Королева не может жить вечно.

Екатерина Медичи, высоко подняв голову, решительно вошла в зал для аудиенций. Черный шелк ее платья, вуаль, свисающая с ее изящной шляпки, придавали ее внешнему виду неумолимую суровость. Ее серебристые волосы поредели, тяжелые челюсти и покрытое морщинами лицо демонстрировали каждый год из прожитых ею шестидесяти семи.

Тем не менее она величественно прошествовала к трону, отвечая на реверансы и поклоны своих придворных царственным кивком. Никто, кроме нее, не знал, каких усилий ей это стоит. Ее суставы, воспламененные и раздутые ревматизмом, отдавали болью, которая наверняка приковала бы любого другого к постели.

Одна только сила воли держала Екатерину на ногах, да еще мрачная решимость не выказывать ни малейшей слабости перед врагом. А Екатерина за всю свою жизнь нажила себе намного более злых врагов, чем Генрих Лоррэйн, третий герцог де Гиз.

Ее взгляд потускнел за прошедшие годы, но она должна была быть совсем слепа, чтобы не заметить присутствие герцога. Он выделялся из всех других придворных, этот высокий красивый мужчина.

Его дорогое одеяние было изящно, но просто, и подчеркивало его желание постоянно демонстрировать себя как солдата, борца за дело католической церкви. Ему исполнилось тридцать семь, и он был в расцвете сил. Его отменное здоровье и энергия казались оскорблением для стареющих больных костей Екатерины.

Ей хотелось бы пренебречь его присутствием, продержать его в ожидании, пока она не выслушает самого скромного из просителей, но такие шутки не проходили с де Гизом. Подобно стаду глупых баранов, разбегающихся перед лоснящимся мастиффом, другие придворные отступили назад.

Откинув синий плащ на плечо, герцог опустился перед ней на одно колено. Величественный жест, просто для протокола. Она больше не обладала властью заставить этого высокомерного дворянина опуститься перед ней на колени, и, что хуже всего, все вокруг знали это.

Она продержала его коленопреклоненным так долго, как посмела. Жалкая выходка, но единственная победа, которую она оказалась способной одержать над надменным герцогом.

– Ваше величество.

– Господин герцог.

Екатерина выдавила из себя натянутую улыбку, в ответ он не менее наигранно ответил. Они отлично сыгрались бы в театре масок, впрочем, их фальшивые улыбки лишь едва-едва маскировали взаимную ненависть.

Не соизволив предложить ему руку для поцелуя, она коснулась его плеча и велела подняться.

– Какое нежданное удовольствие. Я и не знала, что вы возвратились в Париж.

Ложь, и они оба знали это. Екатерина тщательно следила, чтобы ее шпионы постоянно информировали ее о каждом движении этого опасного человека.

– Я возвратился только вчера и поспешил засвидетельствовать вам свое почтение, ваше величество.

– Так сильно изнывали без моего общества, не так ли? – Екатерина растягивала слова.

– Я уверен, что ваше величество прекрасно знает, насколько я упиваюсь вашим обществом, – ответил де Гиз таким же вкрадчивым голосом. – Но на самом деле я надеялся увидеть короля, дабы иметь возможность обратиться к его величеству по вопросу, вызывающему у меня некоторое беспокойство.

– В самом деле? – Екатерина пожалела, что ее глаза уже теряли прежнюю власть обнажать мысли, вглядываясь в глаза собеседника.

Что могло вызвать такое беспокойство у этого человека, что он намерен искать аудиенции у короля, которого сам же презирал? Гиз уже вырвал контроль над армией у немощного сына Екатерины. Он отвоевал обожание жителей Парижа, и его славили героем везде, где бы он ни оказался. Он имел золото, обширные земли, власть. Чего еще мог желать этот человек?

Ответ стоял позади нее. Трон с резной позолотой под великолепным балдахином.

«Нет, до самого моего последнего вздоха», – поклялась Екатерина. Она осторожно и медленно опустилась на сиденье. Болезненная процедура. Коленные суставы сопротивлялись, бедро полыхнуло судорожной болью. Она никак это не показала, только крепче стиснула зубы.

– Прискорбно, но этим утром королю нездоровится. – Екатерина подавила раздражение, подумав, что Генрих все еще валялся в постели, ослабевший от последствий слишком невоздержанного кутежа со своими миньонами. Она вкрадчиво продолжила: – Не волнуйтесь, любое ходатайство, которое вы представите мне, будет немедленно положено перед королем.

Тень досады пролегла по лицу герцога. Совершенно ясно, что он надеялся иметь дело не с ней, а с ее гораздо более слабовольным сыном. Но ему следовало бы знать, что любая его просьба, так или иначе, но достигнет ее ушей.

Герцог на мгновение нахмурился, затем фаталистически пожал плечами.

– Меня беспокоит положение Томаса Моргана, человека, который здесь, в Париже, является доверенным лицом моей кузины, несчастной королевы Шотландии.

– Я прекрасно знаю, о ком вы говорите.

– Тогда почему он был брошен в Бастилию?

– Поскольку месье Морган, этот очень недалекий человек, плел заговоры, изыскивая во Франции поддержку планам освобождения Марии и убийства королевы Елизаветы.

– Но именно к этому все набожные католики должны стремиться, – герцог перекрестился с лицемерным благочестием, которое всегда вызывало в Екатерине желание ударить его по лицу. Ее еще больше возмутило, когда одобрительный ропот прошел по части присутствующих придворных.

– Эта ведьма Тюдор по ложному навету держит в тюрьме мою бедную кузину уже больше десяти лет, – мрачно добавил герцог. – Едва ли я должен напоминать вашему величеству, что наша милая маленькая Мария была когда-то вашей невесткой.

Екатерина поджала губы. Нет, она не слишком нуждалась в напоминании о дерзкой девчонке, которая когда-то была женой ее болезненного первого сына, Франциска. Мария Стюарт обладала высокомерием и самонадеянностью своих французских родственничков де Гизов. То были суровые и огорчительные дни для Екатерины. Вслед за смертью мужа она наблюдала, как семейство де Гиз и Мария подминают под себя Франциска, узурпируя власть и влияние, которое должно было перейти к Екатерине как матери мальчика и вдовствующей королеве Франции.

Когда Франциск умер после своего короткого двухлетнего господства, Екатерина с превеликим удовольствием отослала дерзкую невестку назад в ее Шотландию. Каким своенравным, страстным существом была эта молодая женщина, управляемая только своими эмоциями! Екатерину не слишком удивило, что Мария плохо кончила, не только потеряв трон в родной Шотландии, но и оказавшись в английской тюрьме.

– Я, несомненно, не меньше вас огорчена судьбой нашей милой Марии. Увы, мне передавали, что она сильно состарилась и обрюзгла в заточении, – маскируя свое безразличие притворной обеспокоенностью, ответила Екатерина.

– Судьба, которая постигла многих из нас, – парировал герцог, окидывая взглядом тучные формы Екатерины. Одна из фрейлин Екатерины аж задохнулась от его дерзости. Екатерина предпочла проигнорировать это замечание, хотя и незаметно впилась пальцами в ручки трона. – Месье Морган хороший и преданный слуга моей кузины. Я вынужден требовать его немедленного освобождения.

– Прискорбно, – на этот раз голос Екатерины прозвучал значительно холоднее, – но король, я в этом уверена, отклонит такую вашу просьбу. Арест месье Моргана был необходим, дабы умиротворить англичан.

– С каких это пор Франция должна умиротворять английских еретиков?

– Мы не можем позволить себе оскорблять любую иностранную державу. Тем более не сейчас, когда и наше казначейство, и наша армия обескровлены гражданской войной. – Екатерина слегка наклонилась вперед. – Войной, которую вы пока еще не сумели привести к успешному завершению.

– Это только вопрос времени. – Герцог нахмурился и бросил на нее сердитый взгляд. – Я сокрушу мятежников-гугенотов.

– Именно в этом вы заверяли меня уже год назад. Простите мне, если я что-то упустила и не заказала