Это был ребенок колдуньи. Волк все еще не допускал мысли, что это мог быть и его ребенок. Он разглядел ее только мельком, когда Кассандра объявила его отцом и быстро увела с кухни. Девочка казалась маленьким диким существом с волшебными зелеными глазами.

Казалось, что она и напугана, и восторгается им. Он удивился, что она отважилась спуститься сюда к нему одна, чтобы успокоить его. Не меньше он удивился тому, как сильно забилось его сердце при ее появлении. Когда она спустилась с лестницы, то на миг замерла, держа свечу в руке. После кромешной мглы он сощурился от непривычного света.

Как только его глаза привыкли к свету, он увидел, что она поставила свечу на грубый деревянный стол. Свет озарил ее серьезное худенькое личико. Но волосы ее не были такими нечесаными, как прежде. Казалось, что она постаралась причесать их и уложить сзади, подвязав розовой ленточкой.

Она подошла ближе, молча уставившись на него своими дикими глазами. И впервые в жизни Мартин, обычно говорливый с любой женщиной, не смог придумать, что сказать этому крошечному существу, которое вполне могло быть его дочерью.

Наконец она взялась за край ночной рубашки и сделала маленький реверанс.

– Добрый… вечер, месье Волк, – произнесла она, запнувшись.

Растерявшись, Мартин ответил:

– Добрый вечер, э-э… мадемуазель Серебряная роза.

Малышка нахмурилась.

– Мое имя Мэг, – сказала она.

– Имя весьма особенное для француженки, если позволите так выразиться.

Она поджала одну ножку, потерев пальцы о лодыжку второй ноги.

– В общем, меня зовут Мегера. Но это ничуть не лучше. Мама говорит, что я названа так в честь мстительной фурии, богини со змеями вместо волос. Не люблю змей, – призналась она.

– Я тоже не очень-то их обожаю, – согласился Мартин.

Его слова вызвали слабую улыбку на ее слишком серьезном для ребенка лице. Она осмелилась подойти ближе.

– Это правда? Вы действительно мой папа?

– Твоя мама это утверждает.

– Но… вы не хотите в это поверить. – Она вздохнула, печально опустив маленькие плечи. – Я не виню вас. Мне тоже трудно поверить.

– Почему? – удивился Мартин.

Она протянула руку и осторожно коснулась рукава его бархатного камзола.

– Потому что вы красивый, а я уродина, тощая и костлявая, а волосы у меня мышиного цвета. Я ушла наверх и пыталась причесаться, хотя бы немного, но все бесполезно.

Мартина невольно растрогало несчастное выражение ее лица.

– Нет, ты совершенно не права. Эта ленточка… очень тебе идет. И волосы у тебя не мышиного цвета, скорее похожи на корицу. А твоя худоба… я сам был костлявый в твоем возрасте, но вырос.

Возможно, было не совсем осмотрительно делать такое сравнение, как-то успокаивать ребенка и обнадеживать, что она его дочь. Но грусть в глазах девочки тронула его сердце. Когда после его слов она слабо улыбнулась, он заметил, что сам улыбается ей в ответ.

– Иногда мне хочется придумать какое-нибудь заклинание, чтобы поскорее вырасти и стать красивее. Но я не люблю магию. Она меня пугает.

Мартин посмотрел на нее с удивлением:

– А я думал, что ты собираешься стать грозной колдуньей и править Францией.

Мэг грустно покачала головой:

– Об этом мечтает мама, а не я. Я не хочу быть Серебряной розой.

– Кем бы ты хотела стать?

Она склонила голову набок:

– Красавицей, которая умеет танцевать и играть на лютне. Но именно теперь мне хочется кому-то принадлежать. Быть их маленькой девочкой.

Она посмотрела на него с такой надеждой, что Мартин сжался, зазвенев цепями.

– Хм, ты кое-кому принадлежишь. Твоей маме.

У ребенка искривилась нижняя губа.

– Нет. Я всего лишь ее Серебряная роза. Ее мечта. Ее тщеславная затея. Я никогда не была просто ребенком для нее.

Она робко взглянула на него из-под ресниц. Замечательно темные и густые, они красиво обрамляли ее зеленые глаза.

– Как долго я мечтала о вас, – произнесла она.

– Неужели?

– Мама не любит, когда я мечтаю наяву. Но я часто думала о том, кто мой папа, и воображала вас