. К счастью, его не оказалось дома, когда солдаты пришли арестовать меня. Надеюсь, он скрывается в надежном месте, и молюсь, чтобы ему хватило ума там и оставаться. – Тут впервые самообладание покинуло ее. Она сжала руку Мартина. – Я боюсь, как бы Нед не натворил глупостей, чтобы спасти меня. Вы должны помешать ему. Убедите его бежать во Францию, пока это дело не кончится.

– Я сделаю все от меня зависящее. – Мартин накрыл ее руку ладонью. – Но, будь вы моей сестрой, я знаю точно, что никто не сумел бы убедить меня уехать, спрятаться и отказаться от вас.