– Вовсе нет. С чего вы это взяли…

– С того, что вы не напоминаете мне тех женщин, которые плачут по украденной одежде или горсти монет.

– Вовсе я не плачу! – Но, к своему ужасу, Кэт почувствовала, как ее глаза защипало от слез. Она отвернулась от него, но Мартин поймал ее за подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом.

В его глазах было искреннее сочувствие. Слишком много времени прошло с тех пор, когда кто-то из мужчин смотрел на нее таким образом.

– Расскажите мне, что вы потеряли. Я добуду вам замену.

– Вы н-не сможете. – Она попыталась оттолкнуть его руку от своего лица.

Но он упорствовал, обхватив ее кулак своей рукой, обволакивая ее ласковым взглядом, теплом доброй улыбки.

– Ничего особенного. Я веду себя просто глупо, переживая потерю старой кожаной фляги, в которой держала асквибо.

– Вы печалитесь из-за пропажи виски?

– Не виски, будь оно проклято. – Кэт судорожно сглотнула. – Но фляга… она мне досталась от моего папы. Это… это все, что у меня осталось от него.

– У вас еще остались ваши воспоминания, и я могу вам только позавидовать. – Мартин сжал ее руку. – Я понятия не имею, кем был мой отец. Я всего лишь незаконный отпрыск парижской шлюхи.

– Фу, нет такого понятия, как незаконный. У нас в Ирландии. – Она печально поправилась: – По крайней мере, в Ирландии, которую я когда-то знала. По древнему уложению, все дети равны, потому что мы все рождаемся с душой. И нет никакой разницы, были ли женаты наши родители.

– Какой прекрасный и разумный закон, – отметил он задумчиво. – К сожалению, я действительно никак не смогу возместить вам потерю фляги вашего отца. Но я смогу купить вам одежду: новое платье, ботинки, чулки, корсеты, все, в чем вы нуждаетесь.

– И не вздумайте! – воскликнула Кэт, вырывая свою руку. Она и так чувствовала себя уязвленной. Она растаяла перед Мартином настолько, что чуть не расплакалась. И теперь еще терпеть унижение, принимая от него милостыню. Она подпрыгнула с табурета.

– Прошу прощения. Я не хочу показаться неблагодарной, но я никогда не унижалась до того, чтобы принимать подарки от мужчины, словно я его… его любовница.

– Моя любовница? Едва ли! – Мартин выпрямился. – Нет, считайте покупку нового платья просто любезностью для подруги Арианн. И, кроме того, – он улыбнулся. – Все-таки мне бы хотелось вернуть свои штаны назад.

– Прекрасно. Вы получите их прямо сейчас. И рубашку также. – Ее губы сложились в упрямую линию, и она начала расшнуровывать рубашку.

Мартин схватил ее за руку.

– Вы всегда такая дьявольски гордая и упрямая? – Мартин не понимал, досадовать ему или изумляться. – Ну, будьте же разумны, Кэт. Даже если бы вашу одежду и не украли, вы и тогда не смогли бы разгуливать по Лондону в мужском наряде. Это же не остров Фэр. Какой-нибудь пуританский проповедник арестует вас за непристойное поведение. Нравится вам это или нет, я обязан обеспечить вас надлежащим платьем.

– Вовсе не обязаны, – буркнула Кэт, вырываясь от него и отступая дальше. – У меня есть платье. Как только ваша прачка приведет его в порядок и отдаст его мне обратно.

– Эти жалкие обноски. Я не стал бы даже обтирать свою лошадь ими. Если вы настаиваете на том, чтобы оставаться здесь, вы окажетесь в числе моих домочадцев, и вы должны быть одеты пристойно.

– Чума на вашу респектабельность. – Кэт ткнула пальцем ему в грудь. – Позвольте мне прояснить одну вещь, Ле Луп. Я не окажусь в числе ваших домочадцев. Я здесь не у вас в услужении, а чтобы защищать Мег. И я сама буду решать, что мне надевать. Я никогда не… – Она задохнулась, поскольку он схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. Его губы были жарки и властны, и от поцелуя горячая волна прошла по всему ее телу.

Кэт отпрыгнула назад, как будто ее ошпарили, и какое-то время была не в силах восстановить дыхание, уж не говоря о том, чтобы слово вымолвить. Мартин тоже отскочил в сторону. Он казался ошеломленным своим же собственным порывом.

– Какого… какого дьявола! Зачем вы так? – вопрошала Кэт.

– Я… Будь я проклят, если я знаю, – взревел он. – Это вы во всем виноваты. Всегда спорите по любому поводу. Вы доводите меня до безумия. Я счел это единственным способом заставить вас закрыть рот. – Он громко выдохнул. – Кроме того, ничего особенного, просто… английская традиция. Мужчины здесь часто целуют женщин в качестве… дружеского приветствия.

– Но я же не англичанка, да и вы тоже. Так что лучше уж вам не забывать этого. – Кэт вытерла губы рукавом. – Попробуйте только попытаться поцеловать меня еще раз, и ваши дружественные губы будут раздуты так, что вы больше вообще никого не сможете поцеловать в знак дружбы.

– Не волнуйтесь, мадемуазель. Я скорее поцелую ежа. У него намного меньше колючек, – негодующе посмотрел на нее Мартин. – И я еще не говорил вам, что вы можете оставаться.

– Если бы я спрашивала вашего согласия, меня бы это сильно опечалило.

Кэт с удовольствием вскинула бы бровь в его особенной невозмутимой манере, но лучшее, что она могла себе позволить, это, гордо вздернув голову, направиться к двери. Но ее достойный выход был смазан и испорчен: проклятые большие башмаки снова заставили ее споткнуться на ровном месте.

Выругавшись так, что у видавших виды моряков завяли бы уши, Кэт вырвалась из кабинета, хлопнув за собой дверью.

Мартин застыл на мгновение, сомневаясь, чего он больше хочет в это мгновение – хохотать или биться головой о стену.

В изнеможении он сел на стул у стола, протирая глаза, все еще чувствуя себя как в тумане, после того как ему пришлось проснуться как по тревоге.

Впрочем, ему почти и не удалось поспать после встречи с Уолсингемом. Несколько часов он метался и ворочался с боку на бок, проклиная тот день, когда позволил втянуть себя во всю эту проклятую английскую интригу.

Когда-то, когда он впервые согласился работать на сэра Фрэнсиса, это походило на золотую удачу. Исполнять обязанности простого курьера, доставлять сообщения, то тут, то там собирать мелкие сплетни, кое-что разузнавать. Ничего трудного или опасного.

Он вовсе не ожидал оказаться впутанным в заговор против одной королевы, заманивая в западню другую королеву. И, хуже того, ему вменялось в обязанность шпионить за людьми, которые ему нравились и перед которыми он чувствовал себя в долгу.

Мало ему того, что все и так складывалось достаточно сложно, так теперь ему на голову свалилась еще и эта пылающая головешка, ирландка.

Бог знает, какой черт попутал его поцеловать ее. Он предпочитал женщин мягких и нежных, высоких, гибких и изысканных, напоминавших Мири. Катриона О'Хэнлон была крепкой неистовой крохой.

На губах Мартина невольно расцвела озорная улыбка. Катриону стоило бы поцеловать еще раз, хотя бы затем только, чтобы увидеть, как ее глаза мечут искры. Ее глаза напоминали два одинаковых синих огонька. Но мужчине, который сидел на бочонке с порохом, нельзя было играть с огнем.

Возможно, и лучше, если Кэт останется здесь. Если что-нибудь с ним случится, надо, чтобы за Мег приглядел тогда кто-то, достаточно сильный и находчивый. Мартин не сомневался, что Кэт подходила для этой роли, как бы эта женщина ни бесила его.

Он был на удивление тронут, когда узнал, что Катриона провела ночь, свернувшись калачиком у двери Мег, и совсем не в силах был забыть полном решимости выражение глаз Кэт, когда она заявила: «Я буду защищать Мег даже ценой собственной жизни». Мартин понимал разницу между хвастовством и подлинной, идущей от самого сердца клятвой. Кэт сказала то, что думала. Она умрет, защищая его дочь, так же как и он.

Кэт зашнуровала лиф своего отстиранного и отглаженного платья и аж задохнулась от острого укола в нежную кожу на груди. Выругавшись шепотом, она порылась внутри шерстяной ткани и вытянула