Мартин был поражен жаром и желанием, когда она обхватила его руками со спины, расплющив горячие груди у него на спине. Она закручивала волосы, растущие на его груди, на палец и медленно, миллиметр за миллиметром спускалась к его брюкам.

– Господи Иисусе, женщина, что ты пытаешься сделать со мной?

– Заставить вас сломаться в моих руках, – промурлыкала она, игриво кусая его в предплечье.

Ему показалось, она получает удовольствие от своей власти над ним, возможно, даже слишком большое. Пора было восстанавливать контроль над ситуацией.

Ухватив ее за запястье, он прервал ее слишком смелое исследование. Стремительно развернувшись к ней лицом, он пробормотал:

– Нет, ты пытаешься поставить меня на колени.

Одарив ее сердитым взглядом, он упал на колени перед нею. Прежде чем Кэт предположила то, что он хотел сделать, он обхватил руками ее ягодицы и рывком придвинул к себе, погрузив лицо в гнездо завитков между ее ногами.

Она покачнулась и задрожала, вцепившись пальцами в его плечи, поскольку ее тело реагировало с удивительной стремительностью, потрясая ее невероятным ощущением, будто она цепенеет от удовольствия, которое сделало ее слишком слабой, чтобы устоять. Вся дрожа, она опустилась на колени подле него. Улыбка Мартина была слишком самодовольной.

– Вы… ты, французский дьявол, – выдохнула она.

– Ирландская ведьма, – расхохотался он в ответ.

Кэт едва ли заметила, как Мартин освободил себя от остальных предметов одежды. Ей бы хотелось подольше насладиться зрелищем его обнаженного тела, такого крепкого, состоящего из одних мускулов и сухожилий. Но он уложил ее на спину. Нависнув над ней, он стал осыпать ее поцелуями от шеи до груди, затем схватил губами сначала один сосок, затем другой. По мере того как он прикасался к ее телу горячим и влажным языком, Кэт закрывала глаза и прикусывала губу, чтобы не закричать от неправдоподобного, мучительного наслаждения.

Когда Мартин наконец погрузился в нее, она задохнулась от потрясения. Когда ее лоно вытянулось, чтобы приладиться к нему, возникло ощущение, что он полностью заполнил ее.

Кэт встрепенулась, открыла глаза и обнаружила, что и Мартин, приподнявшись, смотрит на нее изумленным взглядом.

– Mon Die, Кэт! – прохрипел он. – Ты такая теплая и тугая. Ты впустила меня, словно… словно…

– Словно ты надел перчатку?

– О нет, словно наши тела были скроены для того, чтобы принадлежать друг другу.

У Кэт перехватило дыхание. Как бы ей хотелось, чтобы он действительно так думал, но она не сомневалась, что эти восторженные слова Мартин Ле Луп, благородный любовник, считал себя обязанным прошептать любой женщине, с которой бывал близок.

По мере того как он погружался все усерднее и глубже, напряжение Кэт накручивалось спиралью все туже и туже. Она впилась ногтями ему в спину и выкрикнула его имя, когда испытала очередной выплеск восторга.

Мартин сделал заключительный толчок и содрогнулся, извергнув свое семя глубоко внутрь нее. Он распластался на ней. Кэт чувствовала, как гремит его колотящееся сердце в унисон с ее сердцем.

В неистовом порыве она обняла его и не отпускала, пока их натруженное дыхание замедлялось. Она испугалась, когда у нее защипало в глазах, они угрожали заполниться слезами.

Их любовная близость была чудесной физической радостью, и ничего подобного она никогда не испытывала. Но она сознавала, что этой ночью она предложила Мартину больше, чем только свое тело. Она открыла ему сердце и душу, делая себя много более уязвимой, чем она когда-либо была с любым другим мужчиной.

Мартин отодвинулся, и Катриона усиленно заморгала, чтобы он не поймал ее на лжи, поняв, что все случившееся между ними означало для нее гораздо больше, чем просто мимолетное удовольствие.

Глубину ее чувств стало еще труднее скрывать теперь, когда он смотрел на нее с такой теплотой. Он нежно отвел со лба мокрые пряди ее волос.

– Катриона.

Он почти никогда не называл ее этим именем. Кэт судорожно сглотнула и выдавила из себя жалкую улыбку.

– Вот так… так. Это было… было…

Он усмехнулся.

– Да, это было. Разве нет?

Она вздрогнула, ее спина и таз начинали чувствовать последствия энергичных ударов по жесткому полу.

Мартин оторвался от нее, приподнялся выше, и в его глазах появилось беспокойство.

– Я вел себя слишком грубо? Я сделал тебе больно?

«Больнее, чем ты можешь себе даже представить».

– Я не так-то легко поддаюсь. – Кэт заставила себя рассмеяться. – Но я, похоже, посадила себе занозу на заднице.

Мартин хмыкнул. Прежде чем она сообразила, что он собирался сделать, он сгреб ее в охапку и поднял высоко на руки. Неся ее к кровати, он пробормотал:

– Сейчас посмотрим, что мы можем с этим сделать.

Пламя угасало, а потом сгорели и все дрова, превратившись в тлеющие угли. В какой-то момент за последний час ливень стих и перешел в унылый, барабанящий по окнам мелкий дождь. Мартин понятия не имел, когда это случилось. В тот момент, когда они с Кэт во второй раз замерли в изнеможении в объятиях друг друга? Или это было в третий раз?

Мартин лежал, смежив веки, и блуждающая улыбка играла на его губах. Он чувствовал себя таким размякшим, довольным до пресыщения и полностью удовлетворенным, каким и помнить-то не помнил, что бывал когда-то. Он передвинулся, пытаясь найти для себя более удобное положение, но матрац был настолько изношенным, что он все равно постепенно начинал скатываться к провисшей середине.

Не то чтобы он имел право жаловаться. Они с Кэт приняли посильное участие в разрушении остова кровати.

Он боялся, что какие-то из веревок вообще лопнут на очередном витке их энергичных любовных баталий, и уж точно не сомневался, что одну из стареньких простыней они точно порвали.

Большая часть постельного белья валялась на полу. Мартин свесился с кровати и вытащил из этой кучи одеяло. Он накрыл им женщину, которая свернулась клубком на другом краю кровати, спиной к нему.

Мартин немного расстроился, что Кэт уже погрузилась в сон после их последнего бурного кульминационного момента. Он предпочел бы, чтобы она засыпала в его объятиях, уютно примостив голову у него на плече. Но он увидел, что она не спала, а смотрела, как струйки дождя стекают по оконному стеклу.

Он укутал ее одеялом и прижался к ней. Его душа была переполнена чувствами. Он сгорал от нетерпения выплеснуть поток романтичных слов и нежных глупейших признаний ей на ухо. Но он сомневался, примет ли Кэт все это благосклонно.

Поэтому он удовольствовался ласковым поглаживанием того места пониже спины, откуда он удалил занозу.

– Как ты? – спросил он нежно.

– Я пытаюсь собраться с силами, чтобы заставить себя проснуться и одеться. Нам надо вернуться до утра. Мег будет сильно тревожиться, если она проснется и обнаружит, что нет нас обоих.

– До утра еще очень далеко. Прошло не так много времени после полуночи, и все еще идет дождь, – возразил он. – У нас еще много времени.

– Но вам надо поторопиться отнести этот портрет к Уолсингему. Если Бабингтон обнаружит, что портрет пропал, он запаникует и удерет. Сомневаюсь, что ваш заказчик будет тогда доволен. В конце концов, надо подумать и о награде. Вы полагаете, Уолсингем сдержит свое обещание?

– Полагаю, да. Как правило, он человек слова. – Мартину бы радоваться при мысли о достижении цели,